Марк Курлански - 1968. Год, который встряхнул мир.

• Название: 1968. Год, который встряхнул мир.
• Автор: Марк Курлански
• Издательство: ООО "Издательство АСТ"
• Жанр: Публицистика
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-17-038246-0

Марк Курлански прославился неожиданным выбором героев для своих "Историй" — то он напишет "Всеобщую историю соли" (русский перевод 2007 года), то "Историю трески", то "Историю ненасильственного сопротивления". На этот раз героем его книги стал год. Он называет четыре фактора, создавшие 1968 год: движение за гражданские права, превращение молодого поколения в единую сознательную силу, война во Вьетнаме и телевизионные новости, уже объединявшие мир, но еще не укрощенные цензурой. Именно в том году одновременность событий, происходивших в разных концах мира с самыми разными участниками и по самым разным причинам, и знание людей об этой одновременности стали самостоятельным фактором истории. Курлански честно предупреждает о своей пристрастности: "Я родился в 1948 году и принадлежу к поколению, которое ненавидело войну во Вьетнаме и протестовало против нее". И своей целью объявляет напоминание о том времени, "когда люди высказывали свое мнение и не боялись кого-либо задеть этим". Кончается же книга благодарностью "всем, кто сказал "Нет!"" — и, главное, тем, кто продолжает и сейчас произносить это слово". Книга построена хронологически — от января к декабрю, но это не хроника, а связный рассказ о множестве сюжетных линий — Пражской весне, вьетнамской войне, студенческих бунтах в Париже и Чикаго и т. д. В 1968-м не только много чего случилось, но и много чего началось. И Курлански тщательно отмечает эти начала, в том числе и словарные: именно тогда начали говорить "черные" вместо "негры", "палестинцы" вместо "арабы, живущие в Израиле" и т. п. Правда, ценность русского издания снижают две вещи — отсутствие указателя, необходимого для подобной книги, и отсутствие редактуры, из-за чего Иордания превращается в "государство Иордан", шекспировская цитата, общеизвестная по-русски в варианте "зима тревоги нашей",— в "зиму нашей досады", автор детективов — в "автора мистерий" и т. п. 

---

Но что именно?

Тем временем другие студенты, стоя спиной к Радду, произносили речи о революции. Радд заговорил об Ай-ди-эй, потом о спортзале. Но что делать? Наконец он произнес: «Мы начнем с того, что возьмем заложника!»

Так они и сделали. Говоря о заложнике, Радд имел в виду не человека. Он хотел захватить здание — устроить сидячую забастовку. Сидячие забастовки, как говорил он позднее, были «освященной временем тактикой, которую использовали трудящиеся и борцы за гражданские права». Он услышал голос, провизжавший: «Гамильтон-Холл — в осаду!» Да, подумалось ему, это идея! Он закричал: «Гамильтон-Холл — тут, прямо рядом. Пошли!» И толпа, скандируя: «Ай-ди-эй, уходи!» — двинулась к залу.

В Гамильтон-Холле декан Генри Коулмэн — волосы ежиком — подошел к Радду, который уже начал подумывать о настоящем заложнике. Радд крикнул спутникам, что они должны удерживать здание и не выпускать декана, пока их требования не будут удовлетворены. Какие выдвинуть требования, можно было решить потом. Наконец-то они знали, что делать. Толпа скандировала лозунг «Нет уж, дудки, не пойду!», обычно связывавшийся с отказом от призыва. Здание и декан были захвачены.

Начиная с этого момента происходящее обрело лидеров. В здании появились плакаты с изображениями Че, Стоукли Кармайкла, Малкольма Икса — и Ленина (что было отчасти анахронизмом). Число чернокожих из Гарлема, прибывавших в здание, все увеличивалось; поговаривали, что у них есть огнестрельное оружие. Позднее Радд признавался, что почувствовал испуг, когда пришло время ложиться спать и все растянулись прямо на полу. «Мы по-прежнему были ребятами из самого настоящего среднего класса, и вдруг из-за той акции протеста, что мы начали сегодняшним утром, оказались, если можно так выразиться, в совершенно другой лиге».

Немедленно возникли разногласия в связи с расовыми различиями. Белые студенты хотели, чтобы Гамильтон-Холл остался открытым для занятий, поскольку они не желали отрываться от своей базы — основного контингента студентов. Но чернокожие учащиеся, ощущавшие себя связанными в первую очередь с общиной Гарлема, требовали закрыть здание. После обсуждения мнений каждая группа устроила свое собрание. Белые провели митинг в стиле Эс-ди-эс, в ходе которого состоялись дискуссии о классовой борьбе, империализме во Вьетнаме и положительных сторонах большевистской революции. В это время черные, посовещавшись, решили закрыть помещение и попросили белых покинуть его. «Будет лучше, если вы уйдете».

Сонные и печальные, белые студенты собрали одеяла и подушки, которые им принесли подошедшие позже доброжелатели, и направились к центральным дверям Гамильтон-Хол-ла. Радд рассказал, что на глазах у него были слезы, когда он оглянулся и увидел, как его чернокожие товарищи перекрывают вход в здание с помощью наспех построенных баррикад. Опыт Эс-эн-си-си повторился. В 1968 году нельзя было с полным правом произнести: «Белые и черные вместе».

Кто-то взломал запертую библиотеку, и, словно в детском сне, протестующие бесшумно вошли внутрь. Они бродили по зданию, заходя в офис Грейсона Кирка, где стояли вазы династии Мин и висели полотна Рембрандта. Некоторые взяли сигары; другие просматривали папки в поисках секретных документов и позже заявили, что наткнулись на информацию относительно договоров на продажу недвижимости и соглашений с департаментом обороны. Рано утром Радд нашел телефон и позвонил своим родителям в Нью-Джерси.

— Мы взяли здание, — сказал Радд отцу, узнавшему о его действиях из новостей, переданных по радио и телевидению.

— Ну что ж, отдайте его обратно, — ответил отец.

Статья на первой полосе выпуска «Нью-Йорк тайме», вышедшего на следующее утро, свидетельствовала о том, что студенческому движению уделяется внимание по крайней мере не меньшее, чем истории Линды Леклер. В ней аккуратно сообщалось о «диких» событиях прошедшего дня; при этом отличие от собственной версии Радда заключалось лишь в том, что, по мнению газеты, он знал, что делал. Выходило так, будто Марк Радд, названный в статье президентом организации Эс-ди-эс Колумбийского университета, планировал провести демонстрантов маршем от солнечных часов в парк, затем обратно к солнечным часам и в подходящий момент призвать их к тому, чтобы взять заложника. Читатели не знали, что лидеры Эс-ди-эс учились дискутировать, а не принимать решения. Из статьи «Таймс» также следовало, будто Радд пригласил нескольких активистов из Гарлема и таким образом вовлек в события КОРЕ и Эс-эн-си-си, поэтому происходящее в Колумбийском университете стало частью кампании протеста в масштабах всей нации.

Из Ньюарка приехал Том Хейден. В Ньюарке действовать стало невозможно, и он был готов перебраться в Чикаго, где располагался национальный штаб Эс-ди-эс. После того как Хейден попытался жить на доллар в день, питаясь рисом и бобами, и не смог добиться поддержки, на которую рассчитывал, он был изумлен событиями в Колумбийском университете.

«Я никогда ничего подобного не видел. Студенты в конце концов взяли власть в свои руки. Но они по-прежнему оставались студентами. Вежливые, опрятно одетые, они носили с собой тетради и книги, собирались вместе и с увлечением спорили, подвергай сомнению моральную правоту своих поступков; затем, уговорив себя остаться, они размышляли, погибла ли их академическая, а также личная карьера. Им были стыдно сознавать, что они удерживают сотрудника администрации в его офисе, и вместе с тем они желали вступить с ним в плодотворный диалог. И каждую минуту чувствовалось, какие мучения испытывает это поколение жителей кампусов».

Том Хейден почувствовал, что не может остаться в стороне. Он предложил свою поддержку, но в манере, принятой в Эс-ди-эс, дал понять, что не должен играть ведущую роль. Протестующие, казалось, были рады принять его помощь, даже если он собирался всего лишь молчать. Поразмыслив, он решил: «Что может быть лучше? Возможно, они думали, что привлечь в свои ряды Тома Хейдена, старейшину (двадцати девяти лет) студенческого движения, означало достичь поворотного момента в истории?»

Чем дольше они удерживали здания, тем больше студентов присоединялось к ним. Когда в помещении стало слишком мало места, они двинулись в другие здания. В этом пункте у Радда возникли расхождения с Эс-ди-эс, поскольку группа отказалась присоединиться к студентам и занимать другие постройки. К концу недеЛи, в пятницу, 27 апреля, в руках студентов было пять зданий. «Нью-Йорк тайме» продолжала помещать сообщения о забастовке на первой полосе и описывать ее как соответствующую планам Эс-ди-эс.

В то время в здании находился Хейден. Кроме того, приехал Эбби Хоффман. Однако ни один из них не являлся лидером. В дискуссиях участвовали все. В каждом здании были сформированы «забастовочные комитеты». Чернокожие в Гамильтон-Холле, отпустившие своих заложников вскоре после ухода белых, настаивали на своей независимости от тех, кто находился в других постройках. В каждом здании велись свои споры. Студенты размножали материалы прессы день и ночь на старых мимеографических автоматах. На занятых ими зданиях появилась баннеры, объявляющие эти постройки «свободной зоной». Некоторые заимствовали лозунг у Объединения сельскохозяйственных рабочих под руководством Сезара Чавеса «Viva la Huelga!», другие — старый лозунг сидячих забастовок «Мы не сдвинемся с места».

В кампусе произошел раскол. Одни носили на рукавах красные повязки, символизировавшие приверженность революции, другие — зеленые, что означало: они поддерживают восстание, но настаивают на принципах ненасилия. «Плуты», стриженые студенты-мужчины, носившие форменные блейзеры и галстуки Колумбийского университета, казались радикалам смешными и скучными «осколками прошлого». Даже когда «плуты» попытались блокировать доставку продовольствия в занятые студентами здания, радикалы смеялись и язвили: «Не видать Колумбии фронтовых побед» — намек на то, что те постоянно проигрывали футбольные матчи.

К пятнице, 26 апреля, когда в Колумбийском университете было объявлено, что строительство спортзала приостанавливается, а сам университет закрывается, то был не единственный случай закрытия высшего учебного заведения. По всем Соединенным Штатам, да и во всем мире, студенты срывали по пятницам занятия, чтобы выразить протест против войны во Вьетнаме. При этом бросались в глаза масштабы этой акции, проводимой американскими студентами, которые, начав активную деятельность в апреле, становились все более организованными. К концу года в их среде возникли новые отделения Эс-ди-эс и целая сеть подпольных университетских газет, насчитывавшая около пятисот изданий. Университеты Парижа, Праги и Токио также принимали участие в происходящем. В Италии университетская система вообще функционировала с трудом. В тот день сидячие забастовки, бойкоты и столкновения прошли в университетах Болоньи, Рима и Бари. Центральным вопросом оставалась абсолютная власть старшего профессорского состава, и студенты продолжали, к великому разочарованию политического истеблишмента, отказываться от союза с какими бы то ни было политическими партиями. В Париже триста студентов взяли штурмом дормитории американцев в университете Ситэ, расположенном в южной части города, поскольку им было отказано в совместных спальнях для юношей и девушек. Было замечено с полным основанием, что таким образом повторилась акция радикально настроенных студентов из провинциального университета в Нантере, послужившая примером для столичного студенчества. С другой стороны, в Мадридском университете было объявлено, что 6 мая, через тридцать восемь дней после его закрытия из-за студенческих демонстраций, возобновятся занятия.