Михаил Вострышев - Людмила Целиковская. Долгий свет звезды

• Название: Людмила Целиковская. Долгий свет звезды
• Автор: Михаил Вострышев
• Жанр: Кино, театр
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-906861-15-3

Эта женщина была и остается легендой. Перед ней преклонялись друзья: Борис Пастернак, Петр Капица, Владимир Высоцкий… Ее безумно любили и были ее мужьями Михаил Жаров, Каро Алабян, Юрий Любимов.

Но она оставалась такой же, как в юности, – веселой, вечно заботящейся о других, равнодушно смотрящей на свою всенародную славу. Загадочно в ней даже то, что при невероятной популярности она так и не получила звания народной артистки СССР, а первую награду, орден Трудового Красного Знамени, ей вручили только в 1991 году.

Книга о Целиковской написана знаменитым литератором М. Вострышевым в тесном сотрудничестве с сыном кинозвезды. Долгими вечерами сын Людмилы Васильевны Александр рассказывал о том, какой же на самом деле была его легендарная мать. Это не просто книга о ее незабываемых киноролях в фильмах «Антон Иванович сердится», «Сердца четырех», «Беспокойное хозяйство», «Попрыгунья», хотя, конечно же, и о них тоже.

Прежде всего это рассказ о женщине, сумевшей и в трудные, и в счастливые минуты сохранить в кристальной чистоте свою душу, дружившей с самыми знаменитыми людьми советской эпохи и всегда остававшейся неповторимой.

---

Очень мало показан Шпрингфельд – наиболее мягкий актер. Мне не понравилась Орлова, она не имеет обаяния, очень неприятна в разговоре. Наиболее остроумные фразы у Жарова, у положительных персонажей их нет.

Мне кажется, что картина будет хорошо принята, и это положительное явление.

Райзман. Меня не волнует, первенствуют ли в фильме образы положительные или отрицательные. Меня волнует, что появился образ, сделанный сатирически, очень сильно и остро останавливающий наше внимание, четко и правильно настораживающий.

Второе достижение по линии образа – это Целиковская. Она создает теплый, нежный, хороший женский образ. Она мила, женственна, нежна, по-настоящему волнует, и у меня к ней неизмеримо меньше упрека, чем к Жарову, чья игра требовала бы большей тонкости.

Но можно ли с легкой душой и сердцем сказать, что будет приятно, если Америка и Европа посмотрят эту картину как наше искусство, представляющееся за границей?..

Пырьев. Наше искусство за границей будет представлять «Иван Грозный».

Райзман. Часто актеры ведут диалоги чрезвычайно грубо и громко, театрализованно. В частности, доктор и ряд сцен с матросами.

Вместе с тем я не сомневаюсь в успехе картины и целесообразности ее выхода на широкий экран.

Юдин. Я сделал уже четыре комедии, и ни разу не случилось, чтобы не был бит. Ромм говорит, что нашу кинематографию разъедает зло лакировки, и Юдин лакирует бытовую обстановку. А вы возьмите жизнь. Все мы говорим, что любим детей. Но вот вы сидите в купе поезда, видите входящую в вагон мать с ребенком и думаете: «Как бы ее пронесло в следующее купе!» Но мы, оказывается, не имеем гражданского права показывать это. Мы еще живем бедно, и желание сделаться почище заставляет вносить в фильм элементы лакировки.

Пробить путь комедии чрезвычайно сложно – она не защищена значительностью темы. У меня даже декорации, по бедности, взяты из других картин.

Я соглашаюсь, что у меня подчас присутствует лак внешний. Но в больших картинах иногда встречается лак душевный. Но там вы защищены темой!

Я верю, что комедия будет наиболее сильным и бичующим средством. Особенно когда политические барьеры будут сломаны. Сейчас вы все, художественные руководители, говорите, что комедия нужна… Но одновременно думаете о том, как удалить из нее побольше острых мест. Вот и Ромм подписался под изъятием в картине «Сердца четырех» тридцати трех смешных эпизодов.

Пырьев. С комедиями дело обстоит настолько серьезно, что надо помогать скопом. Был же у нас случай, когда брандмайор Москвы прислал протест: почему выводят пожарника в комедийном виде? Снять с постановки!

А попробуйте изобразить в глупом виде милиционера? Вам тотчас скажут: как вы посмели показать в подобном виде представителя власти? И запретят фильм. А ведь Чаплин сколько раз бьет полисмена под зад, и никто там не видит в этом ничего ужасного.

Я тоже занимался комедией и знаю, что такую картину, как «Секретарь райкома», поставить в пять раз легче, чем комедию. Вот и Александров начал «Веселых ребят» как комедию, но постепенно, под влиянием разговоров вокруг да около, получилась лирическая картина, а смешного в ней мало. Для того чтобы делать смешное, режиссеру нужно рисковать.

Вот поставил Юткевич хорошую картину, лучшую комедийную картину, сделанную в период войны, – «Швейк». А ее ругают. И, конечно, Юткевич теперь будет ставить «Кремлевские куранты».

Я помню, как еще в Алма-Ате Трауберг кричал на Юдина, что он – дерьмо. И Юдин со своими комедиями вынужден был простаивать, пока снимают «Без вины виноватых» или «Нахимова».

Нужно, чтобы художественное руководство продумало собрать на «Мосфильме» вместе лучших комедиографов – это последние могикане.

Мы сейчас достойно оценили картину. Никто не говорит, что это шедевр. Но мы все говорим, что это будет нужная, полезная картина».

Искусство, которое хочет понравиться

Пять фильмов сороковых годов принесли Целиковской славу, отголоски которой докатились до наших дней, – «Сердца четырех», «Антон Иванович сердится», «Воздушный извозчик», «Близнецы», «Беспокойное хозяйство». Они появились на экранах страны в 1941–1946 годах, вызвав искренний восторг зрителей и равнодушие, если не гнев, лавировавшей в бурном море коммунистической идеологии кинокритики.

В последующие годы артистический талант Целиковской претерпел большие изменения, окреп, стал более универсален. Но миллионы восторженных поклонников актриса приобрела именно за первые кинокартины, где выступила в амплуа водевильно-лирического персонажа. Наверное, Целиковскую не раз посещала тихая обида, что она играет – играет самобытно и талантливо – великолепные сложные роли на театральных подмостках – Лауру в пушкинских «Маленьких трагедиях», Аглаю в инсценировке «Идиота» Достоевского, Беатриче в шекспировской комедии «Много шума из ничего», а выйдет на улицу, народ все продолжает шептать в спину: «Вон Шурочка Мурашова пошла».

Увы, здесь ничего не поделаешь. Во-первых, потому что кино – самый массовый вид искусства. Во-вторых, рядом с Целиковской работала целая плеяда великолепных театральных актеров. В театре у нее были соперницы, в кино – никогда.

В блокноте за 1989 год Людмила Васильевна записала фразу:

«Есть искусство, которое хочет понравиться, и есть искусство, которое хочет постичь жизнь».

К первому типу искусства (конечно, с долей условности и приближенности) можно отнести «Двенадцать стульев» Ильфа и Петрова, пейзажную живопись Шишкина и Айвазовского, эстрадную песню. Ко второму – романы Достоевского, иконопись Рублева, музыку Баха.

Фильмы, принесшие славу Целиковской, – это искусство, которое хочет понравиться. Это карнавал, где жизнь выведена из своей привычной колеи и становится зрелищем для всех, без различия сословий, образования, идеологии. Это искусство, доступное всем и потому презираемое снобами.

Часто случается, что творческая личность, решившая служить искусству, которое хочет постичь жизнь, перечеркивает свое легкомысленное прошлое. Каково же в поздние годы было отношение Целиковской к своему пятилетнему кинематографическому триумфу юности?

Она признавалась в шестьдесят лет:

«Смотрю свои прежние фильмы не как зритель, а как профессионал. Замечаю с досадой промахи и ошибки, неорганичность и фальшь. На партнеров смотрю с удовольствием и нежностью, люблю их всех».

На вопрос газеты: «В чем притягательная сила комедийных лент сороковых годов?» в шестьдесят пять лет она отвечала:

«В этих непритязательных комедиях была найдена дорожка к сердцам и душам зрителей. Наверное, причину следует искать в самой атмосфере этих лент, которые удивительно точно передавали ощущение радости, энергии, веры в торжество добра, любви, красоты, которым жил весь наш народ. Я вспоминаю, какими мы вернулись после эвакуации, когда впервые снова зажглась лампочка в доме, когда можно было не прятаться от бомб, не надо было ждать похоронок. Это были годы величайшего оптимизма, необычного прилива сил. Ведь мы пережили такое испытание, такую беду, ни одна семья у нас не осталась без потерь и слез. В мае 1945 года мы избавились от всего этого ужаса и, словно предчувствуя потребность зрителей в мирном, оптимистическом ощущении жизни, предложили им «Близнецов», «Беспокойное хозяйство», довоенные комедии. Фильмы тех лет сделаны с добрым отношением к человеку. Так, может быть, причину неуходящего успеха тех лент и следует видеть в их сердечном отношении к людям и на экране, и за экраном?»

Она как бы оправдывалась в семьдесят лет:

«Антон Иванович сердится», «Сердца четырех» – это были студенческие работы, там никакой моей заслуги не было особой.

Это было время надежд, время оптимизма. Мне казалось, что меня все любили, и я всех любила. И поэтому мои героини все были очень любвеобильные, очень приветливые, открытые, очень доброжелательные, оптимистичные».

В семье Целиковской, где всегда царили добродушие и любовь друг к другу, часто просматривали ее первые фильмы, весело подтрунивая над жизнерадостными героинями Людмилы Васильевны, хлопотавшей рядом по хозяйству, но наотрез отказывавшейся подсесть к экрану. Она лишь, прокручивая мясо в мясорубке, умело парировала ехидные замечания, сама тоже вышучивая свою молодость. Но с годами обаяние старых кинолент начинало пронимать всех. Сын Целиковской Александр Алабян признавался:

«Первый раз, когда я смотрел старые комедии с участием мамы, они мне не понравились. Не понравились, потому что это фильмы «на цыпочках» – розовые, очень далекие от реальной жизни, от тяжелого испытания, выпавшего на долю русского народа. Но с годами я, может быть, поумнел и стал замечать, что эти комедии мне нравятся все больше и больше.

Они легки, добры, их герои мягкие, приятные. С радостью окунаешься в теплую и ласковую, пусть и нереальную жизнь. Это то же самое, что пойти в цирк, на театральный водевиль, веселую оперетту.