Вячеслав Шишков - Хреновинка [Шутейные рассказы и повести]

• Название: Хреновинка [Шутейные рассказы и повести]
• Автор: Вячеслав Шишков
• Издательство: Новосибирское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1996
• ISBN: 5-7620-0726-Х

Добрые, то веселые, то печальные рассказы и повести Вяч. Шишкова, которые сам писатель называл «шутейными», составляют основу сборника. Стихийные, яркие, они запоминаются живыми характерами, колоритным языком. А главное тем, что в них живет Россия, какой она была в первой трети нашего века: талантливая, необузданная, смешная, горькая — неповторимая Россия.

---

— Врешь!.. У нас и реки-то настоящей нет. У нас негде купаться!

— В пруд увели…

— Врешь! У нас и пруда нет!

— Ну, значит, к колодцу.

— У нас нет колодцев!.. Врешь! Врешь! Врешь!.. — топал купец обутыми в суконные сапоги ногами.

Франц Францыч с опаской поглядел па взбесившегося Петра Петровича, спросил его:

— Откуда ж вы воду пьете?

— Нет у нас воды! Мы не пьем воду! — визжал купец, брызгая слюной… — Где слон? Подай сюда слона! Подай!!

Он с силой сгреб директора за галстук:

— Деньги назад! Сто целковых! В суд! В суд!

Директор Деларю стоял деревянным болваном безмолвно, недвижимо, лишь запорожские усы мотались, как хорьковые хвостики на старомодной шубе. Однако мозг его работал с напряжением, вовсю:

— Извиняюсь, — прохрипел директор Деларю. — Пардон. Дело вот в чем… Пожалте чрез полчаса.

Но тут выполз из конюшни пьяный Лука. Бывший нищий, он частенько получал от Петра Петровича у церкви пятаки и, чувствуя благодарность к благодетелю, решил вступиться за его поруганную честь.

— Петр Петрович!.. Ваше степенство, — его язык заплетался не менее, чем ноги: одетый в рвань, толстобрюхий, низенький, с красными гноящимися глазками, с кой-какой немудрящей бороденкой, он походил на типичного пропойцу. — Значит, прямо говорю: обжулил он тебя, слонов никаких у нас не водится… Ни слонов, ни крокодилов… Одно мошенство…

— Пошел вон! — топнул на него директор.

— Стой, стой, — напористо проговорил купец. — Сказывай.

Лука тоже промямлил:

— Стой!.. — и, закренделяв ногами, шлепнулся в навоз. — Вот он слон, вот, вот… Видишь, на шесте висит?.. — со слезой, с хрипом бормотал Лука, указывая на висевшую в конюшне сшитую из мешков слоновью шкуру. — Мы с Гришкой работали в этой одежине, он впереди, я по случаю малого роста в самом заду хвостом вертел. Господи боже, грех-то какой, сколько народу православного мы на обман взяли, не говоря о партейных… — и Лука горько заплакал.

Купец выпучил пожелтевшие глаза, дико покосился на директора, на пришитый к слоновой шкуре телячий хвост, разинул рот и замер.

"Как бы долг не потребовал, лишенец чертов", — с боязнью подумал похолодевший Деларю.

— И денег не отдашь? — затряс головой купец.

— Расписка под слона. Слон нет — деньга нет.

По лицу купца волной прошла обида. Вздохнул, взглянул на небо и, покачивая головой, трогательно проговорил:

— И кого ты надуваешь? Ты церковного старосту надуваешь.

Мистер Деларю опустил голову и для приличия всхлипнул.

— Ну и ладно, бог с тобой, — примиренно сказал купец. — Придвинься-ка.

Роберти фон Деларю в облегченной радости шагнул к купцу и подхалимно, унизительно заулыбался.

Набожно осенив себя крестом, купец сказал:

— Другие межеумки отрицают сны, а я в сны верю. Я вчерашней ночью видел — знаешь, что?

— Никак нет-с… Чего же-с? — весь распластался Деларю.

— Будто бы подходит ко мне какой-то обормот и говорит мне: я, говорит, делаю из мухи слонов, из слонов дураков. Дозвольте, говорит, вас надуть…

— Аяяй… Аяяй… — соболезновал директор.

— Да. И вынимает он, подлец, велосипедный насос с кишкой… Чтобы, значит, надуть меня.

— Аяяй… Аяяй…

— Я вскочил, развернулся да как в ухо ему рраз!! — и купец с такой неожиданностью ошарашил директора по битой голове, что тот прытко побежал взад пятками и перелетел чрез ползавшего на карачках брюханчика Луку. Купец же быстро, не оглядываясь, зашагал домой.

Вездесущие мальчишки кричали ему вслед:

— Слон! Слон! Эй, слон!

Он шел молча, ускоряя ход. Ныло под ложечкой, болел все еще сжатый кулачище, густо накатывалась слюна. В глазах рябило: проплывали зеленые слоны.

2. Бычка-трычка

Завтра вечером храбрый, неустрашимый, всемирно известный Еруслан Костров начинает свои цирковые номера с быком.

Накануне выступления он купил две бутылки водки и пошел в ближайшую деревню Черепенино в гости к мельнику, с которым он свел знакомство на базаре.

В сущности, хромоногому борцу незачем было бы ходить за три версты в гости да еще со своей выпивкой. Но у мельника имелся приличный бык, авось мельник, соблазнившись угощеньем, и даст его во временное пользование непобедимому борцу.

Еруслан Костров перешел по горбатому мосту небольшую речку и, заметив махавшую крыльями мельницу, направился прямо к ней.

Черный с проседью, красноносый мельник встретил его, как закадычного приятеля. Мельник вдов, бездетен, но у него жила молодая, высокая, богатырского сложенья девушка. К несчастью, она всегда носила по левому глазу черную узкую повязку. Что за этой повязкой, — никто не знал, даже сам мельник, но, во всяком случае, с глазом Насти было неблагополучно. Через эту черную повязку она осталась в перестарках, женихи проходили мимо. Настя бросила свою большую бедняцкую семью и поступила в батрачки к мельнику Брюханову. Мельник соблазнил ее, но жениться на ней медлил. Он как бы испытывал бескорыстную ее верность и преданность себе. Жила девушка у мельника два года. Сытая жизнь казалась ей тягостной, немилой. Он сильно ревновал ее. Попервоначалу, когда мельник надолго уходил в город или в лес, запирал девку в баню.

— Веры у меня в твое бабье положенье нет. Сиди. Кроме всего прочего, я — колдун. Я все твои мысли-гусли знаю. В случае чего — в кота обращу или в чушку… Век свой обороткой будешь по земле мотаться да похрюкивать.

Он плевал на замок, громко кричал заклинанья, чтоб слышно было Насте:

— Заплевано, заковано, замазано, приказано! Эй, слуги, черти, карауль, с вас весь ответ сниму!

Настю это злило, Настя плакала, искала случая развязаться с колдуном… Эх, эх, эх…

Обедать для гостя и хозяина Настя накрыла под рябиной, в холодке. Бражничать же пошли в избу, подальше от случайных чужих глаз. Еруслан Костров крутил молодецкие усы, расчесывал рыжую шелковую бороду, косился на статную Настасью: не девка, а борец. Вот бы!..

— Беднота нашего брата утесняет, — жаловался мельник, поглаживая туговатый свой живот. — Просто диву даешься, за что про что советская власть ублаготворяет бедноту.

— Очень даже сполитично, — по-хитрому ответил Еруслан Костров, он боялся напрямки обидеть мельника: рассердится, быка не даст.

— То есть так притесняют, то есть так притесняют. Того гляди ноздри опечатают и рот заткнут, чтоб без налогу не дышал, не говорил. Эх, тяжко, — мельник взмотнул бородой, сморщил нос и горько замигал. — Ну-ка, Настя, плесни винца!.. Ведь у меня до новых правов, при царе, сорок десятин покупной земли было, а как право перевернулось, все отобрали, черт их залягай.

— Кому ж досталась земля-то ваша, извиняюсь?

— Кому… Беднякам да лодырям!.. Одиннадцать семей теперь на моей земле живут… Ка-му-у-на…

Борец недолюбливал деревенских кулаков и на сей раз не сдержался.

— Так, так… Людям большая польза. Это хорошо.. — сказал он.

— Что хорошо? — зло разинул мельник рот.

— Да вот это самое, как его?.. Приняв во внимание… и все прочее такое… Да… — в сильном смущении мямлил Еруслан Костров, тупоумно двигая бровями.

— Да вы кушайте винцо, не беспокойтесь, — выручила Настя. — А тебе, Марк Лукич, кажись, и не пристало жаловаться-то. Брюхо у тебя толстое, хозяйство неплохое, куры, гуси есть, коровы есть, мельница работает, даже бычишка есть…

— Ах вот! — щелкнул себя по лбу Еруслан Костров и перемигнулся с Настей.

— Дозвольте, Марк Лукич, вашего бычку-трычку осмотреть… Ведь я, можно сказать, с тем и пришагал по случаю цирка…

— Идем, — сказал мельник, обдав Настю мутным, как вешняя вода, холодным взглядом.

Они направились на зады усадьбы, в хлев.

— А ты этой кобыле заводской не верь. Стерва она… Мельница, мельница… Сама-то она мельница… Да мельницу-то мою вот-вот отберут ироды-то…

В мельнике бродил хмель, он икал, выписывал ногами вавилоны, споткнулся на тыкву, едва не зарылся носом в гряды.

Еруслан Костров вдруг остоповал, ударил себя по карману:

— Ах, извините великодушно; кисет забыл, — и рысцой к избе.

Мельник икнул, сел в гряды, сорвал огурчик, стал хрупать его белыми зубами.

Еруслан Костров вошел в избу.

— Чего забыл? — задрожала голосом Настасья и заперла дверь на крюк — Ты не вздумай меня облапить без хозяина… С тебя станется…

— Ну, что ты! За кого ты меня считаешь? Я не фулиган какой. — Еруслан Костров обеими руками схватил Настю за талию и поднял к потолку. — Чувствуй! Можешь соответствовать?

У Настасьи затрещали кости, лопнула шнуровка.

— Брось, жеребец! Задушишь, — прокряхтела она и накрепко защурилась.

Когда мельник дернул дверь, Настя быстро сняла крючок и стала мести избу.

— Ага! На запор… Это что такое?! — крикнул, топнул в половицы мельник.