Филип Фармер - Миры Филипа Фармера. Т. 6. В тела свои разбросанные вернитесь. Сказочный пароход

• Название: Миры Филипа Фармера. Т. 6. В тела свои разбросанные вернитесь. Сказочный пароход
• Автор: Филип Фармер
• Издательство: Полярис
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1996
• ISBN: 5-88132-152-9

Вошедшие в эту книгу романы «В тела свои разбросанные вернитесь» и «Сказочный пароход» открывают цикл книг о мире Реки — самый прославленный в творчестве знаменитого фантаста.

---

— Какая нелепость! — твердил он себе множество раз. — Даже разум бессилен объяснить это чувство вины. Мы так давно разлучены с Ливи, что уже стали чужими друг для друга. Слишком многое случилось с каждым из нас после Дня Воскрешения.

Однако чувства не подчинялись логике, и он страдал — страдал от осознания собственной вины. Хотя можно ли называть логикой эти жалкие доводы его ума? Ведь по сути своей человек по-прежнему оставался неразумным животным и вел себя в соответствии с врожденным темпераментом и приобретенными склонностями.

— Почему же я терзаюсь тем, что не может быть поставлено мне в вину? — в который раз шептал он себе. — Потому что такова моя натура, будь я проклят! Потому что при зарождении Земли какие-то два атома столкнулись друг с другом, и это породило цепь событий, по воле которых я оказался здесь — в ночи, на странной планете, среди толпы помолодевших стариков, собранных из всех времен и народов. Вот почему я иду в свою бамбуковую хижину, где меня ждут одиночество и тоска, абсолютно необязательные с точки зрения разума, но неизбежные по существу.

Да, я мог бы убить себя, но смерть не решит моей проблемы. Через двадцать четыре часа самоубийца оживает вновь — пусть в другом месте, но таким же несчастным. И каждая новая попытка, оставаясь бесплодной, лишь добавляет муки истерзанной душе.

О жестокосердные и безжалостные ублюдки! — вскричал он, погрозив кулаком далеким звездам. Потом горько рассмеялся и добавил:

— Что толку обвинять их в жестокости и черствости душ? Как и я, они не в силах измениться. В этом дерьме мы все едины.

И все же подобные мысли не ослабили его желания отомстить. Он по-прежнему хотел вцепиться зубами в руку, подарившую ему бессмертие.

Его бамбуковая хижина находилась у подножия холма под огромным «железным» деревом. Строение выглядело жалкой лачугой, но считалось здесь исключительной роскошью, поскольку нехватка каменных инструментов превращала строительство домов в настоящую проблему. Люди, перенесенные сюда после падения метеорита, селились в шалашах, сделанных из бамбуковых шестов, травяных веревок и больших листьев «железного» дерева, которые походили на слоновьи уши. В долине росло около пятисот разновидностей бамбука, и из некоторых люди делали деревянные ножи. Однако их лезвия быстро ломались, нуждались в постоянной заточке и вообще являлись жалкой пародией, на то, к чему привык человек.

Войдя в хижину, Сэм лег на топчан и закутался в несколько больших покрывал. Слабые звуки далекого веселья мешали заснуть. Немного поворочавшись, он поддался искушению пожевать палочку мечтательной резинки. Сэм не знал, к чему это приведет: к экстазу с обилием текучих многоцветных образов, к чувству мудрого умиротворения или к похотливым желаниям, а возможно, наоборот — к бездонному мраку, где из темноты станут выползать чудовища и скулящие призраки погибшей Земли, где в языках адского пламени начнут извиваться грешники, и демоны без лиц, наслаждаясь криками жертв, будут давиться визгливым смехом.

Он пожевал тягучую массу, проглотил слюну и понял, что опять совершил ошибку. Но трезвый ум, как всегда, запоздал, и было поздно что-либо менять. Он вновь переживал тот эпизод, когда мальчишкой тонул в реке — и ведь утонул бы, если бы его не вытащили.

«Тогда я умер в первый раз, — подумал Сэм. — Хотя нет! Я умер, когда родился! Как странно, что мать никогда не рассказывала мне об этом».

И он увидел ее, лежавшую на постели, — спутанные волосы, побелевшая кожа, белки глаз под приоткрытыми веками и дрожавшая челюсть. А доктор, закурив сигару, склонился над малышом — над ним, над Сэмом. Он повернулся к отцу и невнятно пробормотал:

— Вряд ли удастся спасти.

— Вы хотите сказать, что моя Джейн и… вот этот… погибнут? — спросил отец.

У доктора были огненно-красные волосы, густые рыжие усы и светло-голубые глаза. Его лицо выглядело бесстрастным и грубым.

— Обычно я хороню свои ошибки, но в данном случае вы зря беспокоитесь, — ответил он. — Я спасу этот комочек плоти, хотя вряд ли от него будет какой-то толк. И ваша жена тоже поправится.

Доктор укутал малыша в простыню и положил его на кровать. Затем сел и начал писать что-то в маленьком черном блокноте.

— Неужели вы не можете отложить свою писанину на другое время? — возмутился отец Сэма.

— Я должен сделать эту запись, — ответил доктор, — и давно бы сделал ее, если бы не болтал тут с вами так много. В этот дневник я заношу все души, которые выпускаю в мир. Под старость лет мне хотелось бы составить огромную книгу с биографиями этих людей и в конце концов понять, насколько они стоили моих усилий. Если мне удастся принять в эту юдоль печали хотя бы одного гения, моя жизнь обретет какой-то смысл. Иначе я лишь зря терял время, пополняя человечество новой тысячей идиотов, лицемеров и лжецов.

Маленький Сэм заплакал, и доктор сказал:

— Кричит так, словно уже потерял душу, верно? Как будто все грехи мира легли на его крохотные плечи.

— Вы странный человек, — заворчал отец. — И, кажется, очень злой. А уж то, что Бога не боитесь, так это видно сразу.

— Да, моя дань уходит князю тьмы, — с усмешкой ответил доктор.

Запах крови сплетался с дымом сигар. Комната пропахла зловонием пота и похмельным дыханием доктора.

— Как вы решили его назвать? Сэмюэлем? Да ведь так зовут и меня! Сэмюэль — это имя Бога. А тут их сразу два! Прямо анекдот какой-то! Жаль, что дохленький он у вас и не протянет долго. А если и выживет, то будет маяться всю жизнь.

— Вон из моего дома, дьявольское отродье! — закричал отец. — Что вы только за человек такой? Прочь с моих глаз! Я позову другого доктора. Простить себе не могу, что позволил вам прикасаться к моей жене и принимать ребенка. Избавьте этот дом от своей дьвольской вони!

Доктор, покачиваясь, собрал окровавленные инструменты и небрежно бросил их в саквояж.

— Ладно, я уйду. Но вы задержали мой отъезд из этого захолустья. Я ведь тут проездом, мой провинциальный друг.

Лишь доброе сердце заставило меня сжалиться над вами, поскольку шарлатан, который практикует на этой помойке, уехал в город по своим делам. И вот, покинув уют таверны, я пришел сюда, чтобы спасти младенца, для которого смерть была бы лучшим исходом. Я спас своего маленького тезку, и этого вы не можете отрицать! Так где же мой гонорар?

— Я мог бы выбросить вас за порог, не дав ничего, кроме своих проклятий, — сказал отец. — Но человек должен оплачивать свои долги независимо от обстоятельств. Вот ваши тридцать серебряных монет.

— Мне больше нравятся бумажные деньги, — с усмешкой ответил доктор. — Не будь меня, вы дождались бы своего коновала, и он дал бы вам горсть никчемных пилюль, но, запомните, только я, доктор Экс, мог вытащить из лап смерти вашу жену и ребенка! Доктор Экс — непредсказуемый и вечный странник; таинственный незнакомец, посланный дьяволом для того, чтобы сохранять жизни других несчастных ублюдков; веселый малый, продавший душу шотландскому виски, потому что от рома его просто тошнит…

— Вон! Вон! — закричал отец. — Убирайтесь, пока я вас не прикончил!

— Вот благодарность этого мира, — прошептал доктор Экс. — И мне действительно пора уходить. Из ничего я явился на свет, населенный ослами, и, пройдя его, вновь удаляюсь в ничто. Экс или икс — это и есть ничто!

В холодной испарине, застыв от напряжения, как каменный Аполлон, Сэм наблюдал за драмой своего рождения. Внезапно сцену и актеров втянуло в бледно-желтый шар, по которому заструились красные молниевидные прожилки. Видение поблекло, и далекое 30 ноября 1835 года во Флориде, штат Миссури, стало вновь погружаться в глубины подсознания. Прежде чем выйти за порог, доктор еще раз обернулся и взглянул на Сэма. Он вытащил изо рта сигару, дурашливо усмехнулся, и среди его желтых прокуренных зубов блеснули два удивительно белых и неестественно длинных клыка.

Видение потемнело и угасло. Дверь его родного дома превратилась в проем бамбуковой хижины, и новая фигура, мелькнув на фоне ярких звезд, скользнула в тень у изголовья. Клеменс закрыл глаза, подготавливая себя к следующему кошмару. Он застонал и еще раз пожалел о том, что принял мечтательную резинку. Тем не менее Сэм знал, что в ужасной фантасмагории таилась правда, которая нравилась и одновременно не нравилась ему. Драма рождения была фантазией, сотворенной им самим для оправдания собственных страхов. Но что означала эта темная фигура, которая беззвучно кралась к нему, как смерть? Из каких глубин его ума возникло это существо?

Внезапно он услышал бархатный голос:

— Сэм Клеменс! Не тревожься! Тебе не будет от меня вреда! Я пришел, чтобы помочь!

— А что вы потребуете в уплату за помощь? — тихо прошептал Сэм.

Человек негромко рассмеялся и сказал: