Денис Луженский - Тени Шаттенбурга

• Название: Тени Шаттенбурга
• Автор: Денис Луженский
• Жанр: Городская фантастика
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-098277-6

Шаттенбург – тихий городок. Кажется, кроме ежегодной осенней ярмарки, здесь никогда ничего не происходит. Но неожиданно убивают нескольких детей, и напуганные их страшной смертью жители взывают о помощи к императору. В Шаттенбург прибывают имперский посланник и монах-инквизитор. Сначала их больше заботит лояльность и чистота веры, но они вынуждены заняться расследованием: жуткие убийства продолжаются, и это – явно не дело рук человеческих.

---

– Не знал, что вы вернулись, Вернер.

Тесть стоял на нижних ступенях лестницы, держа в руке фонарь: пламя за закопченными стеклами металось, бросая неровные отблески на стены, на исчерченное морщинами лицо. Невысокий, на лысом черепе клочки седых, с желтизной волос, левое плечо выше правого, сам жилистый, сухощавый. Дублет серый от пыли, штаны темного сукна заправлены в запыленные же сапоги. На поясе, рядом с тощим кошелем, длинный, в полторы пяди, кинжал.

– Еще бы ты знал… Только вечером приехал. Видишь, даже одежду дорожную еще сменить не успел. Хотя, гляжу, ты вообще многого не знаешь. В городе такое творится, а ты жене под бок подкатился и жизни радуешься.

Ругер с трудом сдержал ухмылку: он уж и не помнил, когда с женой в последний раз… ну да ладно.

– И что же в городе творится такое, о чем я не знаю?

– А ты прислушайся, – сварливым голосом посоветовал тесть и распахнул окошко. – Давай-давай, зятек, навостри-ка уши.

В самом деле, со стороны Пекарской улицы доносились… крики?

– Вроде как кричат, – насупился бургомистр.

– Еще как кричат! Я такого крика не слышал с тех пор, как на Лейпцигской ярмарке у Плешивого Снорри из-под носа три телеги с товаром увели. Чего там только не было: и пряности, и сукно, и посуда…

– А кто горло-то дерет? – прервал тестя Ругер. – И что случилось?

– Да говорят, кто-то семью Мельсбахов порешил. Знаешь таких?

– Конечно, знаю. Карл Мельсбах, купец, жена Эдит. Но… убили? – Бургомистр выкатил глаза. – Как же так?! Там ведь и дети! Сын, дочка…

– Уже нет, – равнодушно сказал тесть. – Хотя… дочка вроде жива. Ну да не суть. Этот Мельсбах все равно сроду прилично не торговал, а пару раз даже цену мне сбил, мерзавец. Слушай сюда, зятек…

– А?

– Говорю, чего сопли развесил? Некогда слезы лить, да и было бы о ком…

– Мне надо туда… – Ругер хотел было позвать слугу, чтобы подал тапперт и башмаки, но Вернер положил ему руку на плечо.

– Не надо. Скоро сами придут, за указаниями. А они у тебя есть, указания?

– Э-э… – Мысли метались, как летним вечером бабочки возле лампы.

– «Э-э», – передразнил его Вернер. – Вот то-то и оно. Ну да ладно, затем я и пришел, чтобы совет дать. Пойдем-ка в кухню, угостишь старика с дороги. А то, веришь, как приехал, так даже куска перехватить не успел.

В кухне, брякнув на стол фонарь, гость полез в шкаф, вытащил бутылку сильванера[49], чуть заветрившуюся кровяную колбасу, буханку ржаного хлеба и миску с остатками заливного из свинячьих хвостиков. Понюхал, скривился, поставил заливное обратно.

– Гадость какая. Дай-ка нож.

Он откромсал солидный кусок колбасы, шлепнул на ломоть хлеба, набулькал вина в оловянный кубок.

– Жена-то где? Тоже дрыхнет? Да, это она мастерица – жрать, спать да наряжаться. Что она, что братец ее – два полена, – Вернер откусил от бутерброда, прожевал, запил вином. – Ну так вот, зятек. Слышал я, в городе сейчас какой-то барон с целой кодлой, да еще инквизитор. Почитай, дюжина мечей, не считая императорских да папских грамот. Так?

– Так.

– И?…

– Что «и»? Барон приходные книги смотрит, инквизитор проповеди читает – говорит, приехал сюда чудовище укрощать.

– Ладно, ты мне про то чудище не рассказывай, слыхал я. Книги смотрят да проповеди читают, значит. Вот оно как… – Тесть снова хлебнул вина, почесал нос, глядя куда-то сквозь Ругера. – Дело-то дрянь, зятек. Думаешь, они и впрямь сюда заявились чудище лесное воевать?

– Да все я понимаю…

– Все, да не все. Бог с ним, с инквизитором, но вот барон, да еще такой, что в книгах приходных разбирается, он поопасней лесного чудовища. Ясно же, что неспроста приехал. Вот я и думаю…

– Что?

Вернер внимательно посмотрел в глаза бургомистру:

– Ты мне скажи: что с ярмаркой-то будет? Неделя с небольшим всего и осталась, купцы прибывают, а не выйдет ли так, что зря приехали? Со дня на день разговоры пойдут. А если товар не сбудут да новый не купят – нас потом так ославят, что сюда лет пять никто торговать не приедет. И что тогда с городом станет? Только из ямы выбрались, и что – добро пожаловать обратно, в самую жижу? Чуешь, куда ветер дует, зятек?

– И как же быть?

– Как же быть… – скривился купец. – А то не понимаешь! Тебе надо показать, что ты в городе главный. Понял? Не заезжий барон, чтоб ему пусто было, не инквизитор, а ты.

– Но ведь…

– Страшно, а? Страшно, зятек? – Вернер отшвырнул недоеденный кусок и, запрокинув голову, допил вино: острый кадык дергался на тощей стариковской шее. – Ох, что ж вы, молодые, за племя-то такое, жидкие коленки! Сам суди – тебя б давно в холодную законопатили, коли за тобой грешки бы имелись. А ведь их нету, грешков-то, я прав? Монету ты не портишь, с людьми опасными не связываешься, налоги исправно город платит… – Купец вдруг пристально посмотрел на зятя. – Или…

– Да правы, правы, – мрачно кивнул Ругер. – Какие уж там грешки? Все для города.

«Ну Эльза не в счет, не про нее речь».

– Ну вот. А коли так, то тебе сам Бог велел по-хозяйски себя вести. Скажи им – и барону, и инквизитору особенно, – чтоб они в это дело не совались. Тебе, пойми, важно не только перед ними, но прежде перед горожанами себя показать, чтобы видели люди: ты не отсиживаешься за чужими спинами. Кто должен с такими происшествиями разбираться?

– Кто-кто… стража городская.

– Вот пусть она и разбирается. А то зря, что ли, эти захребетники по дюжине грошей в день гребут да еще на полном довольствии у города? Так что пусть сержант… как его там?

– Ван Зваан…

– Во-во. Пусть отдувается, порастрясет жиры свои. Морду наел, а толку никакого: уже целыми семьями в городе режут. Так и говори гостям столичным: мол, случилось все в пределах стены городской, значит, дело это городское, сами и разберемся. Понял?

– Понял, – кивнул Ругер. – Только согласятся ли барон и инквизитор?

– А ты сделай так, чтобы согласились. Поставь перед фактом. Убеди. Да запугай, в конце концов!

Фон Глассбах раскрыл было рот, но тут со двора послышались взволнованные возгласы и крики.

– О, вот и людишки припожаловали! – Вернер подхватил со стола фонарь. – Ну-ка, зятек, не оплошай!

Он буквально вытолкал Ругера на крыльцо: тот даже опомниться не успел, как оказался снаружи, только дверь за спиной хлопнула. Хорошо хоть Юрген успел плащ на плечи накинуть, а то было бы позорище – перед всем городом в исподнем отсвечивать.

Двор оказался запружен народом: всклокоченные со сна головы, широко распахнутые глаза, а в них вся гамма чувств и эмоций – ярость, недоверие, тревога… Но гуще всего страх – его печать легла на лицо каждого мужчины и каждой женщины, его тень, словно туча, нависла над толпой.

Фон Глассбах обвел взглядом живое колышущееся море – многие стояли с факелами, сжимали колья и топоры. Его продрало морозом по спине: ни дать ни взять мятеж, сполох, что бывает порой, когда вскидываются мирные прежде люди, и вчерашние благообразные отцы семейств готовы идти по колено в крови. Но нет, горожане не собирались волочь его с разбитой головою на площадь, чтобы там вздернуть на сколоченную наспех виселицу. Наоборот – смотрели на него с надеждой. И молчали. Бургомистр тоже молчал, спазм ледяной клешней сжал горло.

– Да что ж это такое творится-то! – раздался вдруг крик из толпы. – Честных христиан в своем же доме губят, ровно котят слепых!

И в тот же миг толпу словно прорвало:

– Истинный Бог, своими глазами видел: всех сгубили, одна девчушка-от и уцелела!

– Куда стража-то смотрит!

– Ужели защитить некому, оборонить нас?!

– Тихо! – справился, наконец, с собой Ругер. – Тихо, я говорю!

Толпа смолкла.

– Вот что я скажу вам, – голос креп с каждым словом. – Я обещаю, что в самом скором времени злоумышленник будет найден. Пострадали наши добрые горожане, и мы этого не спустим: душегуба ждет возмездие, чего бы это ни стоило. Стража уже этой ночью начнет поиски, а ради всеобщего спокойствия я прошу, чтобы все члены городского стрелкового общества держали наготове свои арбалеты, – помощь этих надежных мужей может понадобиться в любой момент. Да и цеховые помогут, и гильдейские, прав я?

– Поможем! – крикнул Отто Дункле, тридцатилетний здоровяк-плотогон, вздымая над головой огромный багор на толстенном трехметровом древке: массивный отточенный крюк жутко блеснул в рыжем свете факелов.

Толпа отозвалась одобрительным гулом: среди горожан и впрямь были три десятка арбалетчиков, что каждое воскресенье на радость зевакам упражнялись в стрельбе на задах одного из складов Речной улицы, и они вполне могли оказать страже серьезную помощь. Полсотни цеховиков с копьями и кистенями тоже не будут лишними. А уж Отто и вовсе пятерых стоит.

И каждому, кто сейчас стоял во дворе, вдруг стало легче: каждый поверил, что он не одинок, и другие, случись беда, придут на помощь, а не станут отсиживаться за запертыми дверями. Конечно, на самом-то деле в трудный час выйдут из домов лишь немногие, но сейчас каждый думал, что уж он-то не подведет. Тень страха, висевшая над людьми грозовой тучей, отступила. Пусть и ненадолго.