Эдвард Радзинский - Мой лучший друг товарищ Сталин

• Название: Мой лучший друг товарищ Сталин
• Автор: Эдвард Радзинский
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-097086-5

Это рассказ человека, который провел всю жизнь рядом с Кобой-Сталиным. (Коба — герой грузинского романа «Отцеубийца» — партийная кличка Сталина).

Он начал писать свои «Записки» революционером и закончил в глубокой старости обломком исчезнувшей великой Атлантиды — страны по имени СССР. В них он пытается объяснить себя тогдашнего, который так легко убивал во имя Революции, и описать своего лучшего друга, законного сына нашей кровавой Революции — Иосифа Сталина.

Эти «Записки» — голос «России кровью умытой».

---

В 1918 году мы, как известно, заключили с немцами сепаратный Брестский мир, потеряв огромную территорию. Левые эсеры яростно возражали. Блюмкину его партия поручила убить немецкого посла Мирбаха и этим убийством взорвать позорный мир.

Правда, по появившимся впоследствии слухам, одновременно Блюмкин явился к Ленину. Ибо он уже не верил в эсеров. Он сообщил Ильичу о готовящемся убийстве посла и предложил интригу: большевики дадут ему возможность убить Мирбаха (который слишком много знал о связях большевиков с немцами), а после Блюмкин поднимет восстание эсеров, и большевики получат возможность разгромить их и изгнать из власти.

Все так и произошло. И вскоре после убийства Мирбаха, восстания эсеров и подавления этого восстания эсер Блюмкин… стал большевиком. Он был амнистирован, работал в Реввоенсовете и какое-то время являлся фактическим секретарем и охранником Троцкого. Троцкий обожал молодого Блюмкина, он сказал о нем: «У Революции должны быть молодые любовники».

После того как Троцкий перестал быть главой Реввоенсовета, Блюмкин вернулся к нам, на Лубянку. Работал в иностранном отделе, но в Москве не засиделся. Отправился паломником в Тибет, Афганистан и Индию. Потом присоединился к экспедиции Рериха в Гималаях (Рерих, конечно, не подозревал о месте работы Блюмкина). Задачей Блюмкина была организация революционного движения на Востоке — все та же мировая Революция. Именно в этих экспедициях он буквально заболел оккультными идеями. Вернувшись, попытался организовать на Лубянке секретный отдел для изучения «сил мозга». Это была первая наша разработка психотропного оружия…

Коба объявил все это шарлатанством… и одновременно выделил средства на его исследования!

В конце двадцатых Блюмкин стал главой всей нашей агентурной сети на Ближнем Востоке. Для финансирования и одновременно прикрытия своей работы он придумал фирму по торговле антикварными книгами. Фирма процветала и давала ему возможность легальных поездок по Палестине. Для нее ОГПУ конфисковывало старинные еврейские и арабские манускрипты по всему Союзу.

Эти книги сделали Блюмкина специалистом по каббале и позволяли ему все глубже погружаться в оккультные знания.

Блюмкин участвовал в создании нашего наградного знака «Почетный работник ВЧК-ГПУ». Знак был создан в 1922 году в честь пятилетия нашей организации. И только удостоенным этой награды было известно его мистическое значение.

Удостоился его и я…

Знак представлял собою овальный обруч из серебра (серебро — металл, связанный с Луною, символом всего тайного, секретного). Этот овал был перекрещен мечом с острием, направленным вниз (касанием меча, направленного вниз, масоны устанавливали магическую связь между братьями). На меч наложен наш герб — серп и молот, определявший главную нашу задачу — косить серпом и убивать молотом врагов. На весь знак в свою очередь наложена римская цифра V, покрытая красной эмалью. Она должна была читаться как «Пятилетие» и одновременно «Victory» — Победа. А красная эмаль — это огонь, пожар Мировой Революции, который мы взялись запалить.

Повторюсь, Блюмкин не мог без интриги, и интрига его в конце концов погубила. Возвращаясь на Родину через Стамбул, он не смог не встретиться с жившим на одном из Принцевых островов бывшим своим шефом — Троцким. Блюмкин предложил ему передать письма его прежним соратникам. Троцкий написал письмо самому язвительному и самому умному — Радеку. Хорошо зная Блюмкина, я уверен, что он, как всегда, затеял двойную интригу. С одной стороны, решил вновь войти в доверие к Троцкому, чтобы впоследствии иметь возможность его… ликвидировать! С другой, он, обожавший Троцкого, захотел послужить павшему Льву и попытаться оживить оппозицию. Полтора месяца он встречался с Троцким. И прежняя любовь окончательно победила. Как он заявил потом в показаниях, «личное обаяние (Троцкого), драматическая обстановка его жизни в Константинополе, информация, которую он мне дал при беседе, — все это подавило во мне дисциплинарные соображения, и я предоставил себя в его распоряжение».

Он составил для бывшего патрона записку о положении оппозиции в СССР и планы работы с оппозиционерами. Бедный Блюмкин слишком долго жил за границей и не понимал, что с оппозицией в СССР Коба навсегда покончил.

Вернувшись в Москву, Блюмкин тотчас передал письмо Радеку и приготовился ждать, когда Радек сообщит о содержании друзьям-оппозиционерам. Но Коба хорошо выучил прежних оппозиционеров. Не раскрывая письма, Радек отдал его Кобе и доложил о «курьере».

Думаю, к тому моменту Блюмкин уже проникся атмосферой и понял свой смертельный промах. Он заметался по Москве. Сначала попытался затаиться, лечь на дно. Но это было слишком скучно. Он встретился со своей прежней любовницей Лизой Р-г. Встреча была столь пылкой… что он рассказал ей о свиданиях с Троцким. И совершил тем самым очередную ошибку — он категорически не понимал новой страны. Увидев ужас на ее лице, спохватился, сказал, что решил покаяться перед ОГПУ и партией. Как было положено, Лиза немедленно сообщила моим начальникам Агранову и Москвину о любовнике, встречавшемся с Троцким. В ОГПУ разработали план ареста, в котором главное участие приняла конечно же «пылкая Лиза».

Во время ареста Блюмкин успел крикнуть ей: «Прощай, Лиза! Я знаю, меня предала ты».

Она лишь пожала плечами — давний работник Иностранного отдела Блюмкин обязан был понять все раньше…

Его отвезли на родную Лубянку. Он постарался умереть красиво. Перед расстрелом выкрикнул:

— Да здравствует мировая Революция! Да здравствует ее вождь товарищ Троцкий! — И запел Интернационал.

При обыске на квартире Блюмкина изъяли множество рукописей о работе мозга, тибетских монахах, оккультную литературу и его разработки.

Все эти книги и рукописи забрал Коба. Именно тогда он сообщил мне о малоизвестном, но «очень любопытном польском жидке». Он прочел о нем в бумагах Блюмкина, который состоял с ним в переписке.

Чудесный Вольф Мессинг

Так его звали. (Забавно, после снятия Москвина-Трилиссера нашим иностранным отделом короткое время руководил старый партиец по фамилии… Мессинг, кстати, тоже польский еврей. Излишне говорить, что в 1937 году заботливый Коба его расстрелял.)

Но «мой» Мессинг был его однофамилец.

Вольф Мессинг с легкостью читал мысли людей, как читают газету. Уже в двадцатые годы о нем пошла слава. С ним искали встречи и разговаривали величайшие люди века — Ганди, Эйнштейн, Фрейд… Мессинг иногда ездил по Риге на автомобиле… с завязанными глазами!

Коба, видимо, следил за удивительным магом. Во всяком случае, он оказался отлично осведомлен о всех его подвигах в те годы. И однажды сказал мне:

— Поезжай в Варшаву и разузнай подробнее про товарища. Вдруг он и есть Вечный жид, — прыснул в усы. — И если правда то, что о нем пишут в газетах, привези его к нам.

Перед поездкой я заново просмотрел всю иностранную печать. И нашел то, что так занимало Кобу. В 1937 году, выступая в одном из театров Варшавы, в присутствии тысяч людей этот Мессинг предсказал гибель Гитлера — в 1945 году.

Это предсказание перепечатали все европейские газеты. Гитлер тотчас оценил голову нового еврейского Нострадамуса в двести тысяч марок. Это меня обнадежило — значит, Мессинг должен был бояться за свою жизнь.

Мне очень повезло. Я приехал в Варшаву, когда произошло событие, о котором написали все польские газеты. У князя Чарторыйского пропала бриллиантовая брошь. По оценке ювелиров, она стоила не менее восьмисот тысяч злотых — сумма по тем временам фантастическая.

Но дело было даже не в цене. Как передавала сплетня, предок князя был другом императора Александра I и одновременно любовником красавицы императрицы (к которой наш царь был непонятно холоден). И брошь являлась ее подарком любовнику-князю.

Все попытки отыскать этот дар любви оказались безрезультатны. Никаких подозрений у князя Чарторыйского не было: чужой человек практически не мог пройти в хорошо охраняемый замок. В своей многочисленной прислуге князь был уверен — эти люди работали у него не один десяток лет и очень ценили свое место. Приглашенные частные детективы не смогли распутать дело.

И тогда, как написали газеты, князь вызвал в замок Вольфа Мессинга.

На это своеобразное представление князь пригласил нескольких друзей…

Одним из моих польских агентов был обедневший аристократ, аккуратно сообщавший мне обо всех намерениях правительства. (В Польше я исполнял свою обычную роль грузинского князя Д. И он понятия не имел, что работает на ненавистный СССР. Он был уверен что я, князь Д., организовал в Совдепии монархическое подполье и хочу знать о замыслах польских властей по отношению к большевикам.) Он являлся хорошим знакомым князя Чарторыйского. И я попросил его раздобыть для нас с ним приглашение на удивительное зрелище.