Владимир Прасолов - Золото Удерея

• Название: Золото Удерея
• Автор: Владимир Прасолов
• Издательство: ЗАО Издательство Центрполиграф
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-227-04109-8 (ОИ), 978-5-227-04110-4 (КБПиНФ)

Автор повествует об удивительном мире сибирской тайги, о людях, живших в начале XIX века на берегах величавой красавицы Ангары. В центре остросюжетного романа — судьба тех, кто нашел и добывал здесь золото. Ярко написанные эпизоды заставляют задуматься о страшной силе «золотого тельца» и непобедимой мощи и широте славянской души, позволяют увидеть власть любви и дружбы, ненависти и предательства.

---

— Погодь, с Косых разберемся!.. — крикнул Пах-тин.

— Говори, дура старая, спортил Федька девку?! — хрипел Никифоров в ухо старухе.

— Иван Авдеич, бог с тобой, о том ли тебе думать-то надобно? Говорю же, девственна Анюта, крест целовать готова, правда то.

— Не знаю, верить ли тебе, через тебя одни беды, старая кочерга!

— Господи, да какие ж беды, Авдеич, я токо для тебя старалась…

— Молчи… Ты первая про ладанку эту вызнала, ты за все и в ответе будешь! За души загубленные, за кровушку пролитую…

— Окстись, Авдеич, я тута ни при чем, на мне нету перед людьми греха, нету, — пятясь и крестясь, запричитала Ваганиха.

— Куды поползла? Говори как на духу, точно Анютку Федька не спортил?

— Говорю же, не тронута она. Побита вся, в шрамах, а как девка цела… — чуть не плача шептала Ваганиха, продолжая креститься.

— Позови всех… — прохрипел Никифоров.

Старуха вышмыгнула из спальни Никифорова.

Он лежал в кровати, еще несколько дней назад сильный, не знающий преград мужик, умом и хитростью создавший свое дело, управлявший людьми и деньгами, теперь он не мог пошевелить даже рукой. Той, которая уцелела. Та же, которой уже не было, ныла страшной болью, от которой у него до скрипа в зубах сводило челюсти, от которой он терял сознание, проваливаясь в ватное небытие. Сразу после ранения, дома, ему стало легче, но через два дня силы стали покидать его тело. Он это чувствовал и понимал, что умирает. В доме тоже видели, что хозяину совсем плохо, он уже который день ничего не ел, только пил. В комнату вошли тихо и встали перед ним жена, дочери, Пелагея Уварова и Ваганиха.

Никифоров долго молча смотрел на них, переводя взгляд и вглядываясь в лица дочерей и жены. Глаза его маслено блестели из глубины век, провалившиеся щеки вздыбили густую бороду, она уже не лежала чинно, волос к волосу, а торчала лохмами, как ее ни причесывали. Наконец он заговорил. Тихо, с хрипом роняя слова, как шелестящие листья.

— Недавно мне приснился сон, вещий сон. В том сне сватали тебя, Анюта, за Федьку. Я тех сватов прогнал. Теперь жалею. Видно, не доживу до сватовства твоего, но волю свою сказать хочу. Коль люб тебе Федор, благословлю вас. Но ответь, не опозорила ты меня до свадьбы?

— Нет, тятенька! — упав на колени, простонала Анюта и подползла к кровати. Она прижалась щекой к неподвижно лежавшей руке отца.

Он молчал. Было видно, какой болью наполнены его глаза, но вдруг он чуть улыбнулся.

— Хорошо, благословляю тебя и даю согласие на брак с Федором. Теперь идите все, жена… — он, замолчав на секунду, продолжил: — Алена, останься.

Алена Давыдовна, еле сдерживая слезы, присела на кровать.

— Пусть за Федьку выходит, он чести моей не уронил, хотя все поперек делал.

— Ну что ты, Иван, еще сам свадьбу им играть будешь…

— Помолчи… я свое уж отыграл. Позови Ивана Коренного, проститься с ним хочу, и писаря, завещание написать. Поторопись, Алена, чую, уходит земля из-под ног. Иди. Пришли Пелагею пока.

Алена Давыдовна, утирая глаза, вышла.

— Ну что, Пелагея, спасибо хочу тебе сказать. Спасла ты мне жизнь, благодарен тебе.

— Вот встанешь на ноги, Авдеич, отблагодаришь…

— Уж не встану, видно, но за то, что не дала мне там окочуриться, время мне дала про жизнь подумать, отблагодарю…

— Иван Авдеич, не говори так, ты же сильный, не сдавайся…

— Погодь болтать, водицы подай, пересохло… — Он припал к ковшу. — Тут под подушкой письмо, отдашь в руки Фролу, никому боле не кажи и сама не смотри, поняла?

— Поняла.

— Достань и спрячь до времени.

Пелагея вытащила письмо и убрала в складки платья. В дверь тихо постучали.

— Впусти, а сама поди пока…

Через два часа из спальни тихо вышли староста Иван Коренной и новый писарь Зайцев.

— Иван Авдеич просил не тревожить, спать всем велел, вроде полегчало ему, — сказал Коренной уходя.

Под утро Никифоров приподнялся в кровати, сказать что-то хотел, но не смог. Откинулся, вздрогнул всем телом и умер. Крик овдовевшей Алены Давыдовны никто не услышал в селе. Село гуляло, из тайги вышли первые партии приисковых работников, и рекой лилось вино и водка в никифоровских кабаках. Пьянка захлестнула почти каждый двор, во всех избах рады были принять на постой таежную братию, щедро платившую за вес… Пьяненький дед Карась во все гор по орал песню про атамана Стеньку Разина, пока не свалился с высокого крыльца. Никто и не понял, что он сломал шею. Только утром и поняли, а так всю ночь и пролежал вместе с пьяными, которых выносили служки из кабака да и укладывали под стеной в ряд…

Первый ледок стал уже прихватывать забереги Ангары. Самое время «лучить» сонную и ленивую рыбу в хрустально-чистой, прозрачной воде. Только дождись безлунной ночи — и на реку с заходом солнца. Однако одному несподручно, а братьев не уговоришь, у них одни девки на уме. И почему у них к ним такой интерес, один визг да гомон, сокрушался Сила. Он сидел на берегу у костерка и правил острогу. Скорей бы Федька Кулаков из тайги вернулся, с ним бы точно пошли. Как они в прошлой осени порыбачили! Ночь, как на заказ, темнющая была, хоть глаз коли, и тихо. Ни ветерка, вода чистая, никакой ряби. Вышли они в протоки островные, запалили факела и пошли течением по мелководьям у бережка. Сила на веслах был. Федор через час уже острогу ему отдал, рука устала рыбу колоть, а может, просто нетерпенью его уступил. Тогда-то и увидел Сила впервой настоящую рыбу. Сначала растерялся было, замер, не веря глазам своим, думал, топляк причудливый изогнулся в донной впадине меж камней, однако шевельнул жабрами «топляк», замутив воду у головы своей, и Сила, что было в нем силы, вогнал острогу в спину хозяину Ангары. Не промахнулся, хотя почти на двухметровой глубине лежал осетр. Вогнать вогнал, а удержать не смог. Взметнулась рыбина — и вылетела острога из рук замерзших в мгновение, хорошо, что крепкой бечевой к лодке привязана была. Покатал тогда он их в лодке полночи и по течению и против, пока успокоился. Кое как вдвоем вытащили, чуть не перевернулись, когда он, видать из последних сил, решил в реке остаться, но удержали. Федор прямо в пасть ему рукой залез и за жабры держал. Весу в рыбине почти пять пудов было. Эх, скорей бы Федька вернулся!

А Федор в это время тоже коротал вечер у костра вместе с Семеном и Фролом. Завтра они вместе с экспедицией выходили из тайги. Почти месяц водил Семен людей по ручьям золотоносным. Брали пробы, столбили участки, строили зимовья. Золото было, где больше, где меньше, и впустую ни одного лотка Семен не промыл. Радовались все, довольный поручик Бело-цветов не раз сам в холодной воде с людьми работал. Спиринский наносил на карту их разведку и тоже был доволен делами. Только Пахтин был недоволен собой, не изловил убийцу, не вывел его на чисту воду. Сдох Косых в своей же западне. Прозевал нападение, не уберег Матану! Эх, все эти беды старый казак себе в вину ставил. Хоть никто его в том и не винил совсем. Сейчас, назначенный Белоцветовым, он отвечал за сохранность золота, хоть и немного его было, но каждая осьмушка золотника, каждая крупинка его была в надежных руках. Пахтин носил кошель с золотым песком за пазухой и никогда не расставался с ним.

— Сотник, а через реку ты уж не переплывешь, на дно утянет, — шутил Фрол.

— Не утянет, говорят, золото, как говно в человеке, само не тонет и его на плаву держит, — отшучивался тот.

После всей той истории с Косых Белоцветов принял решение, что Семен получит долю в деле, ежели места им указанные фартовыми будут. Так и случилось, и теперь Семен был в доле. Федор был его помощником во всем, он учился лотком мыть золотой песок, учился всем премудростям непростого дела. Теперь он знал, где надо копать по руслу ручья, определяя жилу. Знал, как и где поставить бутару, чтоб сподручнее и быстрее работалось. Его смекалка и выносливость, упорство, с каким он работал, скоро приметили, и все относились к нему с уважением. Он был другом мастера, коим по праву считали Семена и потому его преемником во всем. Но наступали холода, пора было выходить, хотя азарт, охвативший всех, уже удерживал людей в этой глухой тайге. Однажды Белоцветов сказал Спиринскому:

— Помнишь тот разговор, когда ты не поверил Семену, что не в золоте дело.

— Да не не поверил я ему, а из опаски просто…

— Ладно, чего ты, я не о том, я тоже не сразу его понял, а теперь вижу. Не золото в этом деле главное. Не золото.

— А что же?

— А то, что за ним стоит.

— А что же за ним стоит?

— А вот ты подумай сам.

Спиринский, как ни крутил в своем мозгу этот вопрос, а так и не смог на него ответить. Ничего, кроме предвкушения денег и роскоши, он в золоте не видел. Он подсчитывал уже все на следующий сезон, и, конечно, то золото, которое будет добыто, и то, что получит он лично. В этом было его главное увлечение и мечта, им взлелеянная. Он хотел вернуться в Петербург и прошвырнуться по лучшим ресторанам и чтоб видели все, что он может себе позволить лучшие вина и лучших женщин. А главное, дворянство себе купить, от родителей не унаследованное. О своей жене он как-то не особенно вспоминал. В его мечтаниях она отсутствовала. Она вспоминалась лишь тогда, когда он думал о создании своей торговли. Тут без тестя никак не обойтись… ну и без нее соответственно.