Мила Бояджиева - Лабиринты надежд

• Название: Лабиринты надежд
• Автор: Мила Бояджиева
• Жанр: Детектив

Во всех своих произведениях Людмила Бояджиева ставит перед собой задачу соединить традиционные для русской литературы нравственную ориентацию и качественную форму с требованиями коммерческого успеха — динамикой развития сюжета, усилением элементов детективного, авантюрного характера, психологической напряженностью действия, созданием живописной атмосферы. Книги Бояждиевой утоляет жажду сильных эмоций, ярких красок, захватывающих событий. Это приятный допинг для обыкновенного человека, не нашедшего в повседневной реальности «островов сокровищ», манивших с детства.

---

— Извините, синьор ди Ламберти… — Он инстинктивно попятился.

— Ну что за версальские церемонии! — Фыркнул Гуго, опускаясь в кресло и предлагая жестом Сиду занять место визави. — Если людей связывает столь многое… Мы ведь давно перешли на «ты»…

Сид этого не помнил. Ситуация предстала перед ним во всей очевидной неприглядности. Надо быть и в самом деле полным кретином, чтобы не разобраться сразу в причинах странных благодеяний. Принимая дары Гуго, Сид тем самым подавал ему надежду. Он побагровел от стыда.

— Знаешь, я ужасно непрактичный. Совсем не представляю, сколько все стоит. Ну, запись и все прочее… Пора расплатиться. — Сид присел на краешек кресла.

— Брось, мальчик. Мы же друзья. — Гуго наполнил тарелку Сида. — Здесь трепанги. Древние утверждают, что они действуют возбуждающе.

— Я думаю, что деньги, полученные у дяди, я вложу в твою студию. Это будет справедливо, правда? И, наверно, достаточно.

— Ну что за маниакальная идея! Послушай-ка лучше свою песенку… О, черт возьми, малыш Сидней знает толк в любви…

— Ты спас меня и заставил петь. Это нельзя оплатить ничем. Только своей жизнью. И все же я не намерен оставаться в долгу.

— Ладно, мальчик. Вложишь свои деньги в студию. Договор мы составим, будешь получать процент от всех дисков. Это золотое дно, не сомневайся. И хватит об этом.

Кусок не лез в горло, но зато шампанское пошло хорошо. Вскоре Сид почувствовал прилив сил и вдохновения. Да черт с ним, с этим извращенцем! Песни, действительно, звучали отлично! Есть музыка, деньги, а следовательно — независимость. Эмили предала, но будет другая — единственная, принадлежащая только ему.

— Прости, Гуго. Я не тот, за кого ты меня принимаешь. Думаю, мы найдем способ остаться друзьями. — Глаза Сида заблестели. Вино и звуки его голоса, заполнившие полутемный зал, околдовали его. Гуго не казался уже опасным и мерзким. Он поднял бокал. — За все, что сделал для меня граф ди Ламберти!

— Спасибо, малыш… — Граф зябко передернул плечами. — Меня что-то знобит. Посидим у камина. — Прихватив бокалы, Гуго расположился на диване.

За окнами бушевал холодный ливень. В огромном зале гуляли сквозняки. Сид опустился на медвежью шкуру у камина и протянул к огню руки.

— Иногда мне кажется, что я и в самом деле певец.

— Так и есть, мальчик, — дрогнувшим голосом заверил Гуго. От его веселости не осталось и следа. Приблизившись к Сиду, он положил руку на его бедро.

Сид деликатно отодвинулся.

— Пожалуй, мне пора. Я загостился в этом доме.

Пальцы Гуго, холодные и сильные, впились в тело Сида:

— Не торопись. Самое интересное ещё впереди.

— Ты пьян. Поговорим завтра. — Вырвавшись, Сид поднялся.

— Три месяца мы вздыхали друг о друге — достаточная прелюдия для пылкого романа. Я сделал для тебя больше, чем брат или друг. Столь щедрым, внимательным может быть только страстный любовник.

— Повторяю: ты ошибаешься на мой счет, Гуго. Мне противны твои признания. И все это…

С каменным лицом граф передал Сиду коробку:

— Взгляни. Ты хорошо получился, бамбино.

Сид бесконечно долго рассматривал обложку, плохо соображая, что бы это значило — похоже на картинки из порно-журналов для голубых, но здорово завуалировано игрою света и тени. И название: «Малыш Сидней поет о своей любви». Он посмотрел на Гуго. Тот ощерил крупный рот в улыбке. За узкими бледными губами скрывались острые желтоватые клыки.

— Теперь дошло? Весь твой диск, все твои песенки — о любви к мужчине. О самой совершенной и прекрасной любви.

— Нет! — Сид с омерзением швырнул диск в огонь. Ему совершенно не было страшно. Только очень, очень противно.

— Да. — Гуго прильнул к его коленям. — Ты сам сказал, что готов расплатиться жизнью… Я подарил тебе славу, а теперь подарю наслаждение…

Отшвырнув ногой графа, Сид бросился прочь. Теперь он не помышлял о самоубийстве, он думал о том, как предаст дело гласности и обратится в суд. Теперь у него были деньги! Поднявшись в свою комнату, Сид взял документы и надел куртку. Он старался быть сильным, не проявляя охватившего его ужаса.

Дверь распахнулась. Два крепких парня из охраны Гуго скрутили Сиду руки, повалили на ковер и прижали коленями сверху. Сид видел возвышавшегося над ним Гуго. Жидкие красноватые пряди прилипли ко лбу, на тонких губах выступила пена. Он был похож на оборотня, начавшего превращаться в шакала.

— Свяжите и вкатите дозу. Доставьте ко мне, — прозвучал свистящий шепот.

Крикнуть Сид не успел — рот заклеила липкая лента. Больше он ничего не помнил. Лишь голос Гуго, прозвучавший издалека:

— Ну как, оклемался? Жаль, упустил такое удовольствие. Я поимел тебя, парень. Только это не в счет. Я дождусь, когда ты приползешь ко мне сам и будешь лизать ботинки, пдставляя жопу…

Что бы потом ни говорили ему доктора, что бы ни патылись внушить под гипнозом, Сид не мог избавиться от видения — лица Гуго, которое он видел снизу, уткнувшись в воняющий псиной ковер. А сверху наваливался, душа в мертвенных объятиях, холодный полумрак голубой спальни.

Глава 9

Софи не умела быть терпеливой и дальновидной. Эти качества совершенно не требовались в её чрезвычайно щедрой на всяческие благодеяния жизни. Она смутно помнила поля роз, среди которых росла. Кусты были огромными — выше головы, и усыпанными яркими, нежными, благоухающими цветами. Райские кущи не покинули девочку, так и остались — неувядающие, сказочные, умеющие дарить все, что только может пожелать здоровое, юное, полное звонкой радости существо.

Прошла и рассеялась в солнечном свете смутная тень горя — пятилетняя Софи вдруг отправилась погостить к тете и вскоре узнала, что папа умер. А что это? Уехал? Ведь остался его рояль, его книги, рукописи на письменном столе и даже коллекция крошечных стеклянных зверьков, выстроившихся в специальном шкафчике. Софи знала, что Мирчо вернется. И это случилось. Симпатичного, сильного мужчину, подхватившего её на руки, звали Генрих. У него была другая коллекция, другой дом, другой голос. Но смотрел он на Софи и маму так же ласково и так же называл «мои любимые девочки». За спиной девятилетней девочки шушукалась родня, проявляя к ней трогательное внимание. «Как это бедняжка привыкнет к новому отцу?»

«Бедняжка» же бегала по лужайкам в сопровождении своры сразу же полюбивших её собак, плескалась в озере, каталась на лодке, танцевала посреди главного зала, задирая голову к покрытому росписью куполообразному потолку. Если кружиться в самом центре, глядя на плывущих среди облаков пышнотелых красавиц, казалось, что они двигались вместе — девочка в пышном воздушном платьице, нарисованные женщины, зеркала, огромные, как новогодняя елка, хрустальные люстры, и множество великолепных вещей, про которые Софи вначале спрашивала: мама, это тоже наше? Оказалось, что не только дом, собаки, лошади, камины, буфеты, секретеры, но даже каждое деревце, каждый камень во дворе, каждый цветок на клумбе принадлежали Флоренштайнам, а следовательно — и Софи.

Зря вздыхали заботливые тетушки-родственницы из рода графа — девочка не страдала от привалившего великолепия, она легко к нему привыкла.

Когда родился братик Арнольд, папа Генрих подарил маме сверкающее колье, а Софи — живого пони, чтобы они имели возможность отправляться в конные прогулки все вместе. Наследница Флоренштайнов могла бы вырасти капризной, высокомерной, но оказалась очаровательной «принцессой». Софи испытывала к окружающему её миру щенячье обожание. Зачастую ей хотелось вилять хвостом и повизгивать от удовольствия. Когда, например, встречать прибывающую на каникулы молодую графиню выходила вся челядь Юрген-собачник с очередным щенком на руках, дожидавшимся, пока Софи придумает ему имя, няня и горничные с цветами, а кухарка Марта с клубничным тортом, — девочка спешила расцеловать всех.

Но прежде — броситься к Ине. Господи, разве можно привыкнуть, что молодая, ослепительно-прекрасная женщина, всегда нарядная и пахнущая, словно весенний сад, — твоя лучшая подруга, советчик и самая что ни на есть родная мама?! Они вместе дурачились, меряли платья, слушали модные записи, танцевали до одурения, а потом, сидя на кровати Софи, болтали чуть ли не до утра, ничего не утаивая друг от друга.

Отец много времени проводил в поездках, но когда он появлялся дома, жизнь Флоренштайнов превращалась в сплошные балы и празднества. А путешествия, которые они регулярно совершали всей семьей, прихватывая Арни? — Настоящая сказка. В Венеции семейство Флоренштайнов арендовало старинное палаццо, в Испании — дом, нависший прямо над морем. Если они совершали круиз на корабле, то непременно в президентском люксе на самой красивой палубе.

Софи легко сходилась со сверстниками. В школе и в колледже её любили и друзья, и преподаватели. Но ещё больше было тех, кто завидовал беззаботной красотке. Софи ни в зависть, ни в ревность, ни в дурные чувства не верила. Конечно, она знала, что мир полон бед, страданий, что люди бедствуют от голода и нищеты, погибают в бесконечных войнах, что даже в благополучных странах орудуют бандиты, садисты, маньяки, процветают взяточники, лжецы, подонки. И на свете не так уж много людей, заботящихся о беззащитных животных. Только страхи и ужасы существуют где-то далеко, словно на другой планете, а лошади и собаки в поместье получают прекрасный уход.