Айзек Азимов - Роботы утренней зари [ Сборник]

• Название: Роботы утренней зари [ Сборник]
• Автор: Айзек Азимов
• Издательство: ЭЯ
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1993
• ISBN: 5-85268-054-0

Без издательской аннотации.

Содержание:

Стальные пещеры

Обнаженное солнце

Роботы Утренней Зари

Роботы и Империя

---

— Вообще-то говоря, — задумчиво сказал он Амадейро, — земляне не такие уж и варвары.

— Вот как?

— На своей планете они ведут себя совершенно по-человечески. В их дружелюбии есть даже что-то привлекательное.

— Уж не жалеете ли вы о задаче, которой занимались там?

— Я плохо себя чувствовал, когда ходил среди них и думал, что они не знают о том, что случится. Не могу заставить себя радоваться тому, что я делаю.

— Сможете, Мандамус. Подумайте о том, что, как только работа будет сделана, вы обеспечите себе пост Главы Института в скором времени. Это подсластит вашу работу.

С тех пор Амадейро не спускал глаз с Мандамуса.

В третьем путешествии Мандамуса большая часть его прежней неловкости пропала, и он держался почти как настоящий землянин. Проект медленно сдвигался с мертвой точки по назначенной линии прогресса. Во время первых своих посещений он не испытывал проблем со здоровьем, но в третий раз, без сомнения, по излишней самоуверенности, он, видимо, подверг себя чему-то, и, наконец, настало время, когда его встревожило истечение из носа, сопровождаемое кашлем. Визит в амбулаторию и последовавшая инъекция гаммаглобулина принесли немедленное облегчение, но он счел амбулаторию страшнее болезни: все там, похоже, болели чем-то заразным или были в контакте с заразными больными. Но сейчас, во всяком случае, он вернулся к спокойным порядкам Авроры и был несказанно рад этому. Он слушал сообщение Амадейро о солярианском кризисе.

— Вы ничего не слышали об этом? — спросил Амадейро.

Мандамус покачал головой:

— Ничего, сэр. Земля на редкость провинциальный мир. Восемьсот Городов с восемью миллиардами жителей —  и все интересы направлены только на восемьсот Городов с восемью миллиардами жителей. Можно подумать, что поселенцы существуют только для того, чтобы посещать Землю, а космонитов вообще не существует. Последние известия в любом Городе на девяносто процентов относятся к этому Городу. Земля — замкнутый, боящийся пространства мир, как умственно, так и физически.

— Однако вы говорили, что они не варвары.

— Агорафобия — не обязательно варварство. По их словам, они цивилизованны.

— По их словам! Ну, ладно. Это неважно. Сейчас проблема — Солярия. Ни один из Внешних Миров не двинется. Принцип невмешательства — главнейший. Считается, что внутренние проблемы Солярии — дело одной Солярии. Наш Председатель инертен, как и все, хотя Фастольф умер, и его парализованные пальцы больше не давят на нас. А сам я ничего не могу сделать до тех пор, пока не стану Председателем.

— Как они могут предполагать, что у Солярии внутренние проблемы, в которые нельзя вмешиваться, если соляриане исчезли?

— Они не видят глупости, а вы сразу увидели? — ядовито сказал Амадейро. — Они говорят, что нет твердой уверенности в полном исчезновении соляриан, и пока хоть сколько-нибудь их остается на планете, другие Внешние Миры не имеют права влезать туда без приглашения.

— Как же они объясняют отсутствие излучений?

— Они думают, что соляриане, может быть, ушли под землю или развили технологию, устраняющую утечку излучения. Говорят также, что никто не видел, как соляриане уходили, и что им абсолютно некуда податься. Конечно, никто не следил, потому и не видели.

— Как они доказывают, что солярианам некуда уйти? Пустых планет много.

— Аргумент — что соляриане не могут жить без своей несметной толпы роботов, а взять их всех с собой они не смогут.

— А каков ваш аргумент против этого?

— Никакого, сэр. Но исчезли они или нет, ситуация странная и беспокоящая, и просто невероятно, что никто не хочет расследовать ее. Я всех предупреждал, насколько мог настойчиво, что инерция и апатия станут нашим концом, что, как только Поселенческие Миры узнают, что Солярия опустела — или, возможно, опустела — они без колебаний кинутся расследовать дело. У этих насекомых бездумное любопытство. Я хотел бы, чтобы у нас была часть его. Они, не подумав дважды, рискнут жизнью, если им светит какая-то прибыль.

— Какая же прибыль в данном случае, доктор Амадейро?

— Если соляриане ушли, они должны были оставить почти всех своих роботов. Они были исключительно изобретательными роботехниками, и поселенцы, при всех их чувствах неприязни и ненависти к роботам, не поколеблются захватить их и продать нам за хорошие деньги. Они уже объявили об этом. Два поселенческих корабля уже высадились на Солярии. Мы послали протест, но они, разумеется, не обратили на него внимания, а мы, ясное дело, ничего больше не сделали. Наоборот: некоторые Внешние Миры посылают запрос, какие роботы будут продаваться и за какую цену.

— Наверное, так и должно быть, — спокойно сказал Мандамус.

— Так и должно быть, что мы ведем себя так, как о нас говорят поселенческие пропагандисты? Что мы действуем так, словно и в самом деле дегенерируем и скатываемся в гниение?

— Зачем повторять их жужжание, сэр? Мы уравновешенны и цивилизованны, и пока еще нам никто не вредит. Если это случится, мы будет драться, и, будьте уверены, сотрем их в порошок. Технологически мы пока впереди них.

— Но мы и сами потерпим урон, а это не очень приятно.

— Это означает, что мы не готовы к войне. Если Солярия опустела, и поселенцы хотят ограбить ее, возможно, нам не следует мешать им. В конце концов, я могу предсказать, что мы сделаем свой ход через несколько месяцев.

По лицу Амадейро прошло нечто вроде яростной жадности.

— Месяцев?

— Я уверен в этом. Поэтому первое, что мы должны сделать, это избегать провокации. Мы погубим все, если ввяжемся в конфликт без необходимости, и потерпим урон, даже если и победим, а зачем нам это? Через какое-то небольшое время у нас будет полная победа без сражения и без урона. Бедная Земля!

Глэдия следила за шаром Авроры на экране. Ее облачный покров, казалось, охватывал полукругом толстый серп, блестящий от солнца.

— Мы, конечно, не настолько близко, — сказала она.

— Нет.

ДЖ улыбнулся:

— Мы видим ее через мощные линзы. Нам еще осталось несколько дней, считая спиральное приближение. Если бы поставить антигравитационную тягу, о которой физики только мечтают, но сделать, похоже, пока не могут, космический полет был бы проще и быстрее. А сейчас наши Прыжки могут безопасно доставить нас лишь на приличное расстояние от планетной массы.

— Странно, — задумчиво сказала Глэдия.

— Что именно, мадам?

— Когда мы легли на Солярию, я думала: я еду домой, но когда высадилась там, обнаружила, что я вовсе не дома. Теперь мы идем к Авроре и я думала: вот теперь я еду домой, но нет, та планета тоже не дом.

— Где же тогда ваш дом, мадам?

— Сама начинаю задумываться. Но почему вы так упорно зовете меня «мадам»?

Д.Ж. удивился:

— Вы предпочитаете «леди Глэдия»?

— Это тоже насмешливая почтительность. Разве вы так настроены по отношению ко мне?

— Конечно, нет. Но как еще поселенец должен обращаться к космонитке? Я пытаюсь быть с вами вежливым и соблюдать ваши обычаи, чтобы вы чувствовали себя хорошо.

— Но я не чувствую себя хорошо. Называйте меня просто Глэдия. Ведь я зову вас просто Диджи.

— Это мне вполне подходит, хотя перед моими людьми я предпочту, чтобы вы называли меня капитаном, и буду звать вас «мадам». Дисциплину надо поддерживать.

— Да, конечно, — рассеянно ответила Глэдия.

Она снова посмотрела на Аврору:

— У меня нет дома.

Она вдруг повернулась к Д.Ж:

— Вы могли бы взять меня на Землю, Диджи?

— Вероятно, — сказал он.

Он улыбнулся:

— Но вы не захотите, Глэдия.

— Я думаю, что захочу, если не утрачу храбрость.

— Но ведь существует инфекция, а космониты ее боятся, верно?

— Может быть, даже излишне. В конце концов, я знала вашего предка и не заразилась. Я была на его корабле и осталась жива. И вы сейчас рядом со мной. Я даже была в вашем мире, где тысячи людей окружали меня. Я думаю, что выработала некоторую сопротивляемость.

— Должен сказать, что на Земле в тысячу раз больше народа, чем на Бейлимире.

— Пусть так, — тепло сказала Глэдия. — Я полностью изменила свои мысли о многих вещах. Я говорила вам, что после более чем двух столетий жизни ничего не остается, но оказывается — есть. То, что произошло со мной на Бейлимире — моя речь и ее воздействие на людей — было совершенно новым, чем-то таким, что я никогда не представляла. Я словно родилась заново, начала с первого десятилетия. Теперь мне кажется, что я умру молодой и пытающейся бороться со смертью, а не старой, усталой, приветствующей ее.

— Здорово) — сказал Д.Ж.

Он поднял руку шутливо-героическим жестом:

— Вы говорите как в героическом фильме. Вы когда-нибудь видели их на Авроре?

— Конечно. Они очень популярны.