Валерий Шубинский - Азеф

• Название: Азеф
• Автор: Валерий Шубинский
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-235-03869-1

Во все времена самые большие проблемы для секретных служб создавали агенты-провокаторы, ибо никогда нельзя было быть уверенным, что такой агент не работает «на два фронта». Одним из таких агентов являлся Евгений Филиппович Азеф (1869–1918), который в конечном счете ввел в заблуждение всех — и эсеровских боевиков, и царскую тайную полицию.

Секретный сотрудник Департамента полиции, он не просто внедрился в террористическую сеть — он ее возглавил. Как глава Боевой организации эсеров, он организовал и успешно провел ряд терактов, в числе которых — убийство министра внутренних дел В. К. Плеве и московского губернатора великого князя Сергея Александровича. В то же время, как агент охранного отделения, раскрыл и сдал полиции множество революционеров.

Судьба Азефа привлекала внимание писателей и историков. И все-таки многое в нем остается неясным. Что им двигало? Корыстные интересы, любовь к рискованным играм, властолюбие… или убеждения? Кем он был — просто авантюристом или своеобразным политиком?

Автор книги, писатель и историк литературы Валерий Шубинский, представил свою версию биографии Азефа.

знак информационной продукции 16 +

---

И еще одно обстоятельство. Напомним, что одним из импульсов, заставивших Азефа в 1903 году начать игру против правительства, был Кишиневский погром. В этом обычно видят проявление национальных чувств. Но в отношении Азефа к товарищам по революционному движению никакой национальной дифференциации не просматривается. Следуя своим соображениям, он выдавал полиции или посылал на смерть своих товарищей без различия происхождения и вероисповедания. Дело было, видимо, не только в том, что в Кишиневе власти (неважно кто — Плеве или местная полиция) отдали толпе на расправу евреев, но и в том, что́ это были за евреи. Беззащитные, аполитичные, «штатские» до мозга костей обыватели, мещане.

Можно допустить, что и максималистская бойня на Аптекарском могла повлиять на настроение Азефа и заставила его работать на стороне правительства с большей искренностью, чем планировалось вначале. Разворот на 180 градусов, но, может быть, отчасти по сходным причинам.

Совесть — странная вещь. Разным людям она говорит разное. Николаю II, например, она запретила дать послабления евреям. Героические революционеры, по зову своей совести бестрепетно идя на смерть ради светлого будущего человечества, оставляли за спиной горы трупов — и почти не оборачивались, не рефлексировали. А Азеф… Может быть, в его тяжелой, жирной, каменной душе известие о смерти несчастных мещан-просителей отозвалось острее, чем в стальных и хрустальных душах его товарищей? Ведь он-то тоже был мещанин, и по происхождению, и по духу. Может быть, резкое заявление, принятое по его настоянию, до известной степени действительно отражало его чувства?

Чуть-чуть забегая вперед. В начале 1907 года в Аляссио, на Ривьере у Азефа был такой разговор с легендарной Верой Фигнер:

«Однажды он спросил, как отношусь я к недавно бывшему покушению максималистов на жизнь Столыпина, стоившему стольких жертв людьми, совершенно неповинными.

— Какая разница между этими террористами и вашими народовольцами! Эти не считаются с человеческой жизнью, а Кибальчич высчитывал каждый золотник динамита, чтобы не причинить лишнего разрушения.

Я возразила:

— Все зависит от условий, в которых должен произойти акт. Нельзя сравнивать обстановку, в которой действовали мы, с обстановкой теперешней. Я уверена, что покушение на Столыпина повлекло столько жертв не по легкомыслию тех, которые совершили его, а в силу необходимости.

Азеф, видимо, остался недоволен этим ответом, а я, к сожалению, не вспомнила в этот момент, что при взрыве 5 февраля 1880 г. в Зимнем дворце было убито и искалечено 67 солдат Финляндского полка, составлявшего охрану дворца и находившегося непосредственно в помещении над подвалом, в котором жил Халтурин и находился динамит»[221].

Комментарии, что называется, излишни.

(Другой ветеран-народоволец, Герман Лопатин — ему вместе с Верой Фигнер предстояло быть судьей в деле Азефа — иронизировал над заявлением ПСР по поводу теракта на Аптекарском: звучит как «это сделала не я, а моя кузина Маша».)

Суммируя: да, Азеф, вероятно, хотел осенью свернуть БО. Но так, чтобы в случае чего иметь возможность ее восстановить.

Итак, сдав дела, Азеф уехал с женой на Ривьеру. И поселился в городке Аляссио. И познакомился с Верой Фигнер.

Любовь Григорьевна заботилась об отдыхе мужа — ведь он столько лет прожил, как она выражалась, «с петлей на шее». Он действительно отдыхал, лечился «минеральной водой и гимнастикой». Но Азефу жизнь без игры, без азарта быстро наскучила. Фигнер вспоминает:

«…Раз Азеф приоделся и таинственно исчез, не взяв с собой жены. Нам она сказала, что он поехал для прогулки в Оспедалетти, что показалось мне странным, так как в этом сезоне маленький городок безлюден, скучен и не имеет ничего привлекательного… Вероятно, он ездил вовсе не в скромный Оспедалетти, а в Монако или в Монте-Карло…»[222]

Может быть, и в Монте-Карло. Может быть, играл в рулетку — как годом раньше покойный Гапон.

В эти месяцы Азеф часто вслух сетует, что ему приходится, не участвуя в работе, получать 150 рублей в месяц из партийной кассы. Замечательно, например, его письмо Н. В. Чайковскому от 11 декабря 1906 года из Мюнхена — еще по пути на Ривьеру:

«Мне придется несколько месяцев с Л. пожить за границей и полечиться, быть несколько вдали от непосредственной работы. При этих условиях очень неприятно жить на партийные деньги… ввиду этого у меня явилась мысль, не знаю только, насколько она осуществима. То мое личное сбережение, которое вложено в Ваше дело, нельзя ли его получить обратно — по 15 фунтов в месяц в течение 20 месяцев, начиная с января…»[223]

Интересно было бы, конечно, узнать, что это за «дело». Что-нибудь по технической части? И когда ветеран-народник и главный боевик успели устроить свой бизнес — во время графтоновской эпопеи? И что стояло за этими чудовищно лицемерными телодвижениями? Демонстрация сверхщепетильности (ведь что такое 150 рублей в месяц для партии, которая никогда не была так богата, как в конце 1906 года!) или какой-то мелочный расчет?

Одновременно он, как добрый товарищ, хлопочет о получении у партийных меценатов содержания для Савинкова, который тоже «отдыхает и лечится».

Впрочем, нельзя сказать, что Азеф на рубеже 1906–1907 годов находится совершенно вне террористических предприятий. Кое-чем (и очень интересным — во всех отношениях) он занимается. Но об этом — дальше.

ВОЛЬНЫЕ СТРЕЛКИ И ПТЕНЦЫ ГНЕЗДА АЗЕФОВА

Центральная Боевая организация и максималисты были, как мы уже писали, далеко не единственными группами, практиковавшими в России в 1906 году террор. Среди прочих группок, так или иначе связанных с эсерами, выделялась одна — так называемая группа Карла, или Летучий боевой отряд Северной области.

Это была небольшая альтернативная БО, организованная людьми, в БО Азефа — Савинкова не попавшими. Глава группы, латыш Альберт Давыдович Трауберг («Карл» — уж не в честь ли Карла Моора, шиллеровского благородного разбойника) и его люди совсем не походили на Азефа и его «кавалергардов». Это были дилетанты, не имевшие, в отличие от азефовцев, не говоря уже о максималистах, сколько-нибудь заметных денег, вооруженные, как в дни Гершуни, простыми пистолетами и бравшие одной отчаянной смелостью. Они не обладали ни навыками, ни методикой, ни явками, ни мастерскими. Ночевали в общежитии Лесного института или уезжали на ночь в Териоки. Среди них было — что само по себе интересно! — больше девушек, чем юношей.

Казалось бы, у них ничего не могло получиться в принципе. И да — в 1903–1904 годах, при нормальном государственном порядке, у них ничего бы и не вышло. Но в 1906 году азефовские правильные методы наблюдения не работали уже просто потому, что о них уже знали — даже если бы их изобретатель и не перешел на сторону правительства. Но когда вся правоохранительная система постоянно работает в сверхштатном режиме, когда полицейские и военные охвачены страхом, обязательно образуются бреши, которыми может воспользоваться храбрец-авантюрист. К тому же группа Карла была связана с местными партийными группами и получала от них оперативную информацию, на основании которой стремительно импровизировала.

В частности, людям Карла — точнее, одной из его девушек — удалось то, что не вышло в начале года у БО: убить генерала Мина. Девушку звали Зинаида Коноплянникова, ей было 27 лет, она — бывшая сельская учительница. Убийство было совершено 13 августа, на другой день после взрыва на Аптекарском, с обескураживающей простотой. На станции Новый Петергоф террористка подошла к экипажу, в котором находился Мин с женой и дочерью, и в упор из браунинга сделала четыре выстрела в спину.

Коноплянникову судили 26 августа и повесили на рассвете 29-го. На эшафоте она читала пушкинские строки про «звезду пленительного счастья» — о чем с восхищением писал Герасимов. Начальник Петербургского охранного отделения отдавал должное самоотверженности своих врагов. Тем опаснее они были.

Коноплянникова стала второй женщиной, повешенной в России, — после Софьи Перовской. Впрочем, с ней могли расправиться и без суда, как с Екатериной Измайлович. Вообще о судьбах этих экзальтированных эсеровских террористок 1906 года невозможно говорить без содрогания. Например, о Марии Спиридоновой, убившей в Тамбове чиновника Луженовского, зверски избитой и, возможно, изнасилованной жандармами и проведшей 16 дней в ожидании казни; о другой, впоследствии сыгравшей историческую роль, особе, шестнадцатилетней Фейге (Фанни) Каплан, контуженной и надолго потерявшей зрение при подготовке взрывного устройства; о Беневской, о Леонтьевой, о Климовой… Несчастные чистые девушки, вовлеченные в кровавое безумие.

Другим серьезным делом группы Карла стало убийство 27 декабря главного военного прокурора России В. П. Павлова «неизвестным, одетым в матросскую форму» (Николаем Егоровым). Наконец, уже 17 января был убит начальник петербургской временной тюрьмы Гудима.