Дмитрий Ахметшин - Ева и головы

• Название: Ева и головы
• Автор: Дмитрий Ахметшин
• Жанр: Ужасы и Мистика

Что может связывать, кроме случая, маленькую девочку Еву и странствующего бродягу, цирюльника и костоправа великана Эдгара. Она… иная. Она единственная, кто самолично навязался к нему в спутники, и Эдгар решил пока не рвать спущенную с Небес нитку, пусть даже она всячески мешается под ногами, и вообще, приводит в недоумение. Вот только шьет костяная игла в его руках с уже продетой ниткой не только плоть больных и хворых, а чаще накрепко соединяет мёртвое с мёртвым…

---

Эдгар молчал; он силился уловить в голосе ребёнка интонации, которые подскажут, какой силок применить, чтобы поймать это загадочное существо. Расшифровать его мысли, как с горем пополам получалось со взрослыми людьми.

— Они сказали, что если дед пойдёт на поправку, ему теперь понадобится больше еды, — сказала девочка. — А от меня всё равно никакого толку.

— Сказали, от тебя никакого толку?

Девочка пошевелилась; Эдгар видел только её силуэт напротив маленького квадратного окошка. Она его не видела вовсе.

— У меня два брата и старшая сестрёнка. Рано или поздно она выйдет замуж. Будет приданное, но на двух дочерей у родителей не хватит.

Постепенно, одного за другим, Эдгар растолкал уснувшие слова. Прочистил глотку и сказал:

— Маленький страшненький зверёк. Тебя вышвырнули за дверь и напутствовали проклятием?

— Да уж не добрыми словами. Наверное, у мамы скоро снова будет ребёнок. Они надеются ещё на одного сына. От дочерей никакого толку. Мама была против, но отец сказал, что мне больше не место в этой семье. Сказал — идти прочь из деревни, по тракту на север, в сторону Ульма. Так, чтобы солнышко было справа. Идти, пока не наткнусь на какой-нибудь монастырь. Там есть приюты для сирот и брошенных детей.

На этот раз Эдгар сумел понять, что на душе у девочки. В жилах её буквально кипел огонь. Он искал в голосе хлюпающие звуки, но не услышал: жар внутри высушил все слёзы.

Этих причин достаточно, чтобы выставить ребёнка на улицу, но главную причину они дочери не сказали. Она помогала ему, Эдгару. Не побоялась держать за руку того, кто одной ногой уже стоит в приснопамятной лодке.

Монах из прибрежного монастыря был бы горд — его аллегории используются на полную катушку.

Эдгар только теперь заметил, что руки у него всё ещё липкие от крови и дурно пахнут.

— Где у вас здесь можно ополоснутся?

— Вон там, в бадье. Оттуда пьют свиньи.

— Скотине будет не очень здорово от человеческой крови.

— Мне все равно, — ответила девочка. — Утром меня здесь не будет.

Эдгар не видел, в какую сторону показала его новая знакомая, но запах воды приятно щекотал ноздри. Стоило о ней подумать, как великан сразу почувствовал верное направление. Кровь, казалось, въелась настолько глубоко в кожу, что от неё можно было избавиться, только содрав всё вместе. Однако, орудуя опилками и натирая попеременно обе ладони, Эдгар добился приемлемого результата. Он вылил из бадьи отравленную воду, после чего вернулся в угол. Девочка пинками разогнала свиней и устроилась посреди хлева, взгромоздившись на свой мешок.

— Как тебя кличут в людях, девочка-полоз? — спросил Эдгар.

— Ева. А тебя?

Эдгар дёрнулся — через его тело прошла дрожь отвращения. Для каких козней это существо хочет знать его имя?.. Нет, никогда он не даст повод свершиться чёрному колдовству, никогда не опустится топор из оникса на шею… Существо на другом конце сарая внезапно представилось Эдгару отвратительным, покрытым слизью и зелёной пупырчатой кожей, звуки, которые оно издавало, бередя и заставляя биться в конвульсиях ночь, были богохульными, они, как будто, обретали, едва покинув рот, собственные маленькие тела и бесцельно бродили по помещению, тыкались в стены, тонули в лужах и застревали в соломе. Эдгар подтянул колени к подбородку, опасаясь, что его заденут.

— Это незнамо. Утром мы разойдёмся.

— Но я же назвала тебе своё имя!

Гнев весь выкипел — во всяком случае, воды там Эдгар больше не чуял.

— Я зря спросил. То не нужно для меня. Горе мне теперь с этим знанием, горе да чума.

— О чём это ты? — спросила девочка, и, не дождавшись ответа, задала другой вопрос: — А куда ты направляешься?

Эдгар испытал странное, незнакомое ранее чувство. Очень давно никто не спрашивал его, куда он держит путь. Может, и вовсе никогда. А ещё великан внезапно обнаружил, что его слов, слепых и беспомощных, как кутят, здесь ползает гораздо больше, и уже не мог удержать их товарищей: тонкие, как пергамент, губы порвались, извергнув целый поток слов.

— Куда-нибудь, где проезжает хорошо, если одна за три дня телега. Старамо держаться далеко от дорог и трактов. Столько людей… я действую им на нервы.

— Тебе всё равно, куда ехать?

— На перекрёстках сворачивать на самую неприметную дорогу, где больше кустарника, туда, где вязнут ноги. У меня есть осёл. Иногда я доверяю ему выбирать направление.

— А разбойников не боишься?

— Нечего взять с такого убогого, как я. Жалкий человече, без титулов, без богатств, без слуг, без оружия… я как беззубый рот.

Девочка затихла. Похоже, она ожидала другого ответа. Эдгар вытащил пробку из бутыли с вином и хорошенько прополоскал рот. Во рту ещё оставался вкус гнилых яблок, которыми пропах дом крестьянина. Удивительно, но он стал только крепче. Эдгар только теперь понял, что вино сделано из тех же яблок.

— Мы можем утащить поросёнка.

В голосе ребёнка послышались новые нотки. Такие могли бы проснуться одним недобрым утром в глотке мирного вулкана, который спал в течение столетий и на мохнатом боку которого начали выпасать свои стада пастухи. И снова Эдгар дёрнулся, задрожал. Влага потекла у него по подбородку, на шею.

— Живу подаянием, — торопливо растолковал Эдгар. Он пришёл в необъяснимое волнение. — Воровство перед Иисусом тяжёлый грех, а я — великий грешник. Я крал луковицы, морковь, корнеплоды, но лишь для того, чтобы немного усмирить голод. Красть лишь у тех, кто смог бы отдать, но презрел заветы, забыл заповеди, стал жадным и слепым… или же просто-напросто не прошёл мимо меня, алкающего, а шёл на другом конце рыночной площади. Я сам прохожу мимо, понимаешь? Но никогда я не крал чего-то, чего не смог бы съесть прямо там, за один присест.

— Я разрешаю, — с удивительно взрослой ноткой пренебрежения сказала девочка. — Это же мои родители. Считай, что это моё приданное. Когда мы найдём мне жениха, оно будет очень кстати.

Эдгар помотал головой. Этот человеческий ребенок всё больше и больше его изумлял. Она говорит взрослыми словами, а потом начинает чирикать, как воробей: ровно столько же смысла в её словах. Позже, глубокой ночью, он пришёл к неожиданному выводу, что сам не очень хорошо представляет, какие слова пристали взрослым, а какие детям — потому, что недостаточно общался с теми и с другими.

— Таскать за собой порося? Всё время?

— Скажем жениху, что были очень голодны.

— Я не собираюсь таскать с собой тебя.

На это девочка ничего не ответила. Зашуршала мешком, а потом шёпотом спросила:

— Будешь кушать?

Эдгар принялся в темноте неистово креститься. Девочка сказала проникновенно, так, будто пыталась вложить в голову великана свои мысли:

— Ты и я — мы в свинарнике под одной крышей! — сейчас казалось, будто она совершенно его не боится. — Для тебя, может быть, это хороший ночлег, а меня выгнали из дома. Если я буду есть одна, то совершенно точно расплачусь.

От еды Эдгар не стал больше отказываться. Он принял из рук Евы разделённую по-братски лепёшку да половинку дряблой репы. Чтобы наесться, Эдгару нужно было не больше этой маленькой девочки. Он приучился к небольшому количеству пищи. Должно быть, желудок под этим животом размером с куриный.

Когда хруст репы затих на зубах, и стало слышно, как пытается выпутаться из ветвей ясеня ветер, девочка, которая вновь забралась в свой угол, попутно отбившись от любопытного носа свиноматки, покушающегося на еду, сказала:

— Поговори со мной. В темноте очень страшно.

— Сейчас ночь.

— Да, потому и прошу.

— Ночь, не время ворочать языком. Время слушать, что говорит она.

Эдгар вздохнул, приводя в равновесие пошатнувшуюся мельницу своих чувств и ощущений. Всё-таки плохо они поступают, нарушая всевластие ночи. Она не замедлит отомстить.

— Расскажи мне. Что тут можно услышать?

Ева говорила шёпотом. Может, она прониклась торжественностью времени суток и ощутила, наконец, качку, которая сопровождает путешествие их ковчега-свинарника через ночь. Эдгар впервые подумал, что этот шёпот не выбивается из картины, которую он рисует для ночи своими чувствами. Зато его собственный голос — выбивается ещё как, и великан постарался как можно быстрее закруглиться с изложением собственных мыслей, свернуть их в твёрдое, как зёрнышко сушёного гороха, слово.

— Всё вокруг. Всё как-нибудь звучит.

— Страшно-то как… Мамочки…

— Прислушайся, дщерь, и услышишь, — Эдгар вложил в голос всю строгость, которую смог собрать на языке. — Услышишь грифонов, что парят в небе, мантихор, что претворяются кустами, услышишь, как курицы отращивают рога и состязаются в воинском искусстве… Это ночь… Она другая, нежели день. День — добряк с во-от такими глазищами, если только это не зимний день (тогда он старый ворчун, и из уст его исходит ветер), с этой женщиной нужно быть, как с чёрным цыплёнком. Как со святым апостолом Павлом перед тем, как Христос обратился к тому в земле Иудейской, благой. Она — королева суровости и углов, не терпит в своих владениях самоуправства.