Леонид Горизонтов - Парадоксы имперской политики: поляки в России и русские в Польше (XIX — начало XX в.)

• Название: Парадоксы имперской политики: поляки в России и русские в Польше (XIX — начало XX в.)
• Автор: Леонид Горизонтов
• Издательство: «ИНДРИК»
• Жанр: История
• Год: 1999
• ISBN: 5-85759-092-2

Книга о заключительных, наиболее драматичных фазах долгого противоборства российской государственности и польской исторической традиции, опыте правительственного регулирования демографических и ассимиляционных процессов, механизмах принятия политических решений по национальному вопросу в самодержавной России, имперском менталитете ее правящей элиты. Прослежена эволюция политики национальной дискриминации в различных сферах жизни, в том числе — всвязи с судьбой законодательства о «разноверных» браках. В историческом развитии «представлены планы русской колонизации бывших земель Речи Посполитой. Намечены новые подходы к оценке русских чиновников и выходцев из православного духовенства на западных окраинах Империи. Монография вводит в научный оборот широкий круг материалов отечественных и зарубежных архивов.

---

Ф. Ф. Орлов, 1896 г.

Польский вопрос в качестве объекта и фактора внутренней политики изучен на сегодняшний день далеко не достаточно, хотя без его учета едва ли возможно осмысление дореволюционной России как Империи, развитие которой в очень существенной степени зависело от взаимодействия Центра и окраин. Уже историки прошлого века отмечали влияние польских восстаний на общий правительственный курс. Как показало проведенное нами исследование, польское присутствие в Империи давало о себе знать не только в периоды обострения национального противостояния — это постоянное слагаемое той равнодействующей силы, которая формировала внутреннюю политику и менталитет государственной элиты страны.

Подтверждением данного тезиса может служить «мирное», не отягощенное вооруженной борьбой с поляками, царствование Александра Ш: из 1364 собственноручных резолюций этого государя по делам Комитета министров 411 (30 %) касались Западного и Привислинского краев г. Есть все основания полагать, что в предшествующие полвека, на которые пришлись два восстания, массовые конспирации и манифестации, неоднократный пересмотр системы управления западной окраиной, репрессии десятков тысяч человек и работа нескольких высших региональных комитетов, концентрация Петербурга на польских делах была никак не меньшей. В течение длительного времени польский вопрос являлся тяжелейшим бременем российской государственности, быть может, главной из имперских забот России.

Сделанные наблюдения позволяют говорить о многообразии сфер, испытавших влияние польского фактора. Помимо национальной политики во всех ее ипостасях, это — политика конфессиональная, сословная, демографическая, аграрная. В одних исторических ситуациях бывшие земли Речи Посполитой (20 из 78 губерний Империи в канун мировой войны) становились своеобразным полигоном, на котором проходили испытание задуманные для всей страны преобразования. В других они служили образцом военно–репрессивной системы управления, школой, готовившей кадры российской реакции. В третьих, когда Россию сотрясали взрывы польских восстаний или была еще свежа память о них, выход на первый план задачи сохранения государственной целостности оказывался губительным для назревших в стране реформ.

Хотя признание необходимости дифференцированного курса в отношении Царства Польского и Западного края было достаточно общим местом, не следует недооценивать как принципиального единства правительственной линии в польском вопросе, так и неоднородности этнополитического пространства по обе стороны от Буга. Польский вопрос потребовал от властей также значительных усилий за пределами исторического расселения поляков. В этой связи можно особо выделить столицы, притягивавшие польских подданных Империи, провинциальные губернии Центра и традиционные места ссылки, где поляки обычно оказывались не по своей воле. Грань между добровольным и принудительным переселениями, впрочем, была достаточно раймыта уже в царствование Николая I и окончательно утратила свое принципиальное значение к последней четверти XIX в.

В условиях, когда самодержавие сталкивалось с большими трудностями в деле политической ассимиляции поляков на бывших землях Речи Посполитой, исключительное значение получили меры «этнографического воздействия». Нами рассмотрены три их разновидности: привлечение русского элемента на западные окраины, регулирование переселений поляков в восточном направлении, правовая регламентация «разноверных» русско–польских браков.

Планы опоры на русский элемент отличались значительным разнообразием. В зависимости от времени их складывания, региональной адресности и идеологической природы менялись представления о социальных носителях государственного начала. Крестьянская колонизация этнически польских губерний вызывала принципиальные возражения, а в западных губерниях носила точечный характер, направляясь преимущественно в местности с преобладанием католиков. Правительство, по крайней мере с середины XIX в. взявшее польского землепашца под свою опеку, делало серьезную ставку на его лояльность. В отношении белорусско–малороссийских территорий исходной посылкой служило убеждение в национальном единстве всех восточных славян. Удачливым конкурентом крестьянофильских прожектов неизменно выступала идея насаждения русской помещичьей собственности.

Русский элемент, по мысли имперских политиков, должен был сочетать в себе два начала — консервативное и «экспансивное», т. е., храня приверженность национальным устоям, воздействовать одновременно на инонациональное окружение. Неотъемлемыми чертами государ–ствообразующего этноса считалась также преданность престолу и православию. Жизнь показала, что ни один из слоев русского общества не отвечал всем этим требованиям в полной мере. Уникальный по своему масштабу и цинизму эксперимент с выпускниками духовных семинарий оказался достаточно продуктивным в достижении ближайших целей, обеспечив в периоды обострения межнационального противостояния работу народных школ западных губерний и высших учебных заведений Царства Польского. Однако он не развился в более широкую акцию за пределами образовательной сферы. Немало проблем возникало и с прямыми проводниками государственного курса — чиновниками.

Продолжительный спор о «наиболее пригодных в деле обрусения» привел на рубеже веков к складыванию комплексной модели колонизации, предусматривавшей по сути создание на окраине русского общества в миниатюре. Чем многочисленнее делались русские на западных рубежах государства и разнообразнее был их социальный состав, тем рельефнее воспроизводились там хронические проблемы Центра — от малой эффективности крестьянского хозяйствования до левого радикализма мелких чиновников и выходцев из духовного сословия. Призванные служить гарантами социально–политической стабильности, представители господствующей нации нередко сами выступали в роли «возмутителей спокойствия» и становились бременем для властей. Любой успех в привлечении русских сил, таким образом, имел свою оборотную сторону. То же можно сказать и о последствиях антипольских мер. Вытеснение поляков из одних сфер деятельнорти, регионов или учреждений неминуемо приводило к их повышенной тсонцентрации в других.

Важнейшими критериями эффективности политики в польском вопросе являлись, на наш взгляд, ее способность содействовать решению общеимперских проблем и степень соответствия объективным историческим процессам. В обоих отношениях приходится констатировать преимущественно негативный опыт. Реформа государственной деревни была несовместимой с планами русской колонизации Западного края как в ее помещичьем, так и крестьянском вариантах. Нереальными оказались крупномасштабная «переброска» на запад русского населения Центра и сдерживание встречных миграционных потоков поляков в восточном направлении. Полностью отсутствовал конструктивный момент в государственном регулировании «разноверных» браков. Законодательство в этой жизненно важной для большого числа людей сфере лишь обостряло русско–польские отношения, ограничивало число заключаемых союзов и далеко не всегда обеспечивало обрусение вступающих в брак поляков. В процедурах национальной идентификации отразились весьма далекие от жизни представления власть имущих о национальном составе подданных и тенденциях этнического развития. И законотворчество, и тем более административная практика на местах были слабо восприимчивы к рекомендациям науки своего времени.

Наряду с материальными стимулами, весьма, как правило, ограниченными, инструментом национальной политики явилось создание особого правового режима на региональном уровне. Манипулирование дискриминационными нормами обеспечило исход поляков за пределы бывших земель Речи Посполитой и ведение на них в определенные периоды поощрительного курса в отношении воспитанников духовных семинарий и старообрядцев. Нерешенность других внутриполитических проблем, таким образом, могла не только дополнительно осложнять урегулирование польского вопроса, но в некоторых случаях открывала перед правительством поле для маневра.

В правительственном курсе аккумулировались позиции различных группировок высшей бюрократии, точка зрения местных властей, инициативы верноподданных, а также проекты, озвученные прессой, роль которой качественно возросла в пореформенное время. Правительственная и общественная мысль видятся не двумя автономными сферами, а своего рода сообщающимися сосудами. Правительственная мысль питается мыслью общественной, при этом, как правило, не отождествляя себя полностью ни с одним из ее направлений и тем более не являясь средней арифметической их всех. Общественная мысль формулирует национально–государственные интересы, оценивает результативность политики. Государство, в свою очередь, старается предвидеть реакцию на принимаемые решения и контролировать самодеятельность общественных сил. Диапазон конкретных проявлений этого сложного механизма в самодержавной России чрезвычайно велик: от прямого заимствования до принятия жестких контрмер.