Матти Йоэнсуу - Харьюнпяа и кровная месть

• Название: Харьюнпяа и кровная месть
• Автор: Матти Йоэнсуу
• Издательство: Радуга
• Жанр: Полицейский детектив
• Год: 1991
• ISBN: 5-05-002648-2

М. У. Йоэнсуу, сам бывший полицейский, в своем романе «Харьюнпяа и кровная месть» ставит вопрос о социальной несправедливости и расизме.

---

— Так вот, о вчерашнем… Важнее всего то, какая ситуация была в буфете перед выстрелом. Харьюнпяа…

Харьюнпяа прочистил горло.

— Это, к сожалению, видимо, мало поможет, — начал он. — Там была буфетчица… ее показания вот тут… во время выстрела она находилась в кухне — пошла доставать корзины с лимонадом. Потом те двое, которые сидели спиной к дверям. Они обернулись уже после выстрела, когда Асикайнен закричал… А с Асикайненом была только женщина — Мериляйнен, Анья Ирмели. Но она была в таком состоянии, что взять у нее показания оказалось просто невозможно. Единственный способ — попробовать снова…

Зазвонил телефон.

— Дежурный криминальной полиции комиссар Кандолин. Ага — идем…

Кандолин медленно опустил трубку. Потом оглядел всех и изобразил на губах улыбку — широкую, как у Никсона, обнажающую даже десны.

— Один из убийц в «садке», — сказал он торжественно. — На этот раз настоящий. Цыган. У него пистолет, от которого так разит порохом, что из него явно стреляли сегодня вечером…

8. Валлила[6]. 5 Часов

Улицы Стуре, Гористая и Промышленная отрезали от южной части Валлилы треугольный участок. Вдоль его узких извилистых улочек стояли выстроенные в первой половине столетия деревянные дома с какими-то странной формы железными крышами; местами эти крыши спускались вниз почти отвесно, так что стен второго этажа даже не было видно за жестью, а окна казались пожарными оконцами; местами же они поднимались ввысь как башни, образуя на чердаках причудливой формы каморки и мансарды.

После того как деревянную Валлилу решили сохранить, многие строения поменяли своих владельцев. Большую часть домов основательно подремонтировали, а некоторые почти целиком выстроили заново, и теперь они выглядели более представительно, чем тогда, когда были новыми. На улицах появились «бемари» и «вольво». Из открытого окна можно было услышать, как кто-то говорит по телефону:

— Нет, там мы настлали пол из широких сосновых досок… Клинкер? Его положили в прачечной — вернее, это теперь сауна, мы ее переделали…

Но были в Валлиле и другие дома. Их стены выгорели на солнце и стали серыми, оконные рамы — трухлявыми, на крышах цвели красные пятна ржавчины, и, проходя мимо них, можно было почувствовать запах гнили, исходивший из вентиляционных окошек каменного фундамента.

Это были дома, принадлежащие муниципалитету. Во дворах там ковыляли старухи в шлепанцах и старики на костылях, сверкая глазами, шмыгали кошки, а по утрам, около десяти, возле этих домов появлялись мужчины с полиэтиленовыми мешками, по вечерам, в эти же часы, — громко смеющиеся женщины. И все, казалось, чего-то ждали: и люди, и дома.

На Бастионной улице, неподалеку от пересечения с улицей Кеуру, стоял один из таких домов. Под его карнизом тянулась рассохшаяся деревянная резьба, выполненная каким-то мастером прежних времен; за домом высились остроконечные скалы кеуруского парка, почти такие же высокие, как дом. В ту августовскую пятницу, в такую рань, что синева на небе еще только угадывалась, из трубы этого дома уже поднимался пахнущий березовыми дровами дым.

Севери остановил машину недалеко от дома, и, хотя он уже дважды проехал мимо него, не заметив ничего подозрительного, он все еще был настороже. Не заглушая мотора, он выключил передачу и склонился к баранке, зорко осматривая улицу.

Она была пустынна. Вдоль обочины стояли те же машины, что всегда, их непротертые стекла запотели от росы, ни одна щелочка не блестела. Движения на улице не было. Даже дворы выглядели безжизненными. Ни возвращающихся домой пьяниц, ни ранних собачников, прогуливающих своих любимцев, ни осторожных филеров, которые, не шевелясь, прячутся возле водосточных труб или в кустах.

Севери вышел из машины. Это был невысокий кряжистый мужчина лет сорока. Его лицо казалось каким-то конусообразным — может быть, из-за маленького подбородка, почти отсутствующего, — но сросшиеся брови и аккуратно прикрывающие верхнюю губу усы возмещали этот недостаток: они придавали ему вид человека, с которым лучше не ссориться — во всяком случае, тогда, когда его рука, как теперь, лежит в кармане брюк.

Севери быстро перешел улицу, ступил на тротуар и направился к дому, и, хотя казалось, что он смотрит только перед собой, он точно знал, что происходит вокруг — три голубя слетели на землю, почтальон толкал свою тележку по Гористой улице, Рууса или Миранда, на мгновенье колыхнув занавеской, выглянула в окно, чтобы узнать, кто идет. Севери дошел до угла и свернул во двор. Теперь — он увидел это уголком глаза — в нижнем окне стоявшего наискосок дома шевельнулась занавеска, это Трехпалый — Гуннар Палми. Вот и хорошо. Теперь Трехпалый знает, в какое время он вернулся, может сообразить, что он ездил далеко, а главное, видел, что Севери вернулся один. Он, конечно, не удержится — расскажет об этом, когда услышит, что случилось на Малом пороге, если это ему пока еще неизвестно. К тому же Трехпалый видел их отъезд, видел, что Вяйнё и Онни сидели сзади. Глаза Севери сузились, улыбаясь, он так хлопнул калиткой итак скрипнул кольцом, что Трехпалый непременно должен был его заметить.

Во дворе пахло сырой землей. Не мешкая, Севери скрылся в отбрасываемой углом дома тени и распахнул дверь погреба, лишь чуть приоткрытую, — из тьмы вырвался запах дров, сырости и паутины. Не останавливаясь, он прошел к крыльцу, схватил газеты и поднялся по скрипучим ступенькам — лесенка была видна с улицы и из окон Палми, он заметил, что у окна все еще кто-то стоит. Севери поднял руку, чтобы постучать, и почувствовал мучительный спазм в животе. Только теперь, когда он наконец оказался дома и в безопасности, когда почти все осталось позади, он понял, как напряжены его нервы. Необходимость быть постоянно настороже, не переставая, грызла его изнутри, точно крыса, — и это будет продолжаться многие месяцы, может быть, годы.

— Чертовы молокососы…

Севери постучал. Миранда тотчас откинула крюк, она ждала в прихожей. Севери вошел.

— Ну?

— Сюда никто не приходил, — шепнула Миранда, задыхаясь и сжимая руки, — ни с Козьей горы, ни из полиции. Но компания Трехпалого явно знает. Они до поздней ночи караулили за занавесками, точно чего-то ждали.

— С ними не стоит считаться. Но если явятся непрошеные гости…

— Не знаю, как быть с Руусой. Она твердит, что нам вообще надо уехать.

— Постараюсь ее вразумить, как только освобожусь.

— Она требует, чтобы ты сразу же утром пошел к Трехпалому и спросил, не согласится ли он съездить на Козью гору посоветоваться…

Севери кашлянул; он и сам было подумывал о чем-то таком, но сейчас эта мысль показалась ему совершенно неприемлемой — какого черта бабы не дают ему самому все решить, как было всегда до этого!..

— Что еще? — буркнул он.

— А то… что все-таки было бы лучше увезти ребят к Тайсто в Тойалу, а не кружить вот так…

Севери раздраженно качнулся, ах, еще и в Тойалу; они ничего не поняли, хотя вчера вечером все обговорили; брат Фейиной жены Орвокки жил в приходе Пялькянне, в получасе езды от Тойалы — окажись парни там, могли бы возникнуть неприятности. И вдруг Севери испугался всего: и того, что ему какое-то время придется ездить к своим перекупщикам одному, и того, что оставил машину на улице — кто-нибудь может подойти к ней и заглянуть в салон. Он сунул газеты жене и прикрыл дверь.

— Погляди-ка, об этом уже пишут? Я перегоню машину.

Он быстро прошел к машине и загнал ее во двор — с улицы теперь был виден только ее нос, потом поднялся на крыльцо и с силой хлопнул дверью.

Во дворе было тихо — постукивал лишь остывающий мотор машины. Сумерки таяли, становилось светлее; уже видно было, что белье, висящее на веревке, — это белье, а не белокрылые птицы, и что зверек, метнувшийся из-под амбара в соседний двор, — просто кошка. Потом издали, со стороны Гористой улицы, донесся шум моечной машины, а по Промышленной прогромыхала первая автоколонна.

— Онни, пора. Я больше не вытерплю. Онни?

Вяйнё отбросил байковое одеяло и попытался встать. Это было нелегко: он лежал между сиденьями машины уже второй час, все тело затекло, карданный вал так больно сдавил правый бок, словно в него пнули ногой, а стоило только пошевелиться, рану невыносимо саднило.

Вяйнё встал на колени. Теперь, когда на нем уже не было одеяла, оберегающего и теплого, когда рассеялась полудрема, все снова показалось ему ужасным: и то, что впредь целыми неделями придется прятаться, и то, что все так невероятно быстро изменилось. Он пригнулся за дверцей, протянул руку через спинку сиденья к багажнику и, нащупывая вещи, тронул Онни за плечо.

— Быстрее, Онни! Нам надо идти.

— А? Где мы?

Голос Онни был вялый, он пил до тех пор, пока Севери не рассердился окончательно и не выбросил бутылку в кювет.