Джон Уиндем - Том 3. Зов пространства. Во всем виноват лишайник

• Название: Том 3. Зов пространства. Во всем виноват лишайник
• Автор: Джон Уиндем
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1995
• ISBN: 5-88132-251-7

В третий том собрания сочинений Джона Уиндема включены произведения, мало знакомые российскому читателю.

Первый из них — «Зов пространства» — составлен из новелл, описывающих несколько поколений семьи Трунов, посвятившей себя покорению космоса. Второй — «Во всем виноват лишайник» — рассматривает проблемы, которые ставит перед человечеством случайное получение вещества, дающего бессмертие.

---

Дед мой долго был фанатиком космического кораблестроения и твердил, что разработка новых моделей — вовсе не дорогостоящая забава, как думают некоторые, а мудрая предосторожность, которая обязательно себя оправдает. Во-первых, если Бразилия пренебрежет космосом, то его рано или поздно присвоит другая страна. Во-вторых, в недалеком будущем может возникнуть острая нужда в экономичном космическом грузовозе. В основе современной технологии лежат металлы, и обойтись без них никак невозможно. Но сейчас богатые месторождения Канады, Аляски и Сибири недосягаемы, Африка сама потребляет всю свою добычу, Индия скупает на рынке все, что ей по карману, а у Южной Америки аппетит растет не по дням, а по часам. Уже ощутим дефицит редких металлов, и скоро он станет острым. Следовательно, необходимо искать месторождения за пределами Земли. Цена, конечно, покажется большой, но если упустить время, она будет непомерной. Однако затраты можно существенно снизить, если сконструировать практичный грузовой корабль. И тогда в один прекрасный день Бразилия получит монополию, по крайней мере на редкие металлы и металлоносные территории.

Уж не знаю, верил ли мой отец хоть чуть-чуть в здравомыслие политиков. Может, и вовсе не верил, но всегда пользовался логикой — хотя бы для того, чтобы поднимать проблемы. Самыми живучими среди его любимых коньков были: «ящик», как мы прозвали экономичный беспилотный грузовоз, и собираемый в космосе крейсер. На чертежных досках отца родилось немало разных моделей «ящика», но концепция крейсера — принципиально иного корабля, которому незачем бороться с земной гравитацией, — пока выглядела несколько расплывчато.

Сам я, хоть и унаследовал почти патологический семейный интерес к проблемам, лежащим за пределами ионосферы, не обладал отцовским талантом выражать свою увлеченность в чертежах и формулах. Поэтому, отучившись в университете Сан-Паулу, я поступил в Академию ВВС, а по ее окончании получил назначение в космический дивизион.

Что ни говори, семейные связи — штука полезная. Иначе бы меня вряд ли предпочли людям, чья квалификация ни в коей мере не уступала моей. Сначала в списке претендентов на должность штурмана космического корабля «Фигурао» стояло двадцать фамилий, потом нас осталось четверо, одинаково умелых и опытных. Вот тут-то, я думаю, и пригодилась фамилия Трунхо, в прошлом — Трун.

Весьма вероятно, Рауль Капанейро стал нашим капитаном по очень сходным причинам, — он был сыном маршала ВВС Бразилии. А вот Камилло Ботоес попал к нам только благодаря своей уникальности. Похоже, намерение посетить другую планету созрело у него еще в колыбели, и чуть ли не в ту же пору его осенило: чтобы одолеть соперников, надо освоить какую-нибудь необычную профессию. Он столь целеустремленно взялся за воплощение этой идеи, что ВВС Бразилии, объявив конкурсный набор участников марсианской экспедиции, с удивлением обнаружили в своих рядах офицера, который великолепно разбирался в электронике и вдобавок был специалистом по геологии, о чем свидетельствовали его яркие публикации. Едва ли кто-нибудь мог усомниться в том, что он вполне способен выполнить свою задачу на первом этапе ареологических исследований.

Мое назначение в экипаж встревожило мать и расстроило бедную Изабеллу, но тяжелее всех его воспринял отец. «Фигурао» был детищем его ведомства, чуть ли не до последней заклепки — его собственным творением, и принес ему нетленную славу конструктора первого межпланетного корабля. Если бы я отправился на нем в полет, это бы связало отца с кораблем дополнительными узами, упрочило семейную традицию. С другой стороны, я — единственный его сын, и он терзался раздумьями о том, что его искусства, опыта и усердия никак не достаточно, чтобы предвидеть все возможные неполадки, а значит, он подвергает меня непредсказуемому риску. Подобные мысли остро конфликтовали с пониманием того, что любые возражения против моего полета неизбежно будут расценены как неверие в. надежность корабля. Таким образом, я вверг его в поистине кошмарную ситуацию, и теперь ни о чем другом так не мечтаю, как о возможности передать, что ему не за что себя корить, — я не вернусь на Землю совсем по другой причине…

Мы стартовали девятого декабря, в среду. Первый прыжок ничем особенным не запомнился; следуя обычной процедуре для ракет снабжения, мы вышли на околоземную орбиту и стали ждать, когда нас отнесет к станции.

В моем сердце теплилась сентиментальная радость — станция носила имя «Эзатреллита Примейра», и от этого экспедиция еще больше напоминала семейное предприятие, ведь спутник помогал строить мой прапрадед. Впрочем, из-за износа и различных повреждений, в том числе от вражеских ракет, на нем пришлось заменить львиную долю деталей.

Мы подлетели к «Примейре» и провели на ней больше земной недели. За это время с «Фигурао» сняли атмосферозащитное покрытие, дозаправили его и погрузили всю необходимую провизию. Каждый из нас троих проверил свою аппаратуру и снаряжение и устранил малочисленные неисправности. Потом мы ждали, сетуя на безделье, когда «Примейра», Луна и Марс займут положение, оптимальное для нашего старта.

Наконец во вторник 22 декабря, в 03.35 по Рио, мы врубили двигатели и отправились в путешествие… Я не буду подробно его описывать, все технические нюансы занесены Раулем в бортовой журнал, который я вместе с этим отчетом запру в металлическом ящике..

До этого момента я писал из двух соображений: во-первых, на тот случай, если нас, как я уже говорил, найдут не скоро, и во-вторых, чтобы любой, кому захочется проверить мою психическую адекватность, располагал фактами. Я сам внимательно прочел все вышеизложенное и не нашел причин сомневаться в том, что нахожусь в здравом уме и трезвой памяти. Думаю, те, кому доведется ознакомиться с этим дневником, тоже не усомнятся в моей вменяемости. А значит, и нижеследующие строки будут представлять для них ценность.

Последняя запись в бортовом журнале — о том, что мы приблизились к Марсу. Последняя радиограмма, отправленная на Землю из пространства, гласит: «Попробуем сесть в районе Изида-Большой Сырт. Предполагаемые координаты…»

Закончив передачу, Камилло придвинул рацию к стене. Щелкнули фиксаторы. Убедившись, что аппарат надежно закреплен, он улегся на койку. Рауль уже сидел на своей, я лежал, оставшись не у дел, — мог только ждать. У Рауля поперек койки был пристегнут дистанционный пульт — это позволяло управлять кораблем даже при многократных перегрузках.

Все шло по плану, с той лишь разницей, что температура обшивки корабля в несколько раз превысила расчетную, — видимо, атмосфера оказалась несколько плотнее, чем мы ожидали. Но эта ошибка была пустяковой.

Рауль наблюдал за разворотом корабля, заботясь о том, чтобы крен соответствовал тормозящему импульсу вспомогательных дюз. Мы теряли скорость. Койки поворачивались вместе с нами на карданных механизмах. Постепенно нашей главной вертикальной опорой стали выбросы основных дюз, которые теперь работали на торможение.

В конце концов скорость упала практически до нуля; корабль стоял, балансируя на плазменных струях. На этом задача Рауля была выполнена; он включил систему автоматической посадки, вытянулся на койке и стал следить за приборами.

Под нами, вокруг оси корабля, располагались восемь одинаковых радаров, их узкие лучи шли вниз; каждый радар контролировал маленькую горизонтальную дюзу. При отклонении корабля хоть на градус от вертикали один или два радара давали команду дюзам, и мгновенные вспышки пламени устраняли крен. Еще один вертикальный радар был совмещен с основными двигателями; он следил за расстоянием до поверхности планеты и регулировал скорость спуска.

Аппаратура превосходно справилась со своей ролью — только легкий толчок сообщил нам о том, что тренога, корабля коснулась грунта. Двигатели умолкли, прекратилась вибрация, и нависла не слишком уютная тишина.

Никто не спешил ее нарушить, но вскоре мы услыхали потрескиванье и пощелкиванье остывающего металла. Рауль сел и освободился от пристежных ремней.

— Ну, вот и прилетели. Молодчина твой старик, — сказал он мне.

Он осторожно встал и, привыкая к забытому чувству тяжести, двинулся к ближайшему иллюминатору. Я последовал его примеру и стал отвинчивать защитную пластину иллюминатора. Камилло извлек из фиксаторов радиопередатчик и отправил в эфир:

— «Фигурао» совершил мягкую посадку. Марс, ноль три сорок три по Рио. Координаты посадки, похоже, не расходятся с ранее переданными. Приступаем к наблюдениям и проверке бортовых систем. — Он тоже потянулся к ближайшему иллюминатору.

Я уже успел откинуть со своего металлическую заслонку, и вид, открывшийся глазам, полностью совпал с моими ожиданиями. До самого горизонта убегали ржаво-бурые барханы. Где-нибудь на Земле такая картина навеет любые эмоции, кроме благоговейного трепета. Но мы были не на Земле. Мы были на Марсе, и видели то, чего еще никто не видел. Мы не ликовали, не хлопали друг друга по спине. Мы просто смотрели во все глаза.