Михаил Задорнов - Египет

• Название: Египет
• Автор: Михаил Задорнов
• Жанр: Прочий юмор

---

Уже несколько раз мне казалось, что мы на вершине. Но за очередной скалой начинался очередной подъем. Снова тропа уходила куда-то вверх, впрочем, даже тропой это назвать было нельзя. Очень хотелось домой. Так обычно думается о доме, когда едешь рано-рано утром на работу в автобусе. И даже представляешь, какую бы ты выбрал сейчас позу под одеялом: растянулся или свернулся калачиком. И тогда ненавидишь все вокруг: и автобус, и работу, и эту космическую темноту за окнами автобуса.

Но мы выбираем трудный путь!

Неожиданно вместе с японцем-погонялой мы буквально вынырнули с почти отвесной тропы на самую макушку горы. Наверное, такое же ощущение было у Садко, когда он поднялся на поверхность со дна морского. Небо было очень близко. Звезды висели на созвездиях-ветках, как спелые яблоки. От фонариков, звезд и кое-где светильников над всё теми же арабскими сувенирными лавками с бусами вершина казалась освещенной, правда, скуповато. От количества людей в полутемноте она напоминала дискотеку, в которой вот-вот заиграет музыка.

Жизнь кипела, а значит, арабы торговали. Они даже здесь открыли свои лавки. Не лень им было ради своей копеечной прибыли забраться в такую высь. Собранные где-то из досок, где-то из фанерных ящиков, их лавки напоминали будки наших пенсионеров на садово-огородных участках в три сотки. Чайные и закусочные больше походили на спортивные раздевалки, в которых пахло потом, снятыми башмаками и перетренировавшимися спортсменами, восстанавливающими мягкими напитками потерянную жидкость.

Но все это было такой мелочью по сравнению с тем счастьем, которое испытывал каждый взошедший. Успел! Добрался! Если б я поглядел на себя в зеркало, я бы сказал, что у меня было выражение лица бухгалтера, у которого сошелся годовой отчет. Даже в арабских лавках было что-то в этот момент романтическое. Сидеть на фанерном ящике и попивать чаек среди мировой туристической толпы в скупом свете арабской волшебной лампы Алладина. Арабы, и те казались после такого восхождения удивительно симпатичными. И непонятно было, как евреи не могут с ними договориться и за что так на них обиделись. Сели бы вот так вместе на фанерный ящик, попили чайку и договорились. Правда, для того, чтобы так сесть, надо предварительно совершить восхождение. А еще точнее, созреть до него.

Однако было очень холодно. Минус три-четыре градуса. Дул ветер. А что, собственно, ему еще было делать ночью в горах? Только дуть. Вот он и дул. Он очень по-своему радовался общению с многотысячной толпой. Несмотря на взятые с собой теплые вещи, я купил у араба два полосатых матрасика размером с прикроватные коврики, чтобы закутать в них и верхнюю и нижнюю половины туловища. После чего стал искать место, как ищут в театре, когда билеты проданы, а места на них не пронумерованы. Дело оказалось непростым. Самые умные забрались сюда уже с вечера. Заняли первые ряды партера, амфитеатра, сидели на выступах и в пещерах, как в правительственных ложах. Мне досталось не самое плохое место в первом ряду галерки. Место стоячее. Один шаг - и попадал в бездну. Галерка была на самой макушке горы, плоской, с темным силуэтом одинокой католической часовенки. Видимо, именно на этом месте Моисей и проходил курсы повышения квалификации.

Чтобы матрасы держались на мне крепко, я обвязал один из них вокруг себя купленной у арабов веревкой. Другой матрас держал от ветра кульком на голове. Мне жалко было, что никто из этой темной бездны не может сейчас меня сфотографировать.

Люди все прибывали и прибывали. Начинался переаншлаг. Если бы вход на гору был платный, то там, внизу, должны были уже спрашивать лишний билетик. Странно, как местные арабы до этого еще не додумались?

Кого тут только не было! Немцы восстанавливали потерянную жидкость, естественно, пивом. Уставшие итальянцы отряхивали от грязи свою модную одежду. Причем делали это впервые в жизни молча. Японцы фотографировались на фоне взошедшей Венеры. Они были уверены, что уж их японская сверхвспышка добьет и до Венеры.

Мне, как всегда, повезло. За спиной послышалась русская речь. Скорее говорок русско-украинский. Черновцы или Харьков. По этому говорку в любой точке мира можно безошибочно узнать наших эмигрантов. Он почему-то появляется только, когда они от нас уезжают. Лично я ни в России, ни в Советском Союзе, ни на Украине никогда не слышал такого акцента, который больше всего подходит для комедий или для пьес, поставленных по Шолом-Алейхему в оперетте.

- Ну что, Сара, будем молиться на рассвете? - спросил мужской, сильно грассирующий голос, как будто всю жизнь отрабатывал скороговорки на "р".

Сара не ответила.

Второй, не менее шолом-алейхемовский мужской голос, начал рассказывать подробности из жизни Моисея.

- Откуда ты все это знаешь? - спросил первый.

- Я вчера прочитал это на сайте Моисея, - ответил второй, не подозревая, что говорит это все через матрас на ухо мне и практически тем самым навсегда попадает в мировую историю.

Они стали обсуждать Моисея, иудаизм, выкрестов и Арафата одновременно. Наконец тот, который говорил обо всем увереннее остальных, заявил, что по последним данным Арафат - в прошлом еврей-десантник, он был заслан на Ближний Восток Комитетом Государственной Безопасности СССР, но, когда прыгнул с парашютом с самолета, промахнулся, попал в Палестину. Чтобы его не опознали, надел на голову полотенце и с тех пор косит под араба. И сам уже поверил в то, что он араб, потому что арабом теперь ему значительно выгоднее быть, чем евреем.

Но вот небо начало светлеть, и на горе стали проявляться люди, как проявляются в темной комнатке фотографа цветные фотографии. Многие, оказалось, пришли в своих народных костюмах. Негры-христиане в белых одеяниях, экскурсия из Латинской Америки - словно с бразильского маскарада, человек тридцать японцев. Одеты одинаково в теплые оранжевые жилеты. Напоминают издали наших шпалоукладчиц. Они заняли целый выступ и держали перед собой ноты, словно собирались вот-вот запеть, но ждали сигнала. Стали проявляться постепенно и цепи гор, которые ветер волнами гнал к нам из-за горизонта. Начиналась предрассветная увертюра цветов. Даже в шуме ветра слышалась ее музыка.

- Сара, ты видишь, вон там земля обетованная, - послышался снова сильно грассирующий голос. - Вон она. Отсюда Моисей ее увидел впервые. Именно такой она изображена на его сайте.

Чем светлее становилось небо, тем приглушенней слышались голоса, словно каждый к чему-то готовился, очень важному. Бледнели все звезды, кроме Венеры. Она, Венера, словно вытягивала солнце из-за горизонта. И оно было уже где-то совсем рядом. Темнота сопротивлялась его лучам из последних сил. Но они пробивались, как пробиваются травинки через асфальт. Уже подрумянились горы, и загорелся над горизонтом солнечный нимб, точно указав, где сейчас появится аура бога Ра.

Внезапно голоса мгновенно стихли! Словно на горе никого не было. Солнце дожидалось именно этого момента. Мгновения тишины! Оно осторожненько высунулось, сначала одним своим лучом полоснув по остаткам темноты, и поводья невидимой колесницы бога Ра вытянули его. И вдруг... в этой тишине раздались аплодисменты!!! Как в театре. Аплодировали на горе все. Аплодировали свету, победившему тьму, аплодировали богу Ра. И верилось, что на свете есть все-таки одна мировая душа. Аплодировали люди разных национальностей и конфессий, люди разных языков и культур. Это был тот единственный момент в моей жизни, когда верилось, что люди когда-нибудь все-таки начнут жить по заповедям. И снова хотелось, чтобы все мои родные стояли сейчас рядом со мной лицом к поднимающемуся солнцу!

- Сара, я все-таки помолюсь, - сказал тот же голос совсем шепотом.

Запели японцы. Не для кого-то. Им было все равно, слушали их или нет. Они запели для себя. Их мелодия была красивая и, видимо, очень древняя. Наверняка была посвящена свету. Арабы никому не навязывали бусы. Немцы замерли, как в стоп-кадре, с пивом в руках. Молчали итальянцы. Негр в белом был похож на привидение. Он раскрыл Библию и что-то бубнил себе под нос.

Солнце выбиралось из-за горизонта легко, по-спортивному. Оно было удивительно огромное. Мне казалось, что я смотрю на него через увеличительное стекло. Совсем рядом, перед глазами, ближе, чем на ладони. При этом на него можно было смотреть, не жмурясь, оно не было агрессивным и не слепило. Всего несколько минут - и гора начала согреваться, как будто сковородку нагревали на электрической плите. Мне было жалко, что солнце так быстро вынырнуло. Я скинул с себя ужасные матрасики. Ветер стих. Представление окончилось.

И таким глупым казалось отсюда, сверху, думать о том, что где-то там внизу идут споры, чья конфессия правильнее, чья обрядовость точнее. Все это имело значение только внизу, в городах. Потому что это был спор за паству, а не за веру, то есть за те деньги, которые принесут в церковь. С той ночи, которую я провел на горе Моисея, когда я слышу подобные споры, я вспоминаю, сколько вокруг меня было людей со всего мира, сколько языков и костюмов. Как это было красиво! Так и религии. Они должны быть разными на Земле, удобными для своих народов и обряженные в разные одежды. Как цветы в поле! Ведь скучно подумать, что целое поле может состоять только из одних цветов, пускай это будут даже розы.