Андрей Скубиц - Легко

• Название: Легко
• Автор: Андрей Скубиц
• Издательство: Лингвистика
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-91922-027-5

«Легко» — роман-диптих, раскрывающий истории двух абсолютно непохожих молодых особ, которых объединяет лишь имя (взятое из словенской литературной классики) и неумение, или нежелание, приспосабливаться, они не похожи на окружающих, а потому не могут быть приняты обществом; в обеих частях романа сложные обстоятельства приводят к кровавым последствиям. Триллер обыденности, вскрывающий опасности, подстерегающие любого, даже самого благополучного члена современного европейского общества, сопровождается болтовней в чате. Вездесущность и цинизм анонимного мира массмедиа проникает повсюду. Это роман о чудовищах внутри нас и среди нас, оставляющих свои страшные следы как в истории в виде могильных ям для массовых расстрелов, так и в школьных сочинениях, чей слог заострен наркотиками. Автор обращается к вопросам многокультурности.

Литературно-художественное издание 16+

---

Мир таков, каков он есть, в лучшем его варианте, не тот скотский, с битьем. Система готова принять любого, кто обладает минимумом атрибутов, необходимых для того, чтобы человек оставался полностью свободным и при этом не ущемлял прав других людей, а тем более не спускался на уровень взаимоуничтожения. Я и Шулич в этом случае представляем объективные инструменты управления. А он тут подшучивает надо мной, прикалывается, другого слова не найти. Его вмешательство в ситуацию не так уж необходимо, но, если мозги есть, хоть чуть-чуть, он точно понимает, что делает. Да, это правда, все труднее удержать равновесие между правами одних и безопасностью других, но здесь-то речь не идет о каком-то хай-тек терроризме или о чем-то необычном. Задача — договориться с крестьянами! А мы даже этого не можем! Нужно взять под контроль мелкую локальную проблему, а как мы с этим справимся, если он у меня спрашивает, кто я по образованию? А потом еще жалуется, что нужно как минимум взять целую деревню в осаду, чтобы им объяснить очевидные вещи? А как их возьмешь в осаду, если мы сами перед этим ругаемся между собой? Поэтому лучше никому ничего не объяснять.

Шулич разворачивает бумагу и разламывает надломленный бурек на два куска. Несколько крошек падает в траву. Один кусок он предлагает Агате, которая голыми руками жадно хватает его, как лисица какая-нибудь, несмотря на то что бурек горячий, перехватывая пальцами, губы приоткрылись, полные слюны. Смотрю на нее, снова острое чувство: эти губы мои тоже.

Я: Я подсекретарь в министерстве внутренних дел. Я представляю министра.

Шулич: Да, ну и что? Даже у министра десять лет назад украли машину, помните? А у другого министра обокрали квартиру. Депутаты дерутся на парковке с полицейскими, а потом фотографируются в парламенте с пистолетами. А вы говорите, разработали систему.

Просто нет слов. Взглядом прошелся по Агате, она сейчас смотрит на своего младенца, ей кажется, он вот-вот проснется.

Я: Что вы с таким отношением делаете на этой работе?

Шулич: Как что, вы же сами раньше сказали. Слежу, чтобы люди не сцепились друг с другом. То есть, когда они дерутся, я их стараюсь развести в разные стороны. По необходимости узнать, кто виноват. Поэтому эта профессия мне кажется честной.

Я: То есть, семейка Шаркези вам подходит?

Лучше бы я прикусил язык. Этого перед Агатой я не должен был говорить, правда она ведь сейчас сфокусирована на своем горячем буреке.

Шулич: Да разве я это говорил! Я только сказал, как обстоят дела. Так что нет смысла читать лекции. В современном мире нельзя драться! Потому что мы разработали систему! Да кто это будет слушать?

Неудивительно, что дела обстоят так плохо. Совершенно неудивительно. Луна уже сошла с ума, на небе почти нет звезд, небо серебряно-голубого цвета, свод как будто покрылся кровлей. Читаю лекции? Да я стараюсь быть простым и понятным, и то не получается, а потом мне постоянно предъявляют обвинения. Хотя я говорю вещи, которые должны быть сами собой разумеющимися, но, по-видимому, не для всех.

ЭТО НЕ ЦЫГАНЕ, ЭТО КАННИБАЛЫ!!!!!!!!!!!!!!!!

Хочу вернуться к домашнему очагу, чтобы можно было печь кур, там так хорошо, даже воды в туалете не нужно спускать, как падает, так все и падает.

У нее руки как у Шакти. А у меня рожа как у египетского животного.

Шулич: Чем больше ответственности отдаешь кому-то, так называемым специалистам, тем глупее получается, потому что каждый потом хочет, чтобы кто-то другой взял на себя проблемы, например в разборках с соседями… А потом все ждут, что система должна прийти и сама вырыть каналы с крокодилами вокруг их дома! Потому что, мол, существует система! На всех полицейских не напасешься! Хотя я слышал, что кто-то именно этого и добивается. Как дети.

Я: А я что говорю?

Шулич только смотрит на меня, а потом откусывает свой бурек. Над головой у него прорисовывается облачко, на котором написано «Понятия не имею». Несколько крошек сыра прилипло к его губам, потом одна упала, когда он начал жевать.

Я: Поэтому нужно людей изолировать, чтобы они не дрались друг с другом и не крали друг у друга! Потому что у каждого есть шанс решить все по-другому! Их только нужно обучить, дать им пример —

Шулич жует, не имея намерения продолжать разговор.

Я: А это возможно! Дать пример! Создать прецедент. А вы, какой пример вы дали? Даже женщин и детей вы не защитили, когда их из дома выгоняли колами и факелами! Транспортом вы им помогли, в старую казарму отвезли! А потом люди вас просто развернули, вместе с машиной! А все почему?

Шулич глотает.

Шулич: А, вы обиделись.

Я: Речь не о том, что я обижен, речь о примере, который вы не смогли показать.

Агата: Точно так! Кто нас здесь защищает?

Я: А ты молчи! Поселение и раньше никто не защищал!

Замолкаю. Нет смысла. Мне самому уже кажется, что мои слова слишком умные, как рассуждения какого-то там сумасшедшего автора из рубрики «Письма читателей». Нет смысла. Я здесь, на месте действия, и что я делаю? Развожу философию. Шулич был прав. Развожу философию. Агате сказал, пусть она заткнется, вместо того чтобы ее просто остановить. Ведь она будет бурек у Шулича с рук есть. Он будет заниматься ее интеграцией, а не я. Он, которому на нее, по сути, глубоко наплевать, только кругами ходит. Тот самый, кто раньше вырвал ребенка у нее из рук, хотел сбросить его в ущелье. При этом у него честная профессия. Женщины не любят, когда им говорят, чтобы они замолчали. Все, что хочешь, лучше им по роже врезать. Только не игнорировать. Но спровоцировал меня Шулич, не она. Хотя, может быть, это самая умная вещь, которую я ей вообще за все время сказал.

Я обернулся в ее сторону.

Я: Ладно, можешь говорить. Скажи мне вот что: почему вы крали медь? Ваша семья, это что у вас — традиция такая? Медные трубы и статуи перед культурными центрами, по данным полиции?

Если я уже для них дурак, буду дураком до конца.

Агата: Да кто говорит, что мы крали медь? Может быть, подростками, несколько лет назад! Это только…

Я: Да, после того, как один раз все украли, естественно, вам уже больше ничего не осталось, это ведь не на всю жизнь. Ладно, давай по-другому. Почему вы украли медь?

Агата: Дети, чтобы купить сигареты! Вы же знаете, какие бывают дети!

Я: Подростки, которые сейчас ходят с аудиопримочками, нерегистрированными. Медь, чтобы купить сигареты? Браво. Почему вы крали медь?

Агата: Мы ее не крали! Люди берут то, что находят, если не на что жить! Но не наши!

Я: Я не говорю о том, когда берут то, что находят, говорю о системе, о принципе. Откуда этот ваш принцип, что медь — свободного пользования? Почему именно медь?

Агата: Да ведь не только медь…

Это становится сейчас — экзистенциально, что ли, как сказать.

Я: А ты понимаешь, что я вообще здесь говорю? Я тебе пример дать хочу Один пример, что это не имеет смысла, простой пример, без формальностей. Почему вас людьми не считают! У меди — своя функция. Смотри, я дома заказал себе медную трубу, когда унаследовал дом. И когда я возвращаюсь домой усталый с работы, хочу, чтобы моя медная труба все еще была на этом доме, потому что труба медная именно потому, чтобы ее на 100 лет хватило. Потому что нужно думать вперед. Хочу, чтобы памятник на кладбище и медная лампа у могильного памятника моих предков оставались там, где он сейчас находится, и чтобы так оно и было. Потому что это нужно уважать. А не так, чтобы разные там выродки это разрушали. Памятники нужны, это уважение. Медь — это тоже уважение. И если кто этого уважения не проявляет, то и другие его уважать не будут.

Агата: Но ведь медь — это деньги.

Смотрю на нее. Конечно, правда, говорю как пьяный дурак, она смотрит на медь так, как испанцы смотрят на золото в Америке: увидел — забери. Ей наплевать, находится это золото на алтаре бога солнца или змеи, или что там они освящали.

Я: Но это не ваши деньги! Люди за это заплатили! Те деньги, которые они заработали! Или кто-то когда-то из вашей семьи какие-нибудь честно заработанные деньги приносил домой?

Агата размышляет, потом все-таки что-то говорит, из чувства протеста.

Агата: Да, двоюродный брат из Грича, он мусорщик.

Как это ее хватает. Типа, вот, смотри, какую нам дают унизительную работу. Как будто их заставляют делать эту работу. Пусть не возникает, любая работа почетна. И кроме того, неправда, у цыган тоже бывают красивые дома и хорошая работа. Если они ведут себя нормально, а не так, как эта семья дегенератов.

Агата: А еще один брат у меня в Ново-Месте, он пробовал найти работу. Выучился на массажиста, совершенствовался в Италии, коллеги помогли. Все делал профессионально, открыл бизнес, индивидуальный предприниматель, рекламу в интернете сделал, салон в аренду взял в Ново-Месте. Я там была один раз, здорово. Но не пошло. Ему дали помещение по соседству с одной русской врачихой, которая лечила людей с помощью компьютеров. Ей не нравилось работать по соседству с цыганом. Он делал массаж вместе с девушкой, словенкой. Ну, эти русские и сцепились с ними. Врачиха вбила себе в голову, что цыгане хотят ее убить. Перед своими русскими клиентами цыган грязью поливала. Им обоим начали угрожать. Деньги, что они клали в банк, начали исчезать. Кто у них крал, непонятно. Один раз брата вообще избили, когда он закрывал салон. Его девушка выиграла в лотерею, а владелец киоска не хотел ей выплатить деньги, говорил, что ничего не знает. Тоже словенец. Странные вещи с ними происходили, я бы такого не выдержала, всего того, что они рассказали. Потом эти русские сами начали делать массаж и поменяли замок, а брата просто не впустили в здание, так все и закончилось.