Сергей Высоцкий - Среда обитания

• Название: Среда обитания
• Автор: Сергей Высоцкий
• Жанр: Детектив

---

Вернулись Новицкий и Прохор Савельевич, Корнилов спросил у сторожа:

- В последнее время никто к вашей церкви не проявлял интереса?

- Было. Нынче прямо поветрие какое-то. По домам шастают, у старух иконы торгуют. Тьфу, проклятые! - Он зло сплюнул. - И ко мне наведываются. Покойника-то я не припомню. Не видал. А разные другие заходили. "Открой, Савельич, храм, дай поглядеть, нет ли чего интересного!"

- Показывали?

- Если серьезные люди - показывал. Чего не показать? А шантрапе от ворот поворот. Эти все на рубли норовят мерять.

- А из серьезных что за люди приходили?

- Из города приезжали. Художник один со студентами. Лихачев фамилия.

- Юрий Никитич! - сказал Новицкий. - Знаю, знаю. В Репинском институте руководит мастерской портрета. Хороший художник.

- Обстоятельный гражданин, - подтвердил сторож. - Я им все показал. Один ученый еще был, запамятовал фамилию. В позапрошлом годе раза два Михаил Игнатьевич захаживал. Дачник орлинский. Теперь большой начальник по строительству стал. Не приезжает боле. А раньше у Маруси Анчушкиной избу снимал несколько лет подряд.

- Михаил Игнатьевич? - насторожился подполковник. - Михаил Игнатьевич... - Это имя ему было знакомо. - А фамилию его не помните?

Баланин покачал головой:

- Нет. Прямо напасть какая-то! Нету памяти у меня на фамилии. Имена всю жисть помню, а фамилия для меня ровно пустой звук.

- Застанем мы эту Марусю, если сейчас подъедем?

- Ее в любое время застанешь. Вроде меня калека. Хромоножка. Весь день на огороде торчит.

Фамилия Марусиного дачника была Новорусский.

- Интересный дед Прохор Савельич, - рассказывал Новицкий, когда они возвращались в Ленинград. - На вид-то совсем простяга, а умница. Льва Николаевича Толстого всего прочитал. И ведь с чего начал? Со статей. Я, Игорь Васильевич, честно признаюсь, больше двух страниц толстовских богоискательств прочесть не могу. А старик одолел. Потом и за прозу взялся. Он сам-то верующий. И решил проверить, в чем у Льва Николаевича с верой разлад вышел...

Корнилов вполуха слушал Новицкого, а сам думал о Новорусском. Что это? Простое совпадение? В клиентах у Барабанщикова состоял, "Волгу" имеет, к Прохору Савельичу в церковь наведывался, иконами поинтересоваться. Правда, два года назад. Ну и что? Он вполне мог хаусмайору рассказать об этих иконках. Не специально наводить, а так, между прочим. Помянул как-нибудь в разговоре, а хаусмайор намотал себе на ус. Потом бы Аристарху Антоновичу втридорога сбагрил. "Это все мелочи, мелочи, - останавливал себя подполковник. - Настоящий преступник никогда часто не мелькает, не засвечивается. Да и потом человек все-таки заметный, управляющий трестом. Чего у него общего с этим жульем? Общее-то, пожалуй, есть, - остановил себя Игорь Васильевич, - доставала общий, темная личность, спекулянт. Коготок увяз..."

... - У него дома в шкафу довоенное собрание сочинений Толстого стоит, все девяносто томов. Представляешь? - Николай Николаевич осекся и с укором сказал: - Да ты никак спишь, милиционер? А я распинаюсь...

- Не сплю, Николай Николаевич, - улыбнулся Корнилов. - Слушаю тебя внимательно.

- Слушаешь! - недовольно проворчал Новицкий. - Я тебе про такого интересного старикана рассказываю, а ты... Спит, окаянный. Ну о чем я сейчас говорил?

- Про Толстого.

- Про какого Толстого? Про Льва, Федора, Алексея Николаевича или Алексея Константиновича?

- Про Константиновича, - схитрил Корнилов.

- Ладно, суду все ясно; зуб золотой, сапоги "Джимм" - два года! Продолжай спать.

- Это откуда ты про сапоги "Джимм" знаешь?

- Тебе не понять! Ты никогда шпаной не был.

- А ты был?

- Был. Василеостровским шпаненком. А стал знаменитым художником.

Встречаясь друг с другом, они любили вот так попикироваться, поддразнить друг друга, скрывая за этим грубоватым поддразниванием искреннюю теплоту отношений.

- Честно говоря, я Алексея Константиновича больше всех из Толстых люблю, - сказал Новицкий. - Понимаю, Лев Николаевич - титан, глыба, но чувству не прикажешь... Алексею же Константиновичу я одного только простить не могу - как это он написал про Россию: "Страна у нас богатая, порядку только нет"?

- Что, разве неправильно?

- В том-то и дело, что неправильно! Ведь не об этом порядке в летописи шла речь! - серьезно сказал Новицкий. - Когда князь Гостомысл умер, порядка в наследовании не было. Сыновей у него не было! Вот и обратились к славянским князьям с острова Рюген, которые были женаты на Гостомысловых дочках, - приходите княжить, страна у нас богатая, а наследовать престол некому. А вы, дескать, Гостомыслу родня, раз на его дочерях женаты. Интересно?

- Интересно, - согласился подполковник. - Это ты сам придумал или прочитал где?

- Прочитал. Ты что ж думаешь, я только холсты мажу да водку пью?

Корнилов знал, что Новицкий пил мало. Ссылался на язву, но Игорь Васильевич подозревал, что это просто удобный повод лишний раз отказаться от выпивки. Он и сам при случае ссылался на больные почки.

- Ты, кстати, этюды собирался писать, - спросил он.

- Я портрет Баланина сделал. Пастелью. Ему и подарил. Характерный дед. Я к нему на неделю скоро приеду.

"Эх, - подумал Игорь Васильевич, - счастливый человек. Понравилось ему у старика, приедет на неделю. Рыбу половит, этюдами займется. Да и грибы, наверное, пошли. А мне - утречком к девяти, а когда домой, никто не знает. - И он снова подумал о Новорусском: - Жаль, что я не видел его. Трудно рассуждать о действиях человека, ни разу не посмотрев ему в глаза. Как только это сделать потактичнее?"

- Игорь Васильевич, а как зовут этого горе-коллекционера икон? спросил вдруг Новицкий.

- Аристарх Антонович Платонов.

- Аристарх, Аристарх... - задумчиво повторил Новицкий. - Редкое имя. И красивое. Я знаю несколько серьезных коллекционеров, но про Аристарха не слыхал. И что, у него хорошая коллекция?

- Иконами вся квартира увешана, а хорошая или нет - какой я ценитель!

- Это ты брось! Каждый человек с мало-мальски развитым художественным вкусом отличит подделку от произведения искусства.

- И милиционер? - хитро усмехнулся Игорь Васильевич, но художник не заметил его усмешки и сказал серьезно:

- В вашем министерстве даже студия художественная есть. Я года три назад на выставке побывал - очень неплохие работы видел. Молодцы милиционеры. - Он задумался на мгновение и тут же, словно вспомнив о давно мучившем его вопросе, спросил:

- Послушай, Игорь Васильевич, а как же так получается - этот Аристарх, ценитель прекрасного - и вдруг в чужой дом залез?

- Об этом тебя бы следовало спросить.

- Нет, правда. Кажется, взаимоисключающие начала: тяга к прекрасному и безнравственные поступки?!

- Если бы знать, на чем основана эта тяга к прекрасному, - задумчиво сказал подполковник. - А то ведь и так бывает - один гонится за модой его тщеславие одолело, другой решил, что так удобнее свои капиталы прирастить, третий вообще "коллекционирует" все, что плохо лежит. А еще скажу я тебе, Николай Николаевич, ты только не осуждай меня за примитивизм, эстетическое развитие не может восполнить пробелы в нравственном воспитании. А у нас часто пытаются одно другим подменить. Художественная самодеятельность, кружки по интересам. Каких только студий для молодежи не организуют и считают, что этого достаточно, чтобы выросли хорошие, честные люди. Нет, дорогой товарищ художник. Этого мало. Помнишь автомобильное дело? Один из участников шайки был мастер спорта. А девица... - как ее звали?! - Он на секунду задумался. - Лаврова! Помогала фальшивые документы готовить. А в свободное время пела в ансамбле.

- Это ж капля в море! Единицы!

- Я и не говорю, что таких людей много. Но есть! Несколько лет назад обокрали музыкальный магазин в пригороде. Так ворами оказались подростки из самодеятельного джаза при Доме культуры. - Корнилов покосился на Николая Николаевича и спросил: - Что молчишь? Не нравится тебе моя доморощенная теория? Ну вот. И начальству моему не нравится. Говорят, что я недооцениваю роль эстетического воспитания в формировании коммунистической нравственности. А откуда возьмется эта нравственность, если парня дома не воспитали? С самого раннего детства. Если он в школе слышит одно, а дома другое. А еще хуже - когда слышит одно, а видит другое. Отец ему говорит - воровать нельзя, а сам по вечерам собирает цветной телевизор из ворованных деталей. - Он в сердцах хлопнул кулаком по колену. - Ладно! Разговорился я.

- Да уж, редкий случай, - засмеялся Новицкий. - Из тебя обычно слова клещами не вытянешь. Значит, по-твоему, этого Аристарха в детстве плохо воспитывали?

- Все сложнее, все сложнее, - сказал Корнилов, отрешенно вглядываясь в раскинувшееся вдоль дороги поле с голубой каймою леса на горизонте. Два трактора пахали землю. В огороде у одинокого домика девочка в красном платье жгла картофельную ботву. Неожиданно подполковник повернулся к Новицкому. - Знаешь, мне о человеке много говорят детали. Не слова, не характеристики. Не лицо, хотя я считаю, что в теории Ломброзо много верного. А вот незначительная деталь может вдруг открыть самое сокровенное в человеке. Самое характерное, самое глубинное. Особенно, если человек в это время наедине сам с собой. Возьмем того же Платонова. Мне наш инспектор рассказал. Когда Аристарх залез в дом к Барабанщикову, снял со стены и положил в "дипломат" иконы, то огляделся, открыл бар, выпил стакан коньяка. Лежали в баре сигареты американские. Он и эти сигареты взял. Есть за этим характер?