Сергей Арбенин - Собачий род

• Название: Собачий род
• Автор: Сергей Арбенин
• Жанр: Ужасы и Мистика

"Собачий род" — новая редакция романа "Собачий бог" Сергея Арбенина (Смирнова).

На окраине сибирского городка происходят загадочные убийства. Растерзанные тела находят в переулках, на свалках. Власти устраивают массовый отлов бродячих собак и отстрел волков…

О местном краеведе ходят нехорошие слухи. Все, кто входит в его дом, бесследно исчезают. Старик не топит печь, лежит в пустой холодной комнате, в которой нет никакой мебели кроме лежанки и белой шкуры на полу…

Больного и старого пса Тарзана хозяева увозят из дома и бросают в лесу. Но пес должен вернуться и спасти свою Маленькую Хозяйку. Он знает, что рядом с ней, среди синих сугробов, растет Нечто, что грозит всему живому.

Это Нечто чувствует и студент, снимающий комнату в деревянном доме неподалеку. Студент, который в лунные ночи способен превращаться в собаку…

---

На душе у Стёпки было светло и радостно. И небо, отзываясь на Стёпкину радость, тоже посветлело, облака поредели, мелькнул солнечный луч, и внезапно все вокруг заиграло, заискрилось невыносимым счастливым светом.

Какое доброе оно, солнце. Но думать о солнце и его доброте было некогда. Стёпка спешил.

Он вспомнил Катьку, испытав легкое беспокойство. "Как бы не подохла, однако!", — подумал он.

И снова прибавил шагу, хотя прибавлять было уже некуда. Скоро кончится лес, откроется заболоченная равнина, за ней — ещё лес, уже родной, исхоженный вдоль и поперёк, в котором каждое дерево было ему знакомо, и в каждом жила родная, зовущая его, Стёпку, душа.

Он добежал до равнины. И по инерции сделал ещё несколько скользящих шагов. И встал прямо, даже слегка откинувшись назад. Кажется, упал бы, — да лыжи мешали.

Прямо у него на пути, на белом-белом снегу лежал — ещё белее снега, — громадный зверь.

Он смотрел мимо Стёпки, куда-то в лес, а может быть, на облака над лесом. Стёпка тоже невольно оглянулся. Не заметил ничего странного, и снова повернулся к зверю.

Но зверя уже не было.

Стёпка набрал в рукавицы жёсткого снега, потёр глаза-щёлки. Сморгнул, стряхнул лишний снег.

Никого не было вокруг. На много дней пути вокруг — ни единого человека, да и зверь попрятался, притаился, или ушёл к верховьям, в сторону Страны Великого Энка.

Стёпка снова пошёл вперёд, но замедлил шаг, зорко всматриваясь в каждую впадину, ямку в снегу.

Волчица не оставила следов.

И что бы это значило? — ломал голову Стёпка до самой окраины своего, обжитого леса. Душа чья-то приходила, однако. Для чего-то вышла на свет, легла поперёк пути. Хотела что-то передать Стёпке, однако.

Стёпка вспомнил Тарзана, его внезапное появление в этих Богом забытых местах. И ему стало нехорошо. "Плохо, видно, сейчас псу, однако. Или подох, или помощи просит. Чем помогу?"

Радость его сразу улетучилась, и Стёпка продолжил путь в угрюмом раздумье.

* * *

Черемошники

Уже второе побоище в цыганском доме привело к тому, что цыган попросили пожить пока у родни, а в доме расположилась засада спецназа.

Остатки изрешечённых пулями шкур, пожравших трупы, увезли криминалисты, и, по слухам, отправили в Москву.

А может и не отправили: Москва до сих пор пребывала в полной уверенности, что в Томске произошла локальная вспышка бешенства, и предпринятые меры — карантин, массовые обязательные прививки антирабической вакцины, отлов бродячих животных, — дали положительные результаты.

Так что, невесело думал Бракин, скорее всего все вещдоки сейчас где-нибудь под надёжной охраной, и родственники ничего не знают о погибших, тщетно обивая пороги прокуратуры и прочих органов, и посылая слёзные послания президенту Борису Николаевичу.

Борис Николаевич, должно быть, плакал, читая их, но мужественно утирал слезу. Он знал: великие реформы всегда требуют великих жертв.

В доме Коростылёва тоже прятались вооруженные люди. И Бракин, встречая на улице незнакомого человека, невольно думал, что это не просто прохожий.

Рупь-Пятнадцать пропал. Дня три его не было видно, а потом, в лютый мороз, ночью, — вдруг появился. Пробрался во двор Ежихи, поднялся по лестнице и поскрёбся в дверь, как собака.

Бракин уже собирался спать, ворошил уголья в печи, — ждал, когда прогорят, чтобы закрыть заслонку дымохода.

Рыжая залаяла, а Бракин громко сказал:

— Входите!

Дверь, тяжко присев, приоткрылась, из темноты выглянуло знакомое закопчённое лицо в драной шапке.

— Ух ты! Гляди, Рыжик, да к нам гости! — сказал Бракин. — Входи, а то холод в дом идёт!

Рупь-Пятнадцать прошёл в комнату, аккуратно прикрыв дверь, сел боком на краешек табуретки.

— Ты где пропадал? — спросил Бракин.

— Дык… — невесело проговорил Рупь-Пятнадцать. — Облаву, вроде, не только на собак и волков объявили, — на людей тоже. Когда труп этого, начальника, утащили, устроили мне допрос. И — в бомжатник сунули. Насилу оттуда вырвался: а то мыться заставили хлоркой, всё вшей искали. А у меня вшей отродясь не бывало. Дохнут они почему-то на мне.

Он вздохнул.

— И где же ты сейчас обитаешь? — спросил Бракин.

Рупь-Пятнадцать сделал хитрое лицо.

— У цыган.

— Ну да? Там же в каждом сарае спецназовцы сидят!

— А подземные ходы на что? — Рупь-Пятнадцать даже приосанился, сказал хвастливо: — Я эти подземелья хорошо изучил. Там и продукты есть, и вода. Только холодно очень, а костёр разводить боязно: дым пойдет из щелей, догадаются.

— Молодец! Правильно сообразил, — одобрил Бракин. — Ну, сиди, грейся.

Подумал, догадался:

— Тебе, наверно, для сугреву водка нужна?

Рупь-Пятнадцать покачал головой.

— Там, в подземелье, спирта — хоть залейся.

— Чего же ты им не греешься?

— Спиртом долго греться нельзя. Уснёшь — и не проснёшься, — наставительно сказал Рупь-Пятнадцать.

Бракин развел руками.

— Ну, тогда не знаю, как тебе помочь. Тебя же увидят на улице — и если сразу не пристрелят, как оборотня, так точно в кутузку заметут.

Рупь-Пятнадцать помолчал, напряжённо морща лоб. Наконец признался:

— Скучно мне там одному.

Бракин внимательно посмотрел на него, что-то решая про себя. Потом неожиданно спросил:

— А как ты вылез?

— Дак через гараж! Они, спецназовцы эти, только про один ход знают, где горело. В другие спускались через подполье или через люк в сарае. А я в это время в гараже сидел. Ну, не в этом, который на переулке стоит, а в дальнем, заброшенном. Я давно тот выход знаю: вместе с Алёшкой его устраивали. Там стена не бетонная — доски. Так я эти доски отодрал и ход прокопал, метра три. Давно, летом ещё. И прямо в гараж. Мотоцикл там старый с коляской. Ну, и рухлядь всякая. А запор — так себе, на честном слове держится. Алёшка замок поставил сквозной, с двух сторон открывается. Он тем ходом, бывало, к бабам бегал, чтоб отец не узнал. У них же нравы были строгие. А ключ я сам сделал.

— Ладно, понятно, — сказал Бракин. — Я этот гараж, кажется, знаю. Он как раз в углу усадьбы, а за ним — заколоченный дом. Кстати, чего ты в этом доме не живёшь?

— А боюсь. Он же на продажу выставлен, соседи за ним приглядывают. Заметят, гадство, донесут, — и опять повяжут.

Он посидел, криво усмехнулся. Бракин понял, что Рупь-Пятнадцать чего-то не договаривает. То ли боится кого?

Бракин налил свежезаваренного чаю в треснувшую "гостевую" кружку, щедро насыпал сахару.

— На, грейся.

Бомж с благодарностью принял чашку. Видно, чайком он был неизбалован. От первых же глотков его прошиб пот, он снял шапку с вымытых светлых волос.

Допил. Покосился на Бракина и сказал:

— Я тебе верю. Поэтому тебе, если хочешь, всё расскажу.

Он сделал паузу, смешно морща лоб.

— Страшно мне там, в подземелье. Гости там начали появляться.

— Кто? — спросил Бракин и пригладил усики.

— Гости… Ты не поверишь — Коростылёв.

Бракин подался вперёд:

— А ты его откуда знаешь?

— Ну… Я ж тут давно живу, на переулке многих знаю, а уж этого трудно не узнать.

Бракин вспомнил белое бритое лицо с глубокими складками морщин от ноздрей до подбородка, разбитое стекло в очках…

— Это точно, — проговорил он. — Такого трудно не узнать.

— Ну вот, — Рупь-Пятнадцать подвинулся ближе. — Только он не один. Ещё появляется — не поверишь, — белый волк!

— Волчица, — машинально поправил Бракин и добавил: — Почему не поверю? Очень даже поверю.

Рупь-Пятнадцать уставился на него и молчал несколько секунд.

— Дак ты знаешь?

— Пришел волк — весь народ умолк… Пословица есть такая, — сказал Бракин. — А про эту волчицу больше всех Рыжик знает. Если бы она говорить умела, — многое бы про неё рассказала, — Бракин кивнул на дремавшую собачку, которая, не открывая глаз, только повела острым лисьим ухом.

Рупь-Пятнадцать не понял, поглядел на собаку.

— Ну, так что дальше? — спросил Бракин. — Появляются они там, и что делают?

— А не знаю! — в сердцах ответил Рупь-Пятнадцать. — Прячусь я, как их увижу. Мельком только и видел. Проходят по подземелью, и исчезают. Я думаю, — тут он вовсе перешёл на шёпот, — что они мой запах уже знают. Знают, что я там. Но я им не нужен. Я, чуть тень замечу, — а у меня там комнатка, закуток такой оборудован, коптилка горит, — так бегом в гараж. И сижу, пока не околею. Потом загляну внутрь — тихо. Никого. Я уж в гараж одёжи натаскал. Но тут морозы вдарили, — ничего не спасает. А костерок не разложишь, — сам понимаешь, дым повалит.

Рупь-Пятнадцать уныло вздохнул и повесил нос.

Бракин спросил серьёзным голосом:

— Знаешь дом, где жил Коростылёв?

— Как не знать! Проклятое место.

— Вот именно. Оттуда вся зараза и пошла.