Евгений Габуния - По обе стороны Днестра

• Название: По обе стороны Днестра
• Автор: Евгений Габуния
• Жанр: Политический детектив

В центре политического детектива «По обе стороны Днестра» работа советской разведки в тридцатые годы, содействовавшая разоблачению крупномасштабной антисоветской провокации зарубежных спецслужб.

---

— Я подумаю над вашим предложением, — нерешительно пробормотал Новосельцев.

— Некогда думать, господин полковник, — жестко сказал Тарлев. — Надо действовать, и немедленно.

— А что будет, если я откажусь?

— Дело ваше, Александр Васильевич, однако могу сказать, что будет очень плохо. — Новосельцев уловил скрытую угрозу и согласился.

Тарлев продиктовал ему письмо к жене и, внимательно прочитав, спрятал в карман. С тех пор прошло уже немало времени, однако ответной весточки не приходило. Тарлев уходил от прямого ответа на его вопросы, отделываясь ничего не значащими заверениями, и Новосельцев решил: случилось самое худшее — агента при переходе границы схватили и нашли при нем письмо. Правда, оно носило невинный частный характер, не имело адреса и не давало повода для подозрений, однако лишь при одном условии: если агент будет молчать. Новосельцев же слишком хорошо знал людей Тарлева, которых он сам же ему и вербовал. Провалившийся агент, спасая свою шкуру, на первом же допросе выложит все, до последней ниточки. Вообще в этой истории, пришел к выводу Новосельцев, было много неясного. С человеком, ушедшим на ту сторону, Новосельцев не встречался и не знал его в лицо. Сопоставив некоторые факты, он пришел к выводу, что Тарлев использует его в собственных интересах, и человек, ушедший с его письмом, не имеет отношения ко второму отделу румынского генштаба и работает на другую разведку, скорее всего на «Интеллидженс сервис». Там щедро оплачивают подобные услуги. Впрочем, в этом мог убедиться и сам Новосельцев, когда завербовал и передал Циклопу двух перебежчиков с той стороны. Циклоп не поскупился, причем заплатил не какими-то леями, а английскими фунтами. После подготовки с помощью Тарлева их переправили через Днестр, и они словно в воду канули. Циклоп несколько раз с упреком говорил Новосельцеву, что тот подсунул ему людей, у которых не было за кордоном надежной крыши. Именно это и стало, по его мнению, причиной провала. Новосельцев думал по-другому, однако держал свое мнение при себе: он лучше Циклопа изучил завербованных. Это были жалкие, опустившиеся, без всяких моральных устоев, людишки. Один — мелкий растратчик, бежавший из ссылки, другой — тупой деревенский парень, дезертировавший из армии. Новосельцев почти не сомневался, что они, перейдя границу, просто-напросто струсили, понимая, что в случае разоблачения вышки не миновать, и сами сдались пограничникам в надежде облегчить свою участь.

После провала этих агентов Циклоп все настойчивее и чаще заводил с Новосельцевым разговор о брате, живущем в Севастополе, и тот горько пожалел, что проговорился Жолондовскому в минуту откровенности. Циклопа весьма интересовала «крыша» на квартире солидного, занимающегося частной практикой врача, да еще в таком городе, как Севастополь. Однако Новосельцеву вовсе не хотелось ставить под угрозу свободу, а может быть, даже жизнь близкого человека. Ему и без того не давало покоя отсутствие вестей от жены, к которой ушел человек Тарлева, и он под всяческими предлогами отклонял домогательства Циклопа. Тот же становился все назойливее, сулил большие деньги.

Вот и теперь Циклоп завел разговор о крыше для агента, которого его начальство готовит для глубокой, как он выразился, разведки в Советском Союзе. Новосельцев не выдержал и в сердцах сказал:

— Господин полковник, я родственниками не торгую.

Циклоп растерянно заморгал своим единственным глазом, потом деланно рассмеялся.

— Зато торгуете родиной, господин Новосельцев.

Новосельцев весь вспыхнул.

— Как и вы, господин Жолондовский.

— Ошибаетесь, коллега. Я поляк, и моя родная Польша, слава Иисусу Христу, наконец-то освободилась от москалей.

Это было уже явным оскорблением. Самолюбию Новосельцева был нанесен чувствительный удар. Однако он молчал, затрудняясь в ответе.

— Господин полковник, — глухо выдавил он, — я не отвечаю оскорблением на оскорбление, да вас и нельзя оскорбить, и потому не желаю продолжать этот разговор. Прошу вас оставить меня одного.

Жолондовский удивленно уставился на него, потом неторопливо шагнул к двери и уже в дверях угрожающе бросил:

— Вы еще пожалеете об этом разговоре, полковник.

Он хлопнул дверью с такой силой, что колокольчик, жалобно зазвенев, чудом не оторвался.

Весь день Новосельцев ходил сам не свой. Циклоп даже не подозревал, какой болезненный удар нанес он ущербному самолюбию своего коллеги. Скова и снова возвращаясь к этому разговору, Новосельцев со всей ясностью представил себе всю унизительность своего положения и с беспощадной откровенностью признавал, что Циклоп прав. С нетерпением дождавшись вечера, он закрыл вдруг опостылевшую лавку и поплелся домой, если можно было считать домом комнату, во всем хранящую отпечаток убогого пансионного уюта, отчего она выглядела еще непригляднее.

В таком состоянии и застал его Фаркаши. Новосельцев не ожидал этого визита, однако встретил любезно, раскупорил бутылку вина, подвинул полный бокал гостю. Фаркаши кивком поблагодарил и, не прикасаясь к бокалу, осведомился:

— Что это с вами сегодня, Александр Васильевич? На вас лица нет. Неужели смерть Марчела так подействовала?

— А вы откуда знаете, что он умер… вернее — погиб? Хотя, что это я спрашиваю, в газетах ведь написано.

— Вот именно, — Фаркаши отхлебнул из бокала. — Знаете, Александр Васильевич, я давно хотел вас спросить: что связывало вас, интеллигентного, образованного человека с этим Марчелом?

— А вас, господин Мачек? — вопросом на вопрос ответил Новосельцев.

— Меня? — удивленно переспросил Фаркаши. — Абсолютно ничего. Мы встретились случайно. Я уже рассказывал.

Новосельцев, припадая на правую ногу, прошелся по комнате, постоял возле двери.

— Извините, господин Мачек, я вам не верю. Кто вы?

В жизни разведчика бывает свои звездный час, когда на карту поставлено все, и решение надо принимать сразу, немедленно. Он машинально взглянул на черный кожаный портфель, который принес с собой и поставил в углу. Новосельцев поймал этот взгляд и по выражению лица гостя догадался, что с портфелем связано нечто важное. Внутренний голос подсказал Фаркаши: «Сейчас ты должен это сделать». В портфеле лежали письмо жены Новосельцева и ее снимок вместе с сыном, доставленные вчера курьером с той стороны. Он открыл портфель и достал пакет.

— У меня есть кое-что для вас, Александр Васильевич, — он передал пакет.

Новосельцев обеспокоенно повертел пакет в руках, надорвал бумагу. В нем оказался конверт без надписи. Он быстро вскрыл его, достал исписанный листок бумаги, узнал почерк жены и изменился в лице. Фаркаши, чтобы не мешать, отошел в сторону, издали наблюдая, как на лице Новосельцева сменялась целая гамма чувств: удивление, радость, недоверие, надежда…

— Откуда это у вас, господин Мачек? — наконец пробормотал он, не выпуская из рук листок.

— С той стороны, разумеется, откуда же еще. Что пишет супруга? — он мог бы и не задавать этого вопроса, потому что знал содержание письма.

Разыскать Марию Григорьевну Новосельцеву в Ленинграде его коллегам из Центра не составило труда, и они сумели убедить ее передать письмо и фотографию.

— Маша пишет, что у них все в порядке, — он положил письмо на стол и стал рассматривать фотографию. — Почти не изменилась, а ведь сколько лет прошло. Зато сына не узнать. Совсем взрослый. Она пишет: учится в политехническом институте. Нет, этого не может быть. Мистика какая-то. Не поверю, пока не увижу своими глазами.

— Так в чем же дело, Александр Васильевич? Что вам мешает, что вас удерживает здесь?

— Ничего. — Он сказал это, не раздумывая, как о давно решенном. — Но куда мне деваться, кому я нужен?

— Знаете, что я вам скажу? Возвращайтесь-ка на родину. Там вас ждут.

— Чтобы поставить к стенке, — он невесело усмехнулся.

— Вы уже наделали в своей жизни немало ошибок. Не делайте еще одну, самую, может быть, непоправимую. Никто вас к стенке не поставит… Никогда не поздно искупить вину перед родиной.

— А кто вы, собственно такой, чтобы говорить от имени родины? — в голосе Новосельцева проскользнули нотки недоверия и злости. — Я на своем веку достаточно повидал патриотов, все говорят от имени России, а на деле… — он не договорил и махнул рукой.

— Кто я такой, не так уж важно. Главное уже сказал: я с той стороны. И представил веские доказательства, — Фаркаши показал на письмо и фотографию. — Теперь все зависит от вас. Решайте, Александр Васильевич.

Они проговорили до рассвета. Вернее, говорил один Новосельцев, Фаркаши слушал, изредка прерывая уточняющими вопросами. Его собеседник вел рассказ сбивчиво, перескакивая с одного на другое. Фаркаши чувствовал, что Новосельцев ничего не утаивает и хочет выговориться до конца. У него оказалась хорошая память, но у слушателя еще лучше. Фаркаши многое узнал о Федоровском, Тарлеве, Марчеле, Жолондовском и всей подоплеке операции «Днестр», фамилии и приметы агентов, завербованных Новосельцевым и засланных на советскую сторону.