Андрей Солдатов - Битва за Рунет: Как власть манипулирует информацией и следит за каждым из нас

• Название: Битва за Рунет: Как власть манипулирует информацией и следит за каждым из нас
• Автор: Андрей Солдатов
• Жанр: Публицистика
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-9614-4488-9

Реализовалась ли пророчество Джорджа Оруэлла и «Большой брат следит за тобой»? Что знают о вас спецслужбы, и как они получают эту информацию? Андрей Солдатов и Ирина Бороган поговорили с десятками специалистов, проанализировали сотни документов и сделали вывод: власти не только хотят все про всех знать, но и пытаются сохранить монополию на распространение информации. Книга показывает, что несмотря на все усилия цензоров, интернет остается технологией, которую пока невозможно поставить под полный контроль.

---

Со времен семинарии к зданию примыкала пятиэтажная полукруглая башня с большими окнами, бывшая церковь. Теперь здесь находилась акустическая лаборатория – все ее стены были увешаны телефонным и радиооборудованием.

В тот день Трахтману, несмотря на нетерпение, с которым его ждали подчиненные, очень не хотелось сюда заходить.

С тонкими чертами лица, кудрявыми волосами и в больших круглых очках, делавших его похожим на сову, Трахтман был начальником марфинской акустической лаборатории. А еще он был майором госбезопасности, поэтому ходил на работу в зеленой форме с золотыми погонами, фуражке с синей тульей (синий был цветом спецслужб еще с царских времен) и значком Сталинской премии на груди. Дипломированный инженер, к январю 1950 года он умудрился совершить головокружительную карьеру. Выходец из еврейской семьи, родившийся в небольшом украинском городке в черте оседлости на Полтавщине, он пережил погромы, сумел перебраться в столицу, поступил в Московский электротехнический институт связи и, окончив его перед самым началом войны, устроился в Центральный научно-исследовательский институт связи. Там на молодого специалиста обратил внимание сам Александр Минц, видный советский радиофизик и инженер, пользующийся особым авторитетом у властей. Трахтман присоединился к команде Минца и в годы войны даже удостоился двух Сталинских премий{2}.

На стартовавший в 1947 году Марфинский проект изначально планировалось поставить Минца, но он заартачился{3}. Возглавить акустическую лабораторию предложили Трахтману, и тот не колебался ни секунды: советскую власть он любил и значок Сталинской премии носил не снимая, да и перспектива получить в собственное распоряжение лабораторию была очень заманчивой. Почти два года все шло отлично, и вдруг карьера Трахтмана в спецслужбах оказалась под угрозой.

А ведь каких-то два месяца назад его лаборатория добилась потрясающего успеха – именно благодаря ей был разоблачен советский чиновник, передавший сверхсекретную информацию американцам. Команда, вычислившая его, состояла из пяти человек, трое из них зеки – в том числе талантливый филолог Лев Копелев, близкий друг содержавшегося здесь же будущего писателя Александра Солженицына. Копелев – энергичный, крупный мужчина с выразительными глазами, густыми темными волосами, черной бородой и усами, – выделялся в любой компании: страстный спорщик и эрудит, неисправимый оптимист, он не выносил одиночества и уныния. Именно Копелев вычислил сотрудника советского МИДа, который позвонил в посольство Соединенных Штатов в Москве и передал информацию о советском разведчике – находясь в Нью-Йорке под прикрытием, тот пытался заполучить американские наработки по атомной бомбе.

Для этого Копелев проанализировал запись перехваченного телефонного звонка и смог по голосу определить одного из пяти подозреваемых. Окрыленный Копелев решил, что создал новую научную дисциплину, для которой сам же придумал название – фоноскопия.

На волне успеха Трахтману, руководителю Копелева, удалось заручиться поддержкой всемогущего Фомы Фомича Железова, начальника отдела оперативной техники МГБ, и добиться разрешения на открытие нового секретного института, единственной задачей которого было бы исследование методов распознавания речи и идентификации говорящего. В восторге от открывшихся перспектив Трахтман поручил Копелеву подготовить список необходимого оборудования. Разместить новую шарашку предполагалось в самом центре Москвы{4}.

Но в январе 1950 года белая полоса в жизни советского инженера и майора госбезопасности Абрама Трахтмана внезапно закончилась. Годом ранее официальное издание коммунистической партии, газета «Правда», в статье, которую редактировал лично Сталин, обвинила еврейских театральных критиков в отсутствии патриотизма. Это стало началом хорошо организованной кампании против «космополитизма» – по сути, войной с выдающимися евреями{5}. Еврейский антифашистский комитет был распущен, большинство его членов арестовано, множество ведущих еврейских изданий и издательств закрыто. После того, как нескольких врачей еврейского происхождения обвинили в попытке отравить лидеров компартии, началась масштабная охота на ведьм по всей стране. В 1950-м антисемитская кампания докатилась до сотрудников госбезопасности.

Всего через несколько дней после того как Трахтман получил согласие МГБ на открытие нового института, ему сообщили, что выбранное для шарашки здание не отвечает требованиям секретности. Затем, что заключенные Марфино не могут быть переведены в центр Москвы по соображениям безопасности. Открытие нового института раз за разом откладывалось. Шли дни и недели, а дело с новым институтом не двигалось с мертвой точки. Трахтман все реже появлялся в полукруглом зале лаборатории в Марфино. Его сотрудники поняли, что он боится отвечать на их вопросы о судьбе нового проекта.

В конце концов Трахтману объявили, что никого из инженеров-зеков он в свое распоряжение не получит. В отчаянии он пошел ва-банк и отказался от поста директора нового института. Без его людей проект обречен на провал – вот что он заявил начальству. Это было ошибкой. Железов, начальник отдела оперативной техники МГБ, выдавший согласие на открытие института, тут же дал задний ход. Трахтмана уволили из органов госбезопасности и убрали из Марфино. В конце января он приехал туда в последний раз.

В мешковатом штатском костюме Трахтман вошел в свою бывшую лабораторию. Он подошел к столу Копелева, молча постоял несколько минут, а потом произнес: «Теперь – это строго между нами – с такой фамилией, как моя, уже нельзя быть начальником института». Потом он пожал Копелеву руку, грустно улыбнулся и ушел{6}.

Позже его отправили в другой сверхсекретный институт, где он начал работать над системами наведения ракет в рамках советской космической программы. Но распознаванием речи он больше никогда не занимался.

Впрочем, о сотрудниках марфинской лаборатории не забыли. Они провели взаперти еще три с лишним года, вплоть до декабря 1953-го, когда восемнадцать заключенных спецтюрьмы перевезли к востоку от Москвы, в местечко под названием Кучино. Здесь находилась еще одна шарашка, где зек Копелев продолжил работу. Кучино было старейшей шарашкой советских спецслужб. В этом же, 1953 году был образован Комитет государственной безопасности – КГБ.

Кучинская шарашка, расположенная в двенадцати километрах на восток от Москвы на территории поместья, до революции принадлежавшего семье промышленников Рябушинских, стала главным исследовательским центром КГБ – именно здесь сотрудники госбезопасности работали над техническими средствами слежки, в том числе над созданием системы прослушки и перехвата информации на сетях связи. Вместе с марфинскими заключенными в Кучино передали и архивы лаборатории Трахтмана. Отныне исследования по распознаванию речи будут связаны с изучением методов прослушивания телефонных переговоров. Курировать и финансировать их будет, разумеется, КГБ.

В Комитете государственной безопасности хотели быть уверены, что им по силам перехватить любой звонок и точно определить звонившего. Им нужен был контроль над информацией, которая курсировала по территории Советского Союза, – абсолютно всей информацией, в том числе и общением между людьми.

Владимир Фридкин окончил физфак МГУ в декабре 1952 года c красным дипломом. Cерьезный молодой человек с тонкими чертами лица, он не мог найти работу по специальности даже спустя несколько месяцев и хорошо знал причину – он был евреем, а антисемитская кампания, начатая Сталиным, сводила преимущества его красного диплома к нулю{7}.

Он оставил надежду стать ядерным физиком и в конце концов нашел работу в НИИ полиграфического машиностроения. Институт располагался в жалких бараках на задворках завода на юго-западе Москвы, недалеко от того места, где сейчас стоит памятник Гагарину.

Когда Фридкин впервые вошел в свой маленький кабинет, тот был почти пуст – ничего, кроме стола и стула. Карьера начиналась не очень впечатляюще.

В пустой комнате много не сделаешь, поэтому Фридкин часами просиживал под зеленой лампой в просторном читальном зале библиотеки имени Ленина в нескольких шагах от Кремля. Ленинка гордилась самым большим в Советском Союзе собранием книг, документов и диссертаций на всех языках мира.

Однажды в Ленинке Фридкин прочитал статью американского физика Честера Карлсона, посвященную процессу электрофотографирования или, попросту говоря, фотокопированию{8}.

Ничего подобного в СССР на тот момент не существовало, и Фридкина захватила идея создать собственный, первый в Союзе, копировальный аппарат. Он отправился в отдел электротехники своего института и попросил генератор тока высокого напряжения. Затем – на родной физфак МГУ, за кристаллами серы и фотоувеличителем. Эксперименты он проводил в своем крошечном кабинете.