Рем Манулов - Шёпот Зуверфов (СИ)

• Название: Шёпот Зуверфов (СИ)
• Автор: Рем Манулов
• Издательство: СИ
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2016

История про наёмника, обладающего демоническими силами. Место действия — вымышленный постиндустриальный мир.

---

— Ты взял воды? — она стала шарить по салону в поисках какой-нибудь бутылки, наполненной жидкостью.

— Зачем? Умирай от жажды, моя ненаглядная. — Хмыкнул Атлас, открыл подлокотник и достал оттуда прохладную бутыль.

— Спасибо.

Она устало отвернула крышку и сделала пару долгих глотков.

— Меня иногда укачивает. Ничего серьёзного.

— Ты ж сама вроде как рассекаешь на своём громадном квадроцикле. Странно слышать.

— Есть разница. Мой «Гарри» оснащён датчиком антиукачивания, к тому же в шлеме установлена система фильтрации воздуха, поэтому я никогда не задыхаюсь. А в этой душной махине мне тошно.

— Открой окно и все дела, — посоветовал Атлас и свернул на узкую брусчатку, ведшую к центральной площади Кереза.

— И жри пылищу, что вздыбливается под колёсами этой дуры, да?

Джулия стукнула ладонью по креслу и уставилась на людей, высыпавших из своих домов. Они вскидывали руки, что-то выкрикивали, улыбались. Крестьяне встречали посланников Асмиллы.

В Керезе и Шамъялте Атлас и Джулия занимались примерно одним и тем же. Сначала Рензо долго разговаривал с местными жителями, потом они ужинали или пили чай в компании значая, самого мудрого и предприимчивого аборигена. А потом Рензо считывал с «ободов» все сны, которые снились послушникам Асмиллы в период, равный двум месяцам. На одно считывание уходило около пяти минут. Рензо проделывал эту операцию сто тысяч раз. Доставал свой квадратный чёрный лакированный футляр — картридж-считыватель, подсоединял с помощью коротких и тонких проводков его к разъёму «обода» и запускал процесс. Пока Рензо считывал сны, Джулия развлекалась, слушая байки старожилов, играя с местной ребятнёй. Уходя, Рензо обменивался объятиями со всеми, кто в них нуждался, а иногда подбрасывал пару-другую сотен статов, чтобы хватило на сезон дождей. Торговать во время бесконечных ливней становилось затруднительно: машины вязли в грязи по дороге на рынок, покупатели отказывались мокнуть, предпочитая затовариваться овощами и мясом втридорога у больших авторизированных ферм и мясокомбинатов.

Крупные поселения, не выросшие до уровня городов, вмещали в себя по двести-пятьсот жителей, имели в арсенале пакгауз, ратушу, одну не слишком большую продуктовую лавку, в которой, впрочем, можно было запастись всем необходимым. Также в каждом подобном посёлке имелась своя часовня, посвящённая Пятиликой Деве Асмилле. Постройки, в которых переносили свой век местные, поражали своим контрастом. Кто-то отгрохал себе высоченный, в четыре полных этажа, особняк, жил в нём, как сирота-король, бродя по пустым коридорам, в которых не хватало только призраков или порывов сшибающего ветра. Другие, это семьи по пять-шесть человек, ютились в хибарах, сложенных из крупных брёвен, обычно дубовых или сосновых, при этом они содержали хозяйство в хлеву, пару машин для уборки урожая и вообще производили впечатление счастливых людей. Таким зачастую «обод» был ни к чему. Трудяги редко видели сны, а их помыслы в основном не заходили дальше хлопот о скором сезоне дождей или радостных переживаний за взрослую дочь, которая вот-вот станет чьей-то женой. Убранство домов не изобиловало хитростью или каким-то неординарным изыском. Была гостиная, где висела ТВ-панель, несколько комнат-спален, подвал да чердак. В зале, рядом с зеркалами, устанавливали глиняную статуэтку любимой богини. Высокая и статная женщина в голубом платье до самых пят. Её лицо источало мудрость и всепрощение. Молясь, каждый послушник церкви брал статуэтку в ладони и сжимал её, пока речь не затихала. Если молились группой, изваяние Асмиллы доверялось самому молодому, ибо у него меньше всего прегрешений и корыстных, пусть и потаённых, помыслов. В финале молитвы все участники прикладывались к чреву Асмиллы, потому со временем голубизна её платья терялась, стиралась и приобретала бледный, невзрачный оттенок.

Последней точкой маршрута была деревня Ваздок, самая мелкая и труднодоступная, находящаяся в густой лесистой местности, рядом с безымянным притоком могучей Илейи.

— Чудесно, — улыбнувшись, заговорила Джулия.

— В каком смысле?

— Все эти люди. Такие добрые и душевные. И все тебя любят. Атмосфера безграничного уюта и покоя. Словно где-то пару сотен километров назад кончился наш хлипкий, гадкий, прохудившийся мир.

Джулия запрокинула голову и закрыла глаза. Ей понравилось абсолютно всё, что уже произошло за сегодняшний бесконечный день. Она очень давно не общалась с людьми просто так, искренне и открыто.

— Наверно, я слишком давно на этой работе, — горестно проговорил Атлас.

— Что ты имеешь ввиду?

— Не замечаю всех тех прелестей, о которых ты сейчас говорила, — хмыкнул Рензо.

— Возможно, — пожала плечами Джулия, сделала паузу и снова спросила, — далеко ещё?

— Часа полтора, не меньше. Асфальт мокрый, торопиться не будем.

— Тогда я займусь допросом, что скажешь? — Джулия заговорщицки прищурилась и слегка закусила нижнюю губу.

— Предупреждаю, меня так просто не расколешь, — улыбнулся Рензо и уставился на подёрнутую туманом дорогу.

— Начнём. Где ты родился?

— На дне каньона, — сухо ответил Атлас.

— Что это значит? — нахмурила брови Фокстрот.

— То самое. Про Шрам Земли слыхала? Ага.

— Ничего себе, — Джулия медлила, она растерялась, — не врёшь?

Атлас ответил коротким движением головы.

— Не уверена, что стоит продолжать, — озадаченно предложила девушка и отвернулась к боковому окну, за которым пролетали мокрые от недавнего дождя сосны и ели, серые нераспаханные поля и мелкие хутора, состоявшие из пары-тройки запущенных, покосившихся изб.

— Довольно грустная история, — начал Рензо, перебив мерное гудение двигателя, — и вряд ли тебе будет интересно. Но, если хочешь, могу рассказать?

Джулия молча кивнула.

— Двадцать девять лет назад моя мать, илейка и довольно уважаемая в определённых кругах женщина, встретила беглого каторжанина, вырвавшегося из сономитских казематов. Мигрировав в Илейю, он надеялся вкусить раздолья и зашибить лёгкие статы, но вместо этого обзавёлся семьёй. Вот не повезло засранцу, да? — усмехнулся Рензо. — Через год родился я, помесь сономитского проклятья и илейской безупречности. К сожалению, моё появление было омрачено сопутствующим антуражем. Когда мать носила меня шестимесячного, отца сцапали на махинациях, которые он проворачивал в боях на колитолии. Расследовав подноготную, его сослали на дно каньона, а вместе с ним и нас. Эти гады из особого отдела даже не удосужились позаботиться о беременной, зная, что она вынашивает такого ублюдка, как я. Однако мой отец бежал, бросив нас. Разумеется, никто не стал менять приговор, и мою беременную мать бросили в кромешную тьму.

Рензо замолк и оторвался от дороги буквально на секунду. Джулия изучала его, перебрасывая взгляд с одной детали на другую. Вместе с тем была заинтригована и, будто бы, заново знакомилась с человеком, который как-то внезапно возник в её бесцельном существовании.

— Продолжай, — мягко попросила она, заметив нерешительность Рензо, — я внимательно слушаю.

— Исполнилось пять лет. Отлично помню глиняную куклу, которую для меня слепил один старикан. Правда, его самого вспомнить не могу. Лицо будто размывается, превращаясь в потревоженную ветром гладь лужи, или что-то вроде того. А у матери прекрасные скулы. Почему-то именно они, отточенные и заострённые, врезались в мою память. Несмотря на нищету и грязь, в которой живут на дне, от мамы всегда приятно пахло. Кардамоном и мятой. Знаешь, — Атлас снова скривился в горькой ухмылке, — с тех пор мне кажется, что так и должна пахнуть сильная, красивая женщина. Впрочем, ничего подобного я больше нигде не встречал, — он, как будто выдохнул, поёрзал в кресле, сбавил скорость и остановился. Впереди скопилось несколько легковых машин и один неповоротливый фургон, заполненный детьми. Они резвились, совались в открытые окна и показывали языки всем подряд. Затор образовался из-за перегона скота. Пастух опоздал до сумерек и теперь торопился вернуться в хлев до наступления беспроглядной темноты.

— Лет в семь я покинул дно. Меня взяли с собой люди, которые шли наверх. Мать долго прощалась со мной. Я прекрасно помню её слёзы, мокрые щёки, губы, её ласковый трепещущий голос. Я тоже ревел, понимая, что, быть может, никогда её не увижу. Выбравшись наверх, мои попутчики вручили мне письмо и оставили наедине с незнакомым диким миром. Читать я не умел, потому обратился к первым попавшимся на дороге добрым людям. К счастью, они читать умели. В письме говорилось, что я следую к Асмилле, и ещё кое-какие подробности моей на тот момент короткой жизни. Меня передали в монастырь. Став старше, я начал задавать вопросы. Хвала вездесущей богине — от меня ничего не скрывали, и я быстро узнал, из какого теста слеплен. Тогда я и прочитал то письмо. Из него я узнал подробности своего рождения и то, что моя мать стала добровольной пленницей в очаге, вождь которого знал секрет пути наверх. Мать обменяла себя на мою свободу. Такой вот печальный рассказ, — закончил Рензо и надавил на педаль газа. Движение восстановилось, впереди замаячил указатель «Ваздок-112». Оставалось ехать меньше часа.