Александра Свида - Паника в Борках

• Название: Паника в Борках
• Автор: Александра Свида
• Издательство: Salamandra P.V.V.
• Жанр: Детективная фантастика
• Год: 2016

В подмосковской дачной местности ширятся слухи о нежити. С таинственным медиумом Прайсом соперничает международная шайка преступников. Взрыв кареты новобрачных, гибель богатого фабриканта и опереточной дивы ставят сыщиков в тупик. Параллельно разворачивается кровавая сага миллионера-убийцы и череда вампирических нападений.

Захватывающий фантастический детектив А. Свиды — вторая часть дилогии об агенте уголовного сыска Зенине и расследовании, ставшем делом его жизни. Роман вышел в свет в начале 1930-х гг. и переиздается впервые.

Книга А. Свиды продолжает в серии «Polaris» ряд публикаций фантастических и приключенческий произведений писателей русской эмиграции и новую подборку «Русский оккультный роман».

---

Раздалась нескладная песня двух пьяных голосов, и на дорожку вышла в обнимку милая парочка.

Рыжий мужичонка лихо заломил на ухо видавший виды гречневик, холщевая рубаха с кумачными ластовицами широко распахнута в вороте, пояс отсутствовал. Набойчатые штаны съехали на бедра и только чудом удерживались от окончательного падения; грязные ноги писали вензеля. Дама одета по-городскому. На ногах подобие ботинок со сбитыми на сторону каблуками и пить просящим носком. Подол грязной юбки представлял из себя бахрому. Пуговицы у яркой желтой кофточки оборвались и обнажили давно не мытые шею и грудь и грязное рваное белье. Правый глаз у нее запух и закрылся; под левым синел здоровый фонарь. Всклокоченные волосы и рот, растянутый в пьяную улыбку, дополняли картину ее наружности.

— Принимайсь, Матрена, за работу, — распорядился Митька, толкая свою даму по направлению бабьей артели.

Та взялась было за грабли, но вместо работы оперлась на них и затянула:

«Распроклятую судьбу До могилы я несу Бедная….»

— Тишей ты! — подтолкнула ее соседка. — Видишь, немец на крыльце стоит — злой, страсть!

Рабочие в парке обвязали огромное бревно веревками, взялись за концы и, понатужившись, дружно затянули:

«Мы хозяина уважим,
Через…»

— Легче, черти, — закричал, бросаясь в ту сторону, подрядчик.

«Эй, дубинушка, ухнем,
Эй, зеленая, сама пойдет.
Подернем, подернем,
Да у-ух-нем!»

— поправились тотчас же рабочие.

Митька стянул с головы гречневик, подтянул сползавшие штаны и, стараясь удержать равновесие, поклонился немцу.

— Вот, значит, и мы в вашей милости, — пьяно ухмыльнулся парень.

— Пшоль вон, пьяни руськи свинь!

— Дак ты еще ругатца?! — напялил обратно свой гречневик Митька. — Нет, брат, шалишь! Мы, значит, честно, благородно, а он, слышь: русская свинья. Да если я русская свинья, так ты значит, немецкий боров. Ишь, надулся пузырь — шире мал-меня нету. Да хошь, я тебя в бараний рог согну? Аж пузо твое лопнет!

— Тише, Митюха, тише, — кинулся к нему Тихонов. — Ну, выпил, — дело житейское. Иди теперь с Богом, выспись, а поточ на работу пришел бы…

— Я не хотель его работ. Мой штрафоваль его пьяниц и выгнал вон!

Этого уже не могла стерпеть Митькина душа; из его уст полилась ругань такая отборная, что ни писать, ни прочитать невозможно.

Немец визжал и метался, как зарезанный, крича что-то на родном языке.

Тихонов старался унять Митьку, который не шутя осерчал на ненавистного немца и в свою очередь кричал:

— Нет, погоди. Я те сверну салазки. Ишь распух на ра-сейских хлебах. Много вас тут понаехало, такой-сякой материн сын… — завернул он крепкое словцо.

Но тут освирепевший немец схватил его за воротник рубахи и с такой силой поддал ему коленом, что бедный Митю-ха кубарем полетел за ворота и шлепнулся в песочную пыль дороги.

Разгневанный, красный, как рак, Карл Карлович вернулся в свою временную контору и попробовал охладить пивом расходившиеся нервы.

Но сегодня у него особенно незадачливый день; ни минуты не дают покою; в двух шагах от окна вдруг завыла Матрена:

«Дышала ночь в остроге слабострастья…»

И тут же старая, хриплая шарманка закашляла, захрипела вальс «Дунайские волны».

— О, mein Gott, о, mein lieber Gott! — воздел руки к небу совершенно убитый Карл Карлович. — Что за варварский стран, что за обыщай, что за люди!

— Ру-ру-ру-ру! — хрипло залаял автомобиль, мягко шурша по песку аллеи.

— Вставай, дурной, — закричали рабочие на Митьку.

Тот приподнялся, сел среди дороги и упрямо-глупо уставился на медленно подъезжавший автомобиль.

При падении далеко отлетел его гречневик и растрепавшиеся волосы торчали дыбом вокруг пьяного измазанного лица; глаза сверкали не то пьяным озорством, не то озлоблением, перешедшим с немца на всех и вся.

— Ты что урчишь, черт глазастый, — выругал он дающего непрерывные сигналы с еле ползущей машины шофера, — ты думаешь, забоялся? Держи карман шире! Да я отродясь никого не боялся; с. ть я хотел на твою дурацкую машину. Съезжай в сторону, если я тебе мешаю. Меня, брат, пьяного наш барин на тройке коней объезжал, а не то, что твой дурацкий ящик. Ну-ка, попробуй, задави. Нет, брат, дудочки, наотвечаешься!

— Что случилось? — постучала в разделяющее ее от шофера стекло сидящая в автомобиле дама.

— Ничего особенного, ваше сиятельство. Какой-то пьяный мужик сидит посреди дороги и не слушается сигналов!

— О, тогда я лучше выйду. Мне бы не хотелось причинить ему вред. Вы говорите, он пьяный; значит, не понимает, что делает!

Митька неожиданно для себя и для других вдруг подпер ладонью голову и, заливаясь пьяными слезами, затянул заунывную:

«Не белы снеги во поле расстилалися».

— Боже мой, он ненормальный!

— Послушайте, кто-нибудь, — раздался громкий мелодичный голос, — позовите сюда Карла Карловича!

Ближайший рабочий бросился исполнять приказание.

Тихонов, как прикованный, стоял в десяти шагах и с удивлением глядел на невиданную красавицу.

В купе сидела дама лет тридцати двух-трех; матово - бледное лицо окружали пышные кудри золотом отливающих волос; из-под дуг бровей, полузакрытые черными ресницами, загадочно сияли огромные сапфировые очи. Изящно очерченный нос заканчивался нервными ноздрями, а ярко-алый маленький рот имел безукоризненные очертания; под легким шелковым манто угадывалось стройное сложение.

По аллее сада трусцой бежал к автомобилю потерявший всякую важность осанки, недавно столь грозный немец.

После недолгого разговора с управляющим красавица-графиня, оказавшаяся хозяйкой ремонтируемой дачи, уехала. Митька, провожавший глазами удалявшийся автомобиль, вдруг сорвался.

Казалось, что половина хмеля у него выскочила; бежит быстро и ровно прямо в контору.

— Ну, быть беде. На Митьку накатило; теперь ему сам черт не брат, — переговариваются рабочие.

— Беда, — прошептал и подрядчик.

Но так велика была общая ненависть к притесннтелю-немцу, что ни один человек не двинулся к конторе.

— Пшоль вон, русский пьяниц, — грозно поднялся навстречу Митьке Карл Карлович.

— А, да ты еще не унялся, — скрипнул последний зубами, — видел, как меня красавица-барыня объехала?! А ты, колбаса протухлая, за шиворот вздумал Митьку Хруща хватать, да об землю кидать. Это тебе с ненароку удалось! А ну-ка, сунься теперь. Ты меня при всей артели осрамил; ступай, прохвост немецкий, при ней же и прощения проси, а то я тебя, такой-сякой материн сын, — полилась отборнейшая митькина брань, — в порошок сотру!

Растерявшийся немец отступил в угол и инстинктивно загородился столом. Рука его потянулась к звонку, но в тот же миг по ней ударил Митька.

— Ты это, сукин сын, за звонок хватаешься? Знаешь ли ты, дьявол, что своим дзиньканьем у всей артели нутро вызвонил? Долго ли ты, пиявка немецкая, кровь нашу пить будешь? За каждую малость штрафами одолевать? Проси прощения, говорю!

— Пшоль вон! Ка-ра-уль, — не своим голосом аавопил немец.

В ответ зарычало тоже нечеловеческое: a-a-a-a!

Грохот падения мебели, — возня, — крик, — … и… тишина.

Через минуту на крыльце показался бледный, совершенно отрезвевший Митька.

Что за диво!? Перед домом ни души; в парке вовсю стучат топоры и несется многоголосая, разудалая песнь.

Идет туда Митька… стал…

— Братцы, я немцу бока помял… Только, кажись, жив… Отлежится… теперь твоя воля, Иван Ефимович!

Белый, как мел, Тихонов сидел на пне.

К Митьке подошел десятник.

— Айда, парень, через лес, домой. Никто ничего не видел и не слышал… В артели, сам знаешь, давно гудит, как в улье; ты за всех на себя расправу взял. Опять же пьян был, значит, в себе не волен… Моли Бога, чтобы только не помер… Иди…

Глава VIII Полонез мертвецов

Угрюмо смотрит закрытыми ставнями дом Потехина. Внутри взято и вывезено только серебро, белье, платье, картины, чтобы не соблазнять воров; остальное не тронуто.

Таково было желание старика Потехина. Завяли обвисшие гирлянды и рассыпанные по столам и полу цветы, вызывая в наглухо закрытом помещении запах тления.

Жутко глядят лишенные стекол окна. Пробивающийся сквозь щели ставней солнечный луч, дробясь в осколках хрусталя, не оживляет общей картины разрушения, наоборот, увеличивает жуткое чувство.

Так и кажется, — зашуршит шелковое платье, застучат по паркету каблучки, повеет легким ароматом духов от развевающегося воздушного покрывала невесты, и зазвучит голосок Зои.

Шумно поднимутся навстречу ей гости, зазвенят бокалы, польются приветственные речи, поздравительные тосты…