Филип Фармер - Миры Филипа Фармера. Т. 6. В тела свои разбросанные вернитесь. Сказочный пароход

• Название: Миры Филипа Фармера. Т. 6. В тела свои разбросанные вернитесь. Сказочный пароход
• Автор: Филип Фармер
• Издательство: Полярис
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1996
• ISBN: 5-88132-152-9

Вошедшие в эту книгу романы «В тела свои разбросанные вернитесь» и «Сказочный пароход» открывают цикл книг о мире Реки — самый прославленный в творчестве знаменитого фантаста.

---

— На самом деле, друг мой, — ответил ему Коллоп, — именно это и произошло.

— Стало быть, то, что она красива, страстна и умна, — это всего лишь совпадение? — спросил Бёртон.

— Хотя я и стремлюсь к тому, чтобы быть выше человека, а скорее к тому, чтобы быть человеком совершенным, я слишком человек, — отозвался Коллоп и улыбнулся. — Неужели я стал бы истязать себя добровольно, выбрав себе в подруги какую-нибудь уродину?

— Думаю, ты еще глупее меня в этом смысле, — сказал Бёртон. — Что до меня, то мне в женщине нужны только красота и притягательность. До ее ума мне никакого дела нет. И еще я предпочитаю блондинок. Есть во мне какая-то струнка, которая начинает звенеть, когда к ней прикасаются пальчики золотоволосых женщин.

Геринг привел в свою хижину настоящую Валькирию — высокую, полногрудую, широкоплечую шведку из восемнадцатого века. Бёртон поинтересовался, не была ли эта дама копией бывшей жены Геринга, невестки шведского путешественника графа фон Розена. Геринг признался в том, что его подруга не только внешне похожа на Карен, но даже голос у нее такой же. Похоже, он был со своей избранницей счастлив, да и она вроде бы тоже.

А потом, как-то ночью, во время неизменного предутреннего дождя, Бёртон очнулся от глубокого сна.

Ему показалось, что он слышал крик, но, когда окончательно проснулся, услышал только раскат грома и треск ударившей неподалеку молнии. Бёртон закрыл глаза, но тут же снова проснулся. В соседней хижине кричала женщина.

Бёртон вскочил, распахнул бамбуковую дверь и высунул голову из хижины. На лицо его упали капли холодного дождя. Кругом было темно — хоть глаз выколи. Только горы на западе озарялись вспышками молний. А потом молния сверкнула так близко, что Бёртон на несколько мгновений оглох и ослеп. Но все-таки успел разглядеть две белые фигуры рядом с хижиной Геринга. Немец сжимал горло женщины, а та схватила его за руки и пыталась оттолкнуть его.

Бёртон выбежал из хижины, поскользнулся на мокрой траве и упал. Когда он поднимался, снова блеснула молния, и Бёртон увидел, что женщина стоит на коленях, запрокинувшись назад, а над ней — искаженное злобой лицо Геринга. В этот миг из своей хижины выбежал Коллоп, обернувший вокруг пояса полосу ткани. Бёртон поднялся на ноги и, не говоря ни слова, побежал. Но Геринг уже исчез. Бёртон опустился на колени рядом с Карлой, пощупал пульс. Сердце ее не билось. Снова сверкнула молния и озарила лицо женщины — рот широко раскрыт, глаза выпучены.

Бёртон встал и крикнул:

— Геринг! Где ты?

И тут же, получив удар чем-то тяжелым по затылку, упал ничком на траву.

Бёртон едва не потерял сознание, но ухитрился подняться на четвереньки, после чего распластался на траве, получив новый тяжелый удар. В полубессознательном состоянии он сумел-таки перекатиться на спину и выбросил перед собой руки и ноги, чтобы защититься. Вспышка молнии осветила стоявшего над ним Геринга, сжимавшего в руках дубинку. Лицо у него было совершенно безумное.

Сгустился мрак. Что-то белое и туманное выпрыгнуло из тьмы и набросилось на Геринга. Два бледных тела упали на траву около Бёртона и покатились. Оба кричали, словно мартовские коты. Новая вспышка молнии озарила дерущихся, и стало видно, как они вцепились друг в друга.

Бёртон, пошатываясь, встал на ноги и бросился к ним, но был сбит с ног Коллопом, которого отшвырнул от себя Геринг. Он снова поднялся. Коллоп тоже вскочил и кинулся к Герингу. Раздался громкий треск, и Коллоп упал. Бёртон попробовал догнать Геринга, но ноги не слушались его и увели в сторону. Опять полыхнула молния, прогремел гром, и Бёртон увидел Геринга так, словно смотрел на него глазами фотографа, снимающего немца в тот момент, когда тот размахнулся дубинкой.

Бёртон получил удар по руке, и рука онемела. Теперь его не слушались не только ноги, но и левая рука. И все же он поднял правую руку и попытался замахнуться. Снова раздался треск. Ребра Бёртона не выдержали и словно бы провалились внутрь грудной клетки. Дыхание ушло из его груди, и он снова повалился на холодную и мокрую траву.

Что-то упало рядом с ним. Несмотря на боль, Бёртон дотянулся до упавшего предмета. В руке его оказалась дубинка — видимо, Геринг выронил ее. Вздрагивая при каждом вдохе, приносившем боль, Бёртон встал на одно колено. Где этот безумец? Две тени танцевали и расплывались, сливались в одну и снова разделялись. Хижины! В глазах у Бёртона двоилось. Только он подумал, уж не получил ли сотрясение мозга, как в свете блеснувшей вдалеке молнии различил фигуру Геринга. Вернее — две фигуры Геринга. Одна из них как бы сопровождала другую. Левая стояла на земле, а правая висела в воздухе.

Обе фигуры подняли руки вверх, словно Геринг хотел омыть руки дождем. Но когда обе фигуры обернулись и пошли к Бёртону, он понял, что происходит Они кричали по-немецки (одним голосом):

— Омой кровь с рук моих! О Боже, омой ее!

Бёртон поплелся к Герингу, подняв над собой дубинку. Он только собрался сбить немца с ног, как Геринг развернулся и побежал прочь. Бёртон, хромая, кинулся следом. Они спустились с холма, поднялись на другой, выбежали на широкую равнину. Дождь прекратился, молнии и гром утихли, а через пять минут, как обычно, рассеялись тучи. Белую кожу Геринга озарил звездный свет.

Словно привидение, он мчался впереди своего преследователя и, судя по всему, направлялся к Реке. Бёртон не отставал от немца, хотя сам не мог понять почему. Ноги слушались намного лучше, почти как раньше, в глазах прояснилось, перестало двоиться. Наконец он нагнал Геринга. Тот присел на корточки у Реки и уставился, не отрываясь, на волны, отражавшие своими изломами свет звезд.

— Очухался? — спросил его Бёртон.

Геринг вздрогнул. Он начал было вставать, но передумал. Застонав, он опустил голову на колени.

— Я понимал, что делаю, но не понимал почему, — проговорил он. — Карла говорила, что утром уйдет от меня, говорила, что не может спать в шуме — так сильно я кричу, когда вижу ночные кошмары. А я так странно себя вел: я умолял ее остаться, говорил ей, как сильно люблю ее, что умру, если она меня покинет. А она отвечала, что я ей нравлюсь, вернее, нравился, но что она меня не любит. И вдруг мне показалось, что для того, чтобы удержать ее, я должен ее убить. Она, крича, выбежала из хижины. Остальное ты знаешь.

— Я был готов убить тебя, — признался Бёртон. — Но понимаю, что ты просто безумен. Однако местный народ тебя не простит. Ты же знаешь, что с тобой сделают: повесят за ноги головой вниз, и будешь так висеть, пока не сдохнешь.

Геринг выкрикнул:

— Я ничего не понимаю! Что со мной творится! Эти кошмары! Поверь мне, Бёртон, если я согрешил, я расплатился за это! Но я не могу перестать расплачиваться! Мои ночи — это кромешный ад. А скоро и дни станут адом! Тогда у меня останется единственный способ обрести покой! Я убью себя! Но какой от этого толк! Я очнусь — и снова ад!

— Воздерживайся от мечтательной резинки, — сказал Бёртон, — и все пройдет. Ты сможешь. Ты ведь говорил мне, что бросил морфий на Земле.

Геринг встал и посмотрел Бёртону прямо в глаза:

— То-то и оно! Я не прикасался к резинке с тех пор, как попал сюда.

— Что! — вырвалось у Бёртона. — Да я готов поклясться, что!..

— Ты подумал, что я так дико себя вел, потому что нажевался резинки! Нет, ни капельки не жевал! Но разницы никакой.

Несмотря на всю злобу на Геринга, Бёртону стало жаль его. Он сказал:

— Ты сам открыл свой ящик Пандоры и, похоже, не сумеешь захлопнуть крышку. Не знаю, чем это кончится, но мне не хотелось бы быть на твоем месте, хотя я не сказал бы, что ты этого не заслужил.

Геринг произнес тихо, но решительно:

— Я одолею их.

— Хочешь сказать, что победишь самого себя, — сказал Бёртон. — И что же ты собираешься предпринять?

Геринг махнул рукой в сторону Реки.

— Утоплюсь. Начну все сначала. Может быть, в новом месте мне больше повезет. Ну и, конечно, мне неохота, чтобы меня подвесили, как цыпленка в лавке мясника, вверх лапками.

— Ну, тогда au revoir[55] — попрощался Бёртон. — И удачи тебе.

— Спасибо. Знаешь, ты мужик неплохой. Только выслушай один совет.

— Какой?

— Лучше не привыкай к мечтательной резинке. Пока что тебе везло. Но в один прекрасный день она одолеет тебя так же, как одолела меня. У тебя будут другие бесы, не такие, как у меня, но тебя они будут так же пугать и мучить.

— Чушь! Мне нечего от себя скрывать! — воскликнул Бёртон и громко расхохотался. — Я этой дряни сжевал предостаточно, чтобы в этом не сомневаться.

Он ушел от берега, но думал о предупреждении Геринга. Двадцать два раза он жевал резинку. И всякий раз вынужден был клясться, что никогда не будет больше к ней прикасаться.

По пути к холмам Бёртон обернулся. Туманно-белесая фигура Геринга погружалась в воду Реки. Бёртон помахал немцу рукой — не мог удержаться от трагического жеста. А потом он позабыл о Геринге. На время утихшая боль в затылке вернулась и стала острее, чем прежде. Колени его подогнулись, и, не дойдя всего несколько ярдов до хижины, он опустился на землю.