Борис Рыбаков - Киевская Русь и русские княжества XII -XIII вв.

• Название: Киевская Русь и русские княжества XII -XIII вв.
• Автор: Борис Рыбаков
• Издательство: Наука
• Жанр: История
• Год: 1982

---

Очевидно, во времена Мстислава в Киеве велась особая иллюстрированная летопись Мстислава Владимировича[424]. Посмотрим теперь, как сказалось все это на изложении в «Повести временных лет» начальных эпизодов русской истории.

У нас нет никаких сомнений в том, что кругу лиц, причастных к переделке летописи Нестора в духе, угодном Мономаху, была хорошо известна новгородская летопись 1050 г. (доведенная с продолжением до 1079 г.). Князь Мстислав переехал, по желанию отца, в Киев в 1117 г. (и отсюда управлял Новгородом), а в 1118 г. была закончена переработка рукописи Нестора. Новгородская летопись была использована прежде всего потому, что там имелась неизвестная киевлянам легенда о добровольном призвании князей, созвучная призванию Мономаха в Киев в 1113 г. и избранию Мстислава новгородцами в 1102 г. Но, как мы выяснили, великий князь имел право обижаться на киевское боярство, отвергшее его в 1093 г. и два десятка лет не допускавшее к «отню злату столу». С этим связана вторая тенденция редакции 1118 г. — оттеснить Киев в начальной фазе истории русской государственности на второе место, заменив его Новгородом, и выпятить роль призванных из-за моря варягов. Редактору было важно дезавуировать киевские, русские, традиции.

Ладожанин ввел в текст летописи отсутствовавшее ранее отождествление варягов с Русью, как исконное. Автор летописи 1050 г. четко написал, что пришельцы с севера, варяжские и словенские отряды Олега, стали называться русью лишь после того, как они утвердились внутри Руси, в завоеванном ими Киеве. Ладожанин же уверял, что был варяжский народ «русь», вроде норвежцев, англичан или готландцев. На самом деле такого народа на севере Европы не было, и никакие поиски ученых его не обнаружили. Единственно, что можно допустить, это то, что автор принял за варягов фризов, живших в западной Ютландии (см. выше раздел «Источники»).

Приглядимся к тому, как под пером людей, подчиненных зятю шведского короля, рождалось отождествление шведов-варягов с русью.

1. Летопись 1050 г.:

«И от тех варяг, находник тех, прозвашася варягы. И суть новъгородьстии людие до дьньшььняго дьне от рода варяжьска…»[425].

2. Вторая редакция «Повести временных лет» 1116 г. (игумен Сильвестр):

«И от тех варяг прозъвася Русьская земля Новъгород. Ти суть людие новъгородьстии от рода варяжьска, преже бо беша словене»[426].

3. Третья редакция «Повести временных лет» 1118 г.

«И от тех варяг прозъвася Русьская земля»[427].

В первоисточнике, в летописи 1050 г., речь идет о первом появлении варягов в Новгороде, о появлении самого этнонима и о том, что в городе в середине XI в. еще жили люди варяжского происхождения, называвшие себя варягами, что мы знаем и по «Русской Правде». Здесь все верно. Сильвестр, иронически относившийся к новгородцам (он издевался над обычаем мыться вениками в бане), внес в заимствованную им фразу совершенно иной смысл: Новгород стал называться Русской землей в те времена, когда появились варяги. Запись автора 1050 г. о том, что варяги и словене стали называться русью после того, как оказались в Киеве, и после того, как предводитель стал князем Руси, киевлянин Сильвестр повернул на Новгород: город, откуда пришли в Русь словене и находники-варяги, после завоевания ими Киева стал частью Русской земли. По существу это было верно, но выражена эта мысль была недостаточно складно. Автор 1050 г. сказал в своем месте точнее: «и отътоле прозъвашася русию». Ладожанин же устранил из текста и варягов и Новгород, объявив всю Русскую землю прозванной по варягам, которые будто бы еще на берегу Балтийского моря назывались Русью. Ладожанин довольно бесцеремонно обошелся с текстом Нестора в разделе о грамоте славянской, выкинув из него некоторые куски и дав свои примечания в том же проваряжском духе:

«А словеньск язык и русьской един есть; от варяг прозъвашася русию, а пьрвее беша словене…»

Мысль Нестора состояла в том, что он указывал на близость книжного старославянского языка (на котором Кирилл и Мефодий создавали письменность) к русскому языку. Ладожанин же внес сюда свой собственный домысел о происхождении имени «Русь» от варягов, домысел, порожденный неправильным истолкованием одного места в полуисправленной рукописи Сильвестра.

Единственным объяснением такому неожиданному отождествлению русов с варягами может быть только одно обстоятельство: в руках редактора был извлеченный из княжеского архива договор Руси с Византией 911 г., начинающийся словами: «Мы от рода русьскаго…» Далее идет перечисление имен членов посольства, уполномоченных заключить договор. В составе посольства были и несомненные варяги: Иньгелд, Фарлоф, Руалд и др. Однако начальная фраза договора означала не национальное происхождение дипломатов, а ту юридическую сторону, ту державу, от имени которой договор заключался с другой державой: «Мы от рода (народа) русьского… послани от Ольга великого кънязя русьского и от всех, иже суть под рукою его светьлых и великых кънязь и его великых бояр к вам, Львови и Александру и Костянтину…» Юридически необходимая фраза «Мы от рода русского» присутствует и в договоре 944 гг., где среди послов было много славян, не имевших никакого отношения к варягам: Улеб, Прастен, Воист, Синко Борич и др. Если Ладожанин знал варяжский именослов, то он мог сделать вывод о том, что «русский род» есть варяжский род. Но дело в том, что во всем тексте договора слово «русский» означает русского человека вообще, русских князей, русские города, граждан государства Руси, а само слово «род» означало «народ» в широком смысле слова, в переводных памятниках оно соответствовало широкому понятию τό έτνου[428]. Текст договора — прекрасная иллюстрация к рассказу о том, что, попав в Киев, варяги «оттоле» стали называться русью, став подданными государства Руси. К моменту заключения договора с императорами Львом и Александром от появления варягов в Киеве прошло три десятка лет.

Следует сделать одну оговорку — Ладожанин нигде не говорит о власти варягов над славянами; он только утверждает, что славяне получили свое имя от придуманных им варягов-руси. Это не столько историческая концепция, сколько попутные этнонимические замечания, не являвшиеся странными в XII в. для той среды, где варяги-шведы были и торговыми соседями, и частью княжеского придворного окружения (двор княгини Христины), и некоторой частью жителей города.

Утверждать на основании единственной фразы (правда, повторяемой как рефрен) «от варяг прозвася Русская земля», что норманны явились создателями Киевской Руси, можно было только тогда, когда история еще не стала наукой, а находилась на одном уровне с алхимией.

Появление норманнов на краю «безлюдных пустынь Севера» отражено еще одним русским источником, очень поздно попавшим в поле зрения историков. Это — записи в Никоновской летописи XVI в. о годах 867–875, отсутствующие в других, известных нам летописях, в том числе и в «Повести временных лет» (в дошедших до нас редакциях 1116 и 1118 гг.). Записи эти перемешаны с выписками из русских и византийских источников, несколько подправлены по языку, но сохранили все же старое правописание, отличающееся от правописания самих историков эпохи Василия III, составлявших Никоновскую летопись.

86 ПСРЛ, т. IX, с. 8, 9; т. XIII, 1-я пол., с. 28, 36, 70.

Софийский собор в Киеве. 1037 г. В глубине алтарной конхи — мозаичное изображение богородицы «Нерушимая стена»

Часть княжеской диадемы XI в. (Южная Киевщина). Золото и перегородчатая эмаль русской работы

Софийский собор в Киеве. Мозаичное изображение пророка XI в.

Икона «Знамение» XII–XIII вв. Предположительно киевского происхождения

Дополнительные сведения за 867–875 гг. можно было бы счесть за вымысел московских историков XVI в., но против этого предостерегает отрывочный характер записей, наличие мелких несущественных деталей (как, например, смерть сына князя Осколда) и полное отсутствие какой бы то ни было идеи могущей, с точки зрения составителей, придать смысл этим записям. Более того, записи о Рюрике противоречили своим антиваряжским тоном как соседним статьям, почерпнутым из «Повести временных лет» (1118 г.), так и общей династической тенденции XVI в., считавшей Рюрика прямым предком московского царя. Что же касается допущения о вымысле этих записей, то и в этом отношении они резко выпадают из стиля эпохи. В XVI в. придумывали много, но придумывали целые композиции, украшенные «сплетением словес». С точки зрения литераторов XVI в., отдельные разрозненные фактологические справки не представляли ценности.

Хронология в этих дополнительных записях очень сложна, запутанна и отличается от хронологии «Повести временных лет». Она расшифровывается только после анализа византийского летоисчисления IX–X вв. и сопоставления с точно известными нам событиями[430].