Стивен Дональдсон - Презрение Лорда [ Проклятие Лорда, Проклятие лорда Фаула]

• Название: Презрение Лорда [ Проклятие Лорда, Проклятие лорда Фаула]
• Автор: Стивен Дональдсон
• Жанр: Фэнтези
• Год: 1993
• ISBN: 5 - 7012 - 0367 - 0

Без издательской аннотации.

---

Ешьте, — сказала она, протягивая Кавинанту гроздь ягод, — ешьте и раскидывайте семена по земле, чтобы алианта процветала.

Но Кавинант даже не пошевелился, чтобы взять ягоды. Он терялся в догадках, откуда у этой Страны такое странное могущество. На мгновение он даже забыл о грозящей ему опасности.

Лена заметила его блуждающий взгляд, потом взяла одну ягодку и положила ее Кавинанту в рот. Он непроизвольно прокусил кожицу алианты зубами, и тотчас его рот наполнил легкий приятный вкус, похожий на вкус зрелого персика с небольшими добавлениями соли и лимона. В следующее мгновение он уже жадно ел ягоды, лишь иногда вспоминая о том, чтобы выплюнуть косточки.

Он ел до тех пор, пока на этом кусте больше не осталось ягод, потом принялся осматриваться в поисках другого. Но Лена взяла его за руку, останавливая.

— Драгоценные ягоды — очень питательная еда, — сказала она. — Много есть их не нужно. И вкус будет лучше, если есть их медленно.

Но Кавинант все еще был голоден. Он не помнил, чтобы когда-нибудь ему так хотелось что-нибудь съесть, как сейчас хотелось этих ягод; ощущение поглощения пищи никогда не было столь ярким, столь желанным. Он вырвал руку, словно намереваясь ударить девушку, но потом внезапно остановил себя.

Что это? Что происходит?

Прежде, чем найти ответ на этот вопрос, он осознал, что его одолевает уже другое чувство — всепоглощающая дремота. В мгновение ока он почти без перехода перестал ощущать голод и принялся непрерывно зевать. При этом у него был такой вид, будто он умирает от усталости. Он попытался повернуться, но запнулся.

Лена тем временем говорила:

— Целебная глина иногда оказывает такое действие, но я этого не ожидала. Когда раны слишком тяжелы, целебная глины усыпляет человека, чтобы ускорить его выздоровление. Но царапины и порезы на руках — не смертельные раны. Может быть, у вас есть другие, которых вы мне не показали?

«Да, — подумал Кавинант, в очередной раз зевая. — Я смертельно болен».

Еще не успев коснуться травы, он уже спал.

Когда он стал медленно просыпаться, первое, что осознал, были твердые бедра Лены, служившие ему подушкой. Постепенно он узнал и все остальное — тень дерева, щедро разукрашенную бликами заходящего солнца, аромат сосен, бормотание ветра, густую траву, касающуюся его, словно колыбель, звук напева, беспорядочное покалывание, появляющееся и исчезающее в ладонях, будто атавизм. Но теплота его щеки на колене у Лены казалась сейчас важнее всего. В данный момент его единственным желанием было сжать Лену в объятиях и спрятать лицо между ее ног. Он подавил это желание, прислушавшись к ее песне.

Мягким и каким-то наивным голоском она пела:

В душе людской, как хрупкое растенье,
Таится красота — чудесное творенье…
На свете между тем есть разные напасти —
Болезнь, война, злой рок
и прочие несчастья.
Они подстерегают нас,
И случай может каждый час
Отнять у человека радость бытия,
И мир, и красоту, которая цвела.
И лишь душа, пока она живет,
Хранит цветок, который в ней цветет.

Ее голос как бы укутал его каким-то уютным покрывалом, и ему хотелось, чтобы это длилось бесконечно. После паузы, полной аромата сосен и шептания ветерка, Кавинант мягко сказал:

— Мне это нравится.

— Правда? Эту песню сочинил Томал-ремесленник для танца, когда он венчался с Миойран, дочерью Мойран. Но часто красота песни зависит от того, как ее поют, а я не певица. Может быть, сегодня вечером Этьеран, моя мать, будет петь для Подкаменья. Тогда вы услышите настоящее пение.

Кавинант не ответил. Он лежал неподвижно, желая лишь одного — как можно дольше покоить голову на этой подушке. Покалывание в ладонях, казалось, побуждало его обнять Лену, и он лежал, не двигаясь, наслаждаясь возникшим желанием и сомневаясь, хватит ли у него мужества его осуществить.

Потом она вновь запела. Мелодия казалась знакомой, и в ней прослеживался шелест темных крыльев. Внезапно Кавинант понял, что мелодия напоминает ему ту, под которую еще совсем недавно в его мозгу крутилась песенка о золотом мальчике.

Он шел по тротуару к офису телефонной компании — название «Телефонная компания» было золотом написано на двери, — чтобы оплатить свой счет.

Резко оторвав голову от колен Лены, Кавинант вскочил на ноги. Туман ярости заволок его зрение.

— Что это за песня? — требовательно и хрипло спросил он.

Озадаченная, Лена ответила:

— Никакой песни. Я просто пыталась придумать мелодию. Это плохо?

Интонация ее голоса успокоила Кавинанта. Она говорила так непринужденно, с таким огорчением, вызванным внезапной вспышкой его гнева. Ее слова подействовали на него расслабляюще, и туман рассеялся.

«Не имею права, — думал он. — Я не имею права так набрасываться на нее».

Протянув руки, Кавинант помог девушке встать. Он попытался даже улыбнуться, но его неподвижное лицо могло лишь состроить гримасу.

— Куда мы теперь пойдем?

Обида постепенно исчезла в ее взгляде.

— Вы странный, Томас Кавинант, — сказала она.

Криво усмехнувшись, он ответил:

— Я не знал, что это настолько плохо.

Мгновение они стояли, пристально глядя друг другу в глаза. Потом, к его удивлению, Лена вспыхнула и отняла свои руки. Когда она вновь заговорила, в ее голосе слышалось какое-то новое волнение.

— Мы пойдем в Подкаменье. Вы увидите мою мать и отца.

Она весело повернулась и побежала по долине.

В своем беге она была тоненькой, легкой и грациозной, и Кавинант смотрел на нее, погруженный в размышления о странных новых чувствах, просыпающихся в нем. У него появилось неожиданное ощущение, что эта Страна может с помощью каких-то чар помочь ему освободиться от собственной импотенции, обрести какое-то второе рождение, которое останется с ним даже после возвращения к нему сознания, после того, как Страна и все ее безумные события потускнеют и перейдут в небытие полузабытого сна. Такая надежда не подразумевала того, что Страна должна быть настоящей физической реальностью и независимой от его собственного сознания, бесконтрольных сновидений. Нет, проказа была неизлечимой болезнью, и если он не умер в случившемся с ним происшествии, то ему придется смириться с этим фактом. Но сон мог излечить другие несчастья. Мог. И Кавинант направился вслед за Леной, раскачиваясь на ходу и чувствуя прилив сил в венах.

Солнце уже опустилось достаточно низко, чтобы половина долины оказалась укрытой тенями. Кавинант увидел, что бегущая впереди Лена сделала ему знак рукой, и он ускорил шаг, с наслаждением чувствуя под ногами пружинящий мох. Ему казалось, что он каким-то образом вырос, стал выше, словно целебная глина сделала нечто большее, чем просто вылечила его порезы и царапины. Приближаясь к Лене, он вдруг рассмотрел то, чего не заметил раньше, — изящество ее ушек, обнажавшихся, когда порыв ветра взметал вверх волосы, нежную девичью грудь, тонкую талию и округлые бедра, вырисовывающиеся под тонкой тканью туники. Когда он смотрел на нее, покалывание в ладонях усилилось.

Девушка улыбнулась ему, потом продолжила идти вдоль ручья к выходу из долины. Они двигались друг за другом по извилистой тропе между отвесными стенами скал, вздымающихся на высоту сотен футов. Тропа была каменистой, и Кавинанту приходилось все время смотреть себе под ноги, чтобы не споткнуться. Вызванное этим напряжение сделало путь довольно долгим, но уже через каких-то двести ярдов Кавинант и Лена вышли к расщелине, уходящей вверх и вправо от ручья. Они принялись карабкаться к этой расщелине, а потом вдоль нее. Вскоре дорога выровнялась, потом начала постепенно понижаться, и спуск оказался довольно длинным. При этом наклон был достаточным, чтобы Кавинант не мог видеть цели их путешествия.

Наконец расщелина повернула еще раз и закончилась, оставив Лену и Кавинанта на склоне горы высоко над речной долиной. Они стояли лицом прямо на запад, глядя на заходящее солнце. Слева от них из скал вытекала река и исчезала в равнинах справа. Долину пересекал отрог горной цепи, переходивший на севере в равнину.

— Это Мифиль, — сказала Лена, — а вон там — Подкаменье Мифиль.

Кавинант увидел на восточной стороне реки, к северу от себя, несколько домов.

— Расстояние до селения не слишком велико, — продолжала Лена, — но тропинки проходят вверх по долине, а потом назад, вдоль реки. Когда мы доберемся до нашего Подкаменья, солнце уже зайдет. Идемте.

Кавинант испытал неприятное ощущение, глядя вниз со склона горы, более чем с двух тысяч футов над долиной, но он переборол его и пошел следом за Леной на юг. Склон горы становился все менее крутым, и вскоре уже тропинка вилась по травянистым откосам среди суровых горных вершин, через лощины и овраги, среди лабиринтов упавших камней. И по мере того, как тропа понижалась, воздух становился глубже, мягче и делался менее прозрачным. Запахи тоже постепенно менялись, становились мягче; сосны и осины сменились сочным травянистым ковром. Кавинант чувствовал, что он воспринимает все изменения высоты до малейшего нюанса. В возбуждении от вновь обретенной остроты восприятия он не заметил, как спуск закончился. Тропинка скользнула с длинного пологого холма, вышла к реке и устремилась вдоль нее на север.