Владимир Титов - Печеная голова. Переход чрез реку

• Название: Печеная голова. Переход чрез реку
• Автор: Владимир Титов
• Жанр: Прочая старинная литература
• Год: 0101

Владимир Павлович Титов (1807-1891) Воспитанник Благородного пансиона и Московского университета, служащий при Московском архиве Министерства иностранных дел ("архивный юноша"), он был активным участником кружка любомудров, членов которого отличала приверженность к немецкой философии. Еще студентом он перевел одну из трагедий Эсхила, позже - Фукидидаи; вместе с С.П. Шевыревым и Н. А. Мельгуновым издал на русском языке знаменитую книгу немецкого романтика В. Ваккенродера и Л. Тика "Об искусстве и художниках" (М., 1826), а с открытием журнала "Московский вестник" стал активным его автором, опубликовав здесь в 1827- 1828 гг. статьи о Соединенных Штатах и об Индии, о зодчестве и новом переводе сочинений Платона, о романе и о достоинстве поэта. Печатал Титов и художественные произведения: "восточную повесть" "Печеная голова" (МВ, 1827, Ч. 4, № 13) и "индийскую сказку" "Переход через реку, приключение брамина Парамарти" (там же, № 15 - эту сказку высоко оценил Пушкин в письме к редактору журнала М.П. Погодину от 31 августа 1827 г.).

---

Несчастный страдалец, Еврей, был обвинен в покраже и убиении Магометанского младенца — известно,что в Турции и в Персия Евреи не редко отправляли сей обряд, по их мнению, набожный — это обвинение взволновало сволочь Цареградскую, так что в угодность ей он был обезглавлен. Казнили его с умыслом напротив жилища одного богатого Грека, и запретили свозить тело в продолжении трех дней. Чиновник, которому была вверена казнь, предпочел это место другому, в надежде сорвать с Грека порядочные деньги за преждевременное удаление трупа, которого соседство, по общему мнению, всегда есть предвестие беды. Но Грек, не заботясь о последствиях, затворил в доме своем окна и решился обмануть ожидание притеснителей. Таким образом казненный Еврей пролежал срочное время; редкий, кроме правоверного, смел приближаться к тому месту, боясь, чтобы Магометанская полиция, всегда пользующаяся случаем обидеть Яура, не заставила несть труп до места погребения; вот почему сей отвратительный, ужасный предмет оставался без присмотра, и Кебабчи Янаки мог беспрепятственно уложить голову, как выше описано. Когда же, с восходом дневным, улицы оживились: лишняя голова вскоре была замечена, и вокруг сошлась толпа несметная. Тотчас разнесся слух о чудесном трупе Жида с двумя головами. Это необычайное известие полетело из уст в другие: все взволновалось в городе; все бежало смотреть чудо. Еврейский Сангедрин  предрекал своему злополучному племени необычайное событие. Раввины бегали взад и вперед, и вся их община стекалась около трупа, ожидая, что он может быть встанет, и надев обе головы, избавит их от лапы утеснителей.

Ho счастие как будто над ними издевалось — Янычар, замешавшийся в толпу, пристально осмотрев лишнюю голову, вдруг закричал с ужасом: «Алла-иль — Алла! это не головы неверных: одна голова нашего господина и повелителя, Янычар-Аги. После чего, завидя нескольких товарищей, он их подозвал и сообщил им открытие; они в порыве ярости побежали передать его в свою Орту.

Весть разнеслась как Греческий огонь, по всему корпусу Янычаров, и страшный мятеж возник немедленно: видно в городе не знали еще о убиении начальника, которому они были преданы, которого сами себе выбрали.

«Как?» говорили они: «мало еще изменнически отнять y нас любимого начальника! мы должны терпеть позор, которого выше смертные не знают! Как? благородной голове Янычар-Аги лежать бесчестно на ряду с башкою Еврея! до чего мы дожили. Да не мы одни поруганы: весь Исламизм поруган, унижен, обесславлен! Нет: это дерзость неслыханная, это пятно сотрется только истреблением всего рода! — и какой пес смел это сделать? Какою судьбою его голова здесь? He смастерил-ли этого проклятый. Визирь или Рейс-Эфенди с франскими послами? — Балла! Билла! Талла ([8]), клянемся. святой Каабою, бородою Османа, саблею Омара: мы за себя отмстим!»

Пока свирепствует мятеж, мы попросим читателя представить себе живо всю картину. Жиды бегут во все стороны, спасаясь от разъяренных Турков, которые с хулениями рыщут по улицам толпами, и до зубов вооружённые палашами, пистолетами, призывают мщение на все, что им встречается. Пусть он представит себе город с узкими улицами, низкими домами, посреди коих теснится бесчисленной народ в одеждах разного покроя, пестрых красок, и кричит, мятемся как 6ы в ожидании чего необычайного. Между тем бросим взгляд во внутренность сераля, посмотрим, что делало Его Султанское Величество с тех пор, как мы расстались с ним.

В ту самую ночь, как приходил портной, Султан повелел тайно отрубить голову Янычар-Аги, обожаемого войсками и зачинщика всех беспокойств, не давно происходивших между ними. В своем нетерпении, он приказал принесть ее к себе, лишь только отрубят. Человек, коему было вверено исполнение приказа, вошёл в комнату, куда ему велели явиться с головой, и видя в ней сидящего мужчину, естественно принял его за Султана; не осмелившись взглянуть, поспешил положить y его ног свое бремя, и вышел с поклонами, которых наш портной был свидетелем, Султан лишь перед тем унес y портного узел с одеждою Дервиша, замыслив обмануть самого раба Манзури и заменить ее другою: — он хотел утаить свое новое одеяние даже от сего последнего; — но не предугадав ни принесения головы, ни скорого возврата Манзури к портному, он сам остался в совершенной нерешимости, когда, воротясь, не нашел уже ни раба, ни Бабадула. Догонять их — значило б нарушить всю тайну; и так он решился дождаться возвращения Манзури и от него услышать объяснение случившегося: он знал, что они не могли уйти без платья, a платье находилось y него в руках. Между тем, беспокоясь об участи ожидаемой головы, он послал за чиновником, которому была вверена казнь — они объяснились, при чем можно себе представить смущение обоих.

«Клянусь бородою» воскликнул, подумав, Султан «клянусь бородою! голова верно y портного.»

Нетерпение его видеть Манзури увеличилось. Напрасно он бесился, курил, кричал: Алла! Алла! Это ни на миг не ускорило возвращения невольника, который преспокойно собирался лечь в постель, когда его снова позвали к Султану.

Он не успел явиться, как Султан зaкричал: ай Манзури! скорей беги к портному; он вместо одежды дервиша унес голову Янычар Аги; не теряй времени, беги; не то быть беде!» Тут он объяснил ему несчастное приключение. Манзури в свою очередь потерял решимость: ибо умел найти только лавочку Бабадула, но вовсе не знал его жилища. Однако, боясь и еще более прогневить повелителя, он пустился отыскивать портного и пошел прямо к лавочке, надеясь о жилище проведать от соседей. Безестан еще не был открыт; только одна кофейная была отворена для ранних посетителей; он прибегнул туда, но не получил никакого сведения. К счастью он вспомнил, что Бабадул называл себя Муэдзином небольшой мечети на балык-базаре — и поспешил туда. В то время Эзан или призвание к утренней мольбе, раздавался со всех минаретов, и Манзури надеялся застать хищника головы в тот самый миг, когда он будет призывать правоверных к молитве.

Приближаясь к мечети, он услышал дрожащий, прерывистый голос, который всем напором легких рассекал тишину утреннюю, и показался ему сходным с Бабадуловым; он не обманулся и, остановясь y подошвы минарета, увидел старика, ходящего вокруг по галерее и с руками в ушах ([9]), с открытым ртом исправляющего службу свою кричащего изо всего горла. Портной едва увидел телодвижения, которыми манил его Манзури, как исповедание веры засело в его горле; и в испуге, колеблясь между мыслию о мертвой голове и о словах духовных, он, говорят, напел такую чепуху, что причинил соблазн многим набожным соседям, внимавшим его пению. Он сбежал без памяти, и защёлкнув за собою дверь, ведущую на лестницу, встретил на улице Манзури. He дождавшись допроса об участи бедной головы, он напал на невольника за его мнимый обман и хитрость.

«He стыдно-ль» сказал он «поступить с бедным Эмиром ([10]), как ты поступил со мной? Разве мой дом — бойня? Уж не пришел ли ты обвинять меня в убийстве?» «He говори, приятель» отвечал Манзури: разве не видишь, что это ошибка?»

«Хороша ошибка» закричал портной ты ее придумал для того, чтоб напугать бедного человека. Один меня как дурака уверил, что закажет y меня платье, другой унес образец, a третий на место его дал мне мёртвую голову. Алла! Алла! попался я в гнездо разбойников, в шайку злодеев.»

Манзури зажал рукою рот портного: «Молчи» сказал он «сделай милость; ты все больше себя путаешь. Если-б ты знал, кого бранишь!»

«И знать не хочу» отвечал Бабадул и «только и знаю, что кто вместо платья дает отрубленную голову, должен быть пес неверный.»

«Ты неверным псом называешь наместника Божия на земле? ты глупец полу-портной,полу-молельщик!» воскликнул раздраженный Манзури. «Твои подлые губы смеют порочить имя того, кто есть Алем-ленали, прибежище мира? — говори скорей: где голова мертвого — не то вместо её отрублю твою долой.»

Услышав это, портной стоял с открытым ртом, как будто в только в ту минуту отворились двери его разума. «Аман, Аман!» закричал он евнуху. «Ага! я не знал цены словам моим: кто б это подумал? Я не догадался: я осел, дурак, дубина. Бистилли ([11])! во имя Пророка, приди ко мне в дом: стопы твои принесут счастие, и чело раба твоего поднимется до неба.»

«Нельзя — спешу» сказал Манзури: да «где голова? подай мне голову Янычар-Аги.»

Когда портной услышал, чья голова была y него, и вспомнил, каким образом он от неё избавился — колена его подкосились от страха, и пот выступил по его телу.

«Где она, вправду?» сказал он. «Ах, что со мной сделалось! какой злой кизмет (судьба) напал на нас.»

«Где же она?» повторил несколько раз невольник «где она? говори скорей!»

Бедной портной был в совершенном недоумении, и перебиваясь от одного ответа к другому, наконец вовсе запутался, как в неводе.