Улья Нова - У нас будет ребёнок! (сборник)

• Название: У нас будет ребёнок! (сборник)
• Автор: Улья Нова
• Издательство: Литагент1 редакция0058d61b-69a7-11e4-a35a-002590591ed2
• Жанр: Современная проза
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-699-92326-7

«У нас будет ребёнок!». Эти несколько слов навсегда меняют наше существование. Новая жизнь, новая радость, новая любовь, долгожданное счастье. Сколько мужчин, услышав эти слова от своей женщины, начинают чувствовать себя счастливыми – и для скольких они звучат точно гром среди ясного неба, перечёркивая перспективы и ломая планы… Ожидание ребёнка, опасения за его здоровье и судьбу, мечты и надежды, материальные и матримониальные проблемы, – обо всём об этом читайте в рассказах современных писателей.

---

– А мой психует все…

– А чего?

– Ну как? Насидится в своей конторе, приходит вечером туча тучей. Что ни спросишь, в ответ бур-бур сплошной. В субботу весь день лежит и телевизор смотрит, в воскресенье вроде оживет, с Дашей пойдем погуляем, посидим где-нибудь, пива по бутылочке выпьем, а назавтра – опять работа. И опять неделю эти бур-бур…

– Что ж, Настюша, что ж делать… Жизнь не совсем так складывается, как мечталось. Да и у кого так? Посмотреть по знакомым хоть… Что делать?.. Игорек тоже не слишком-то веселится, мягко говоря, тоже бурчит. Я его понимаю, конечно, – что за жизнь асфальт скрести. Сейчас вон снег валит. Так снег любила, а теперь увижу – и сразу же по мозгам, что Игорь там со скребком корячится. Потом оттепель, заморозки, значит – лед колоть… А он ведь тоже творческий человек. Картина вон на мольберте который месяц… Дениска как-то задел, уронил, она к паласу прилипла, краски тогда не засохли еще. Ну и Игорь пришел, увидел и, смотрю, чуть не плачет стоит… И понимаешь, Настюш, делать-то нечего…

– Я понимаю…

– Вот так.

– Да-а… Сколько там уже?

– Без десяти доходит. Звонить?

– Подождем еще. В три, как решили уж… Он и сам, скорее всего, должен, когда сообщат.

– Да ты что! Димке до этого будет, подумай! Еще и статья у него. Надо ж сошлось как – и жена в роддоме, и статью надо сдавать.

– Правда, не позавидуешь. Хотя… хм… хотя потом, представляю, вспоминать будет, как самые счастливые минуты.

– Ой не сглазь, Настька, ой не сгла-азь!

– Тьфу-тьфу-тьфу. – Стук по столешнице. – Но мой Андрей часто теперь вспоминает. Как с букетом бегал туда-сюда, под окном стоял, врачей всех замучил…

– Что ты мне-то рассказываешь?! Я же вместе с ним была, вместе бегали.

– Да-а… – протяжный вздох, грустный и сладкий одновременно. – И такую он мне записку прислал: «Как там наша Дашенька?» Мы ведь тогда не решили еще, как назовем, а прочитала, посмотрела на нее – и точно, кроме Даши, никакое имя не подходит.

– Вот, кстати, мне тут случай такой рассказали! Вот слушай. У одной приятельницы моей сестра рожала. А по УЗИ, по всему – девочка должна быть. Они платьишек заранее накупили, пальто розовое роскошное, французское, сапожки такие, все приданое, в общем. И тут – бац! – мальчик. Представляешь? Они прямо чуть с ума не сошли.

– Бывает…

– Ладно, все, звоню! Лопнуло мое терпение! – Палец с ярко-красным ногтем стал жать на кнопки телефона.

– Только ты, Лер, так конкретно не расспрашивай попусту. Представляю его состояние…

– Погоди! А… алло, алло, Дима? Привет! Что-то не узнала тебя, уж подумала, номер не тот набрала. Что с голосом? А-а… Как там Ириша?.. Да? Поня-атно… А ты как?

– Лер, не надо, пускай он спокойно…

– Бе-едненький! А мы тоже тут с Настюшей сидим, места себе не находим. Ага, ждем вот… К ней бы поехать, но дела – мне за Дениской в школу, Настюше тоже что-то… А?.. Да, да, конечно, Дим. Если что, сразу звони, хорошо? Ну, счастливо! Держись!

– Как, переживает?

– А ты как думаешь? Даже голос осип. Обещал сразу, когда Ирка… Нет, сбегаю я, куплю все-таки «Каберне» бутылочку. Какая-то трясучка напала прямо…

– Лер, Лер, давай так посидим. Не хочу пить. Выпьем, только раскисну. Ночью почти не спала, Дашке надо было срочно платье кружевное ее постирать. В последний момент, как всегда… Тут выступление, а кружева аж черные… Потом сушила.

– Как, балет-то ей не надоел еще?

– Да что ты! О нем только и говорит. По два часа па, фуэте репетирует, скачет по всей комнате. Сосед в потолок долбится… Нет, правда, у нее талант, Лер, настоящий талант. И педагоги в один голос… Подъем, ноги, шаг, все от бога.

– Ну, дай-то бог, дай-то бог! Только – талант талантом, а еще что-то надо вдобавок. Какая-то упертость должна быть, одержимость. Я вот… Хоть, Настюш, я и уверена, что счастливая у нас семья, и сама не из неудачниц, только вот… все-таки… Знаешь, смотрю фильм какой-нибудь или спектакль, и так вдруг горько, знаешь, становится.

– Завидуешь?

– Да не-ет… Нет, не то чтоб завидую, а чувство такое, что я бы лучше могла. Во мне столько сейчас скопилось – ух, только волю дай!

– У меня тоже такое бывает.

– Ну вот…

– Снегуркой по садикам когда ездила, так выкладывалась! И ни усталости, наоборот… А с другой стороны – сколько судеб разбитых, когда ни семьи, ни жизни настоящей в искусстве не получилось. А у кого и то, и то – единицы. Даже и вспомнить не могу…

– Да уж, полным-полно примеров… Ну, в смысле, у кого ничего не получилось… И театры плодят ненужные, по большому-то счету. Тут услышала как-то, что в Москве четыреста театров. Представь!

– Сколько?

– Че-ты-рес-та! Всяких разных – и драматических, и музыкальных, любительских, студий…

– У-ужас!

– А котируется, по большому счету, театров пятнадцать-двадцать, если не меньше… А, кстати, помнишь Пашку Завьялова? Учился на курс старше нас.

– Толстый такой?

– Это тогда он толстый был, а потом похудел, голодал, говорят, таблетки пил, чтобы вес сжигался. И вот после училища его сразу Захаров взял, мы еще удивлялись, как ему повезло… И что? Отстоял восемь лет в кордебалете, две реплики за все время. Звездный час – Абдулова в нескольких спектаклях заменил, и то, может, сам слух пустил, не знаю… Кончилось тем, что в петлю полез.

– Да что ты!

– Нет, погоди!.. В общем, решил повеситься на трубе в туалете. А жил в коммуналке гнилой где-то на Электрозаводской. И труба сорвалась, он рухнул, ногу вывернул. Вода, представь, горячая хлещет, потоп, кошмар полный. Пашка очухался, стал воду перекрывать, трубу забивать тряпками. И смех и грех… Кончилось тем, что собрался, сел в поезд и укатил к себе в Ачинск. Теперь на первых ролях там уже. Представляешь?

– М-м… И что, по сути-то правильно сделал. Правильно! В смысле – уехал. Нечего здесь… Хотя он ведь один, без семьи, а была бы семья…

– Вот-вот, Насть, семья. Я б тоже рванула с радостью. Лучше первым в деревне, чем вторым в Риме…

– Хм, а я, знаешь, нигде дальше Малаховки не была.

– Что, правда?

– Ну да. Сколько раз хоть в Питер собиралась, и все как-то… не получалось никак. То одно, то другое. Вот, может, в июле выберемся. И Даше надо ведь показать, тоже одну Москву видит… Да и Москву не знаем… Тут оказалась в Братееве, т-так страшно стало! Ты, Лер, не представляешь!

– Чего там такого страшного?

– Да как… Я думала, что сама в спальном районе живу, а туда приехала… Дома, представь, дома высоченные, и один за другим, один за другим. Окон – тысячи… Внизу сплошь машины, даже ходить невозможно. И людские прямо реки из троллейбусов… Это еще вечером было, солнце так сбоку светило, холодно… Жуть вообще… И деревья торчат до того чахлые, будто специально их натыкали, чтоб еще хуже было. Вот тогда и поняла, где живу, оказывается… У нас тут хоть суета, и машины, и тесно все, но это другое. А там, Лер… Миллионы, миллионы людей, и ведь каждый чего-то хочет, добивается… Энергетика… И как подумаешь – хочется не хотеть ничего, спрятаться, вообще из дому не выходить.

– Ладно, Настюшка, не падай ты духом. Прорвемся! Дети подросли, теперь можно и снова в бой. Я на днях на учет встала на «Мосфильме» и Дениску поставила… Там вроде дела снова налаживаются, зашевелилось. О театрах навожу справки, может, получится что…

– Если что, Лерусь, и мне скажи. Ладно?

– Какой разговор! Вот вместе бы поиграть! Я – Ольга, ты Машу, а Иришу Ириной оставить…

– В каком смысле?

– Знаешь, у меня мечта, чтобы мы втроем «Трех сестер» сыграли. Я так уже втайне и роли между знакомыми распределила. Ну, для себя… в голове. Декорации даже… Только, – невеселая усмешка, – режиссера не подберу никак.

– Староваты уж мы для них, кажется.

– Ничего, еще сможем! Да и они там совсем ведь не девочки.

– Не зна-аю… Я вот смотрела тут интервью с Мирошниченко, и она жаловалась: всю жизнь отдала театру, кино, а теперь одна, и старость чувствую. Очень тяжело, говорит…

– Ну, у нас-то наоборот.

– Не очень-то и наоборот, Лер, не очень-то… Как там говорят, противоположности сходятся… Она во МХАТе без детей, а мы… Снегурочка три раза в год, вот и предел мечтаний.

– Ну брось ты! Чего раскисать? Не все еще потеряно, только все начинается, на самом деле. Ну?.. Все, пошла за вином! Напьемся, поплачем хоть как следует о наших жизнюшках… Настюш, да встряхнись ты!

– Да я ничего. Все нормально. И вина… давай не будем. У меня море дел еще, надо в форме быть.

– Да?.. И что, предлагаешь совсем, что ли, не отмечать, если у Ирины все нормально?

– Там посмотрим… Игорь у тебя во сколько приходит?

– Часам к восьми обычно. Но вот снег какой сыплет сегодня, значит, задержится… Знаешь, там по вечерам у них, Игорь говорит, когда уже покупателей нет, эти азики сидят в палатках и прямо ревут на весь рынок. Говорит, как в зоопарке прямо.

– Зачем ревут?

– Ну, тоскуют так…

– Лер, а как он… м-м… не злоупотребляет?