Юрий Буйда - Покидая Аркадию. Книга перемен

• Название: Покидая Аркадию. Книга перемен
• Автор: Юрий Буйда
• Жанр: Русское современное
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-699-90768-7

Аркадия – идеальная страна счастья, рай на земле. Двадцать пять лет назад таким раем казалась дооктябрьская Россия, «которую мы потеряли», а сегодня многие считают, что идеальной страной был СССР, хотя советские люди были убеждены, что счастье возможно только в будущем, где нет ни «совка», ни «коммуняк», а только безграничная свобода и полные прилавки. Все требовали перемен, не задумываясь об их цене.

Эта книга – о тех, кто погиб в пожаре перемен, и о тех, кто сгорел дотла, хотя и остался в живых, и о тех, кто прошел через все испытания, изменившись, но не изменив себе. О провинциальной девчонке, которая благодаря стойкости стала великой актрисой, потеряв все, кроме таланта. О молодом дипломате, отказавшемся от блестящей карьеры ради любви. О нормальных подростках, превратившихся в безжалостных убийц. О прокуроре, взявшемся за оружие, чтобы вернуться к привычной жизни. Эта книга – о поисках идеала, о единстве прошлого, настоящего и будущего, о нас сегодняшних, о счастливой Аркадии, которую мы всегда покидаем, никогда с нею не расставаясь.

---

– Хорошо, – сказала Нора, внезапно успокоившись. – Выслушай меня, Митя, и хорошенько подумай. Здесь, только в этом доме, хранится картин на миллионы. Миллионы долларов, Митя! Плюс сам дом, плюс московская квартира… да много чего еще… скульптуры, эскизы… наследие, в общем… Я хочу не только его смерти – убить его мало – я хочу, чтобы все это стало моим. Нашим. Причем на законных основаниях. У него ведь никого нет – ни родителей, ни братьев и сестер, вообще никого, а бывшая его жена счастлива с каким-то австралийцем… да и детей у них не было… Я единственная наследница. Стану вдовой, через несколько месяцев вступлю в права наследства, и все это станет моим. А потом я могу делать с этим что захочу. Захочу – продам. Здесь есть три или четыре картины, которые на аукционах стоят не меньше миллиона. Каждая, Митя! Долларов, Митя! Все это станет нашим. – Вдруг улыбнулась. – Разве ты не хочешь отомстить человеку, который набил тебе морду? – Привстала, глядя ему в глаза. – Ты со мной, Митя? Ты мне поможешь? Мы вместе? Ну же, не мямли, Митя! Только прямо скажи – да или нет. Если нет, я пойму. Но тогда мы расстанемся. Навсегда, Митя. Если да, мы сделаем это и проживем долго и счастливо, ты и я. Только не говори мне о муках совести и призраках убитых – я слишком хорошая актриса, чтобы во все это верить. Так ты со мной, Митя, или нет?

Бессонов рассмеялся.

– Ты замечательная актриса, Нора, – сказал он, – но это не театр, это жизнь. В жизни из тебя леди Макбет никудышная, уж прости. Заскучала по девяностым? Пиф-паф, любовь, кровь, морковь, в бровь? Не думаю. Тогда в чем дело? Тебе хочется его денег? Но у тебя своих – куры не клюют. Или ты так его любишь, что готова убить? Любишь? Нет? Да ты сама не знаешь, что произошло на самом деле и чего на самом деле хочешь, поэтому, как сказал бы твой Станиславский, не верю я во все эти ваши страсти…

Нора молчала.

– Ты подумай, Нора, только подумай! Ну хорошо… Чем ты хочешь его убить? Мечом? Из пистолета? У тебя, кажется, нет пистолета, значит, его придется добывать, а человек, который достанет пистолет, может проболтаться. Хочешь убить его здесь, да так, чтобы тебя ни в чем не заподозрили? Или хочешь спрятать тело? Вывезти или закопать? Детали, Нора, не люди убивают, а детали! Он слишком известный человек, полиция встанет на дыбы, но что-нибудь да найдет… Боже, неужели я это говорю вслух? Поверить не могу, что я это говорю…

Она молчала.

– Ну послушай… – Он взял ее за руку. – Только послушай, Нора… ну давай с другого конца зайдем… Человеку, пользующемуся электрическим утюгом, трудно поверить во все эти чудеса… в хождение по водам, превращение воды в вино, воскрешение мертвых… По той же самой причине мы не понимаем всех этих Эдипов, Электр, Агамемнонов, по той же самой причине так трудно сегодня ставить Эсхила или Софокла, по той же самой, Нора, и ты это знаешь: мы не верим в этих богов, в судьбу, рок, фатум, в мистику, в неизбежное наказание, в загробное воздаяние… а эти боги, этот рок – такие же действующие лица пьесы, как все эти цари и герои… мы не верим во все это так, как тогда люди верили, потому и не можем проникнуться тем ужасом, который переживает царь Эдип… или Орест какой-нибудь… вместо ужаса в наших спектаклях – механика головного мозга, какая-нибудь химера вроде совести, в которую мы тоже не верим, и ты не веришь, вместо всего этого ужаса у нас Сартр какой-нибудь, не к ночи будь помянут… – Бессонов перевел дух. – Люди взрослеют, Нора. Нам уже не нужно на каждом шагу хвататься за меч или за пистолет – есть суд, прокуратура, полиция, пресса, очень неплохие гигиенические средства, а мы ведь сегодня ни во что, кроме гигиены, и не верим… ты можешь представить сегодняшнего человека, который согласился бы быть распятым рядом с Христом ради спасения души? Сама эта мысль вызывает оторопь, правда? У нас не осталось ни трагедии, ни даже комедии… Господи, да почему я должен тебе все это говорить! – Он перевел дух. – Если ты так ненавидишь его, если так хочешь отомстить, разведись с ним, черт возьми, отсуди у него половину имущества, а потом играй себе в театре, занимайся любовью… живи! Только, пожалуйста, Нора, не делай глупостей! Неужели тебе так хочется в тюремной камере драться с лесбиянками из-за жопы какой-нибудь хорошенькой зечки? Я привык к тебе, Нора… иногда я даже думаю, что люблю тебя… и кто знает, как оно сложится… может, мы поженимся, ребенка заведем… да чем черт не шутит… – Помолчал. – Честное слово, мне тебя будет не хватать…

– Поезжай домой, Митя, – сказала Нора, мягко отнимая у него руку. – Что-то я устала…

Он хотел было сказать что-то еще, но запнулся, встретив ее взгляд, и ушел.

Где-то зазвонил телефон.

Нора очнулась, попыталась вспомнить, где он может быть. В последние дни она часто оставляла телефон где попало, а потом подолгу искала его. Поставила звук на полную мощность, но это плохо помогало. Иногда убивала уйму времени, чтобы найти трубку. Обнаруживала ее то на столе в кухне, то на полу в гостиной, а однажды в кармане халата, который был на ней. Стала рассеянной. Ей трудно было сосредоточиться на чем-то, подчас для этого приходилось напрягать все силы. Ей хватило сил на разговор с Бессоновым, но когда он ушел, она рухнула в кресло и впала в прострацию. Внезапно все показалось пустым, глупым, бессмысленным. Разговор с Бессоновым, смерть Нюши, исчезновение Кропоткина, планы мести, мечи и топоры, страсти, лица, вызолоченные кровью, боги, цари и герои – все слилось в однородную мутную массу, в которой беспомощно тонули живые люди, живая Нора…

Телефон не унимался.

Наконец она встала и отправилась на поиски трубки. Заглянула в спальню, постояла на балконе, потом у двери Нюшиной комнаты, посидела в библиотеке, чтобы спокойно выкурить сигарету, прихватила из бара бутылку и спустилась в мастерскую – звонок явно шел оттуда.

Включила свет, сдернула с мольберта мешковину, села на складной стульчик, глотнула из горлышка. Она впервые видела эту работу Кропоткина, для которой позировала в обнимку с Нюшей. Кропоткин написал тревожный фон в своих любимых красных и черных тонах, контрастировавший с покоем и нежностью, которые излучали светящиеся фигуры матери и дочери. Впрочем, покой этот нарушался смещением точки зрения – художник смотрел на женщин как будто сверху, что оптически увеличивало лица и глаза – глаза он явно намеренно чуть-чуть увеличил, придав взглядам сдержанный драматизм, потаенную мятежность. И благодаря этому статичная композиция наполнилась драматизмом, готовностью к взрыву…

Снова зазвонил телефон.

Она повернулась вправо и увидела трубку – та лежала на ящике рядом с палитрой и початой пачкой сигарет. Нора не помнила, чтобы она сюда спускалась в последние дни. Но, впрочем, она много чего не помнила. Не сводя взгляда с картины, вытерла слезы, поднесла телефон к уху.

– Да.

– Элеонора Сергеевна? – спросил мужской голос.

– Да.

– Наконец-то, – сказал мужчина. – С вашим мужем сейчас все в порядке. Операция была тяжелой, длилась четыре с половиной часа, но сейчас Олег Александрович в стабильном состоянии…

– Олег Александрович?

– Простите… – Голос стал растерянным. – Кропоткин Олег Александрович кем вам приходится?

– Мужем… но почему вы…

– Ага, – перебил ее мужчина, – значит, вы ничего не знаете. Его привезли к нам позавчера, он был без сознания. Сначала его подобрала на улице «скорая». Слава богу, он был трезвый и при нем были документы. Пробили по базе и доставили к нам. Обширный инфаркт миокарда. Оперировал сам Мигунов… слыхали, наверное… профессор Иван Дмитриевич Мигунов… два часа назад Олег Александрович пришел в себя…

– Позавчера?

– Что?

– Извините… вчера мы похоронили дочь, его не было на кладбище…

– Соболезную… Вам напомнить наш адрес? Давайте я вам его эсэмэской пришлю…

Нора вызвала такси, приняла душ, схватила зонтик и выбежала во дворе – машина уже ждала у ворот.

До кольцевой автодороги такси домчалось минут за десять, а вот по Москве пришлось тащиться через пробки, поэтому в больницу Нора приехала только к полуночи.

На крыльце ее встретил тот самый врач, с которым она разговаривала по телефону.

– А я вас еще по «Шиксе» помню, – радостно сообщил он. – «А теперь отойдите, Шикса стрелять будет!» – процитировал он. – Нам сюда.

Кропоткин лежал в отдельной палате. Лицо его было до глаз закрыто кислородной маской. От головы и рук тянулись к каким-то аппаратам трубки и провода.

– Говорить он может, – сказал врач, придвигая к кровати стул для Норы, – но сейчас ему лучше помолчать. Если что-нибудь понадобится, я на связи…

И исчез.

Нора опустилась на стул, взяла руку Кропоткина и вздохнула с облегчением.

Кропоткин приоткрыл глаза, пошевелил пальцами.

– Да, – сказала она, вытирая слезы, – хорошо. Попробуем, черт возьми, еще раз. Не уверена, что у нас получится, но – попробуем. Как ты там называл это? Искусство немощи? Ну вот и попробуем это самое искусство немощи… этим я еще никогда не блевала…