Валерий Замыслов - Иван Болотников (Часть 1)

• Название: Иван Болотников (Часть 1)
• Автор: Валерий Замыслов
• Жанр: История

---

- Да куда же ты, дед! - воскликнул Васюта. - Там же сплошь трясина. Не пойду!

- Не дури! - осерчал старец. - Не выбраться тебе из болота. А ежели сумленье имеешь - не ходи. Проглотит тебя ходун.

- Не гневайся, старче. За тобой пойдем, - проговорил Иванка.

- Ступайте за мной вослед, - молвил отшельник и больше не оглянулся.

Шли долго, осторожно, мимо трясинных окон, где жижа заросла тонкой зеленой ряской, мимо коварных булькающих зыбунов, поросших густой тернавой. Ступи мимо - и тотчас ухнешь в адову яму, откуда нет пути-возврата.

Затем потянулись высокие камыши, через которые продирались еще с полчаса, а когда из них выбрели, взору Иванки и Васюты предстал небольшой островок в дремучей поросли.

- Здесь моя обитель, - сказал отшельник.

Несколько минут шли глухим лесом и вскоре очутились на малой поляне, среди которой темнел убогий сруб, с двумя волоковыми оконцами. Старец снял у порога суму, толкнул перед собой дверь и молча шагнул в келью.

Болотников устало привалился к стене, осунувшееся лицо его было бледно, в глазах все кружилось - и утлая избушка с берестяной кровлей, и вековые ели, тесно сгрудившие поляну, и сам Васюта, в изнеможении опустившийся на землю.

Назарий вышел из сруба и протянул Болотникову ковш.

- Выпей, отрок.

Иванка жадно припал к ковшу, а старец окинул его долгим взором и промолвил:

- Боялся за тебя. Недуг твой зело тяжек. Ступай в обитель.

Обернулся к Васюте.

- Заходи и ты, отрок. Встанешь со мной на молитву.

В келье сумрачно, волоковые оконца скупо пропускают свет. Назарий уложил Болотникова и запалил лучину в светце. В избушке - малая печь, щербатый стол, поставец, лавки вдоль стен, в правом углу - темный закоптелый лик Богоматери, у порога - лохань и кадка с водой.

- Помолимся, чадо, - сказал отшельник, опускаясь перед иконой на колени.

- О чем молиться, старче?

- Никогда не пытай о том, отрок. Душе твоей боле ведомо. Молись! Молись Богородице.

Васюта встал рядом, помолчал, а потом надумал просить пресвятую деву Марию, чтобы смилостивилась и ниспослала здоровье "рабу божьему Ивану".

После истового богомолья Назарий неслышно удалился из кельи, в Васюта подсел к Болотникову.

- Старец-то - чисто колдун... Как тебе, паря?

Болотников открыл слипающиеся глаза, облизал пересохшие губы.

- Подай воды.

Васюта метнулся было к кадке, но его остановил возникший на пороге отшельник.

- Водой недуг не осилишь. Буду отварами пользовать.

В руках старца - продолговатый долбленый сосуд из дерева.

- Выпей, чадо, и спи крепко.

Иванка выпил и смежил тяжелые веки.

ГЛАВА 7

ОТШЕЛЬНИК НАЗАРИЙ

Проснулся рано. Возле похрапывал Васюта, а из красного угла, освещенного тускло горевшей лучиной, доносились приглушенные молитвы скитника. Когда он воздевал надо лбом руку и отбивал земные поклоны, по черной бревенчатой стене плясали причудливые тени. Вновь забылся.

- Проснись, чадо.

Иванка открыл глаза, перед ним стоял старец с ковшом.

- Прими зелье. На семи травах настояно.

Иванка приподнялся, выпил.

- Ты лежи, лежи, чадо. Сон и травы в недуге зело пользительны.

Назарий положил легкую сухую ладонь на его влажный лоб и сидел до тех пор, пока Иванку не одолел сон.

Минула еще ночь, и Болотникову полегчало; старец дозволил ему выходить из кельи.

- Наградил тебя господь добрым здравием. Иному бы и не подняться. Чую, нужен ты на земле богу.

- Спасибо, Назарий. Травы твои и впрямь живительны.

- Не мои - божьи, - строго поправил отшельник. - Все вокруг божье: и травы, и леса, и ключ-вода, кою ты жаждал. Молись творцу всемогущему...

Васюта оба дня ходил на охоту; добыл стрелой трех глухарей и дюжину уток. Потчевал мясом Иванку, тот ел с хлебом и запивал квасом. Назарий же к мясу не притронулся.

- Чего ж ты, дед? Пост еще далече.

Скитник сердито нахмурил брови.

- Не искушай, чадо. Не божья то пища.

Иванка доел ломоть, сгреб крошки со стола в ладонь, кинул в рот и только тут спохватился, с удивлением глянув на отшельника.

- Слышь, Назарий. Чьим же ты хлебом нас угощаешь?

- Божьим, отрок, - немногословно изрек старец и вновь встал на молитву.

Парни переглянулись. На другой день они пошли на охоту; лук и колчан со стрелами взяли у Назария.

В бору было привольно, солнечно; воздух густой и смолистый. Часто видели лисиц и зайцев, по ветвям елей и сосен скакали белки.

- Зверя и птицы тут довольно. Не пугливы, хоть руками бери.

Вскоре бор раздвинулся, и парни вышли на солнечную прогалину.

- Мать честная. Нива! - ахнул Иванка и шагнул к полю в молодой темно-зеленой озими. - Откуда? Глянь, какое доброе жито поднимается?

- Ну, старец, ну, кудесник! - сдвинул колпак на затылок Васюта. - Нет, тут без чародейства не обошлось. Знается наш скитник с волхвами.

Настреляв дичи, вернулись к избушке. Васюта заглянул в открытую дверь, но в келью не пошел.

- Молится Назарий. Устали не знает.

Отшельник вышел из кельи не скоро, а когда наконец появился на пороге, лицо его было ласково умиротворенным.

- Замолил ваш грех, чада.

- Какай грех, старче?

- Много дней и ночей провел в сей пустыни, но живой твари не трогал. Вы же, - скитник ткнул перстом на дичь, - не успев в обитель ступить, божью тварь смерти предали.

- Но как же снедь добывать, старче?

- Все живое - свято, и нельзя то насильем рушить. Всяка тварь, как человек, должна уходить к создателю своею смертью.

- А чем чрево насытить?

- Чем?.. Ужель человек так кровожаден? Разве мало господь сотворил для чрева? Разве мало земля нам дарует? Стыдись, чада!

Назарий зачем-то трижды обошел вокруг скита, затем в минутной раздумчивости постоял у ели, обратившись лицом к закату; от всей его древней согбенной фигуры веяло загадочной отрешенностью и таинством.

- Ступайте в келью, - наконец молвил он.

Стол в избушке был уставлен яствами. Тут был и белый мед в деревянных мисках, и калачи, и уха рыбья, и моченая брусника, и красный ядреный боровой рыжик, и белый груздь в засоле и сусло с земляникой, и прошлогодняя клюква в медовых сотах.

- Ого! - воскликнул Васюта. - Да тут целый пир, Иванка.

- Трапезуйте, чада. Все тут богово.

Помолились и сели за стол. Васюта макал калачи в мед и нахваливал:

- И калач добрый и мед отменный.

Не удержался, спросил:

- Хлеб-то с поля, Назарий? Откуда нива в бору оказалась?

- Так бог повелел, молодший. Перед тем, как идти в обитель, сказал мне создатель: "Возьми пясть жита и возрасти ниву".

- Без сохи и коня?

- Покуда всемогущий дает мне силы, подымаю ниву мотыгой.

- А давно ли в обители, старче? - спросил Болотников.

- Давно, сыне. Сколь лет минуло - не ведаю. Ушел я в ту пору, когда царь Иван ливонца начал воевать.

Иванка и Васюта с изумлением уставились на старца.

- Тому ж тридцать лет, Назарий! - Васюта даже ложку отложил. Встал из-за стола и земно поклонился скитнику. - Да ты ж святой, старче! Всем мирянам поведаю о твоем подвиге. На тебя ж молиться надо.

- Богу, чадо. Я ж раб его покорный.

- А не поведаешь ли, старче, отчего ты мир покинул?

На вопрос Болотникова Назарий ответил не сразу; он повернулся к иконе, как бы советуясь с Богоматерью. Долго сидел молчком, а затем заговорил тихим, глуховатым голосом:

- Поведаю вам, чада, да простит меня господь... Был я в младых летах холопом боярина старого и благочестивого. Зело почитал он творца небесного и в молитвах был усерден. Перед кончиною своею духовную грамоту написал. Собрал нас, холопей, во дворе и волю свою изъявил. "Служили мне честно и праведно, а ныне отпущаю вас. Ступайте с богом". Через седмицу преставился боярин, и побрели мы новых господ искать. Недолго бродяжил в гулящих. Вскоре пристал к слуге цареву - дворянину Василью Грязнову. Тот сапоги да кафтан выдал, на коня посадил. Молвил: "Ликом ты пригож и телом крепок. Будешь ходить подле меня".

А тут как-то на Николу полонянка в поместье оказалась. Татары ее под Рязанью схватили. На деревеньку набежали, избы пожгли, старых побили, а девок в степь погнали. Не видать бы им волюшки, да в Диком Поле казаки отбили. Вернулась Настена в деревеньку, а там затуга великая, по пожарищу псы голодные бродят и сплошь безлюдье, нет у девки ни отца, ни матери поганые посекли. С торговым обозом на Москву подалась, там сородич ее проживал. Да токмо не довелось ей с братом родным свидеться. Занедужила в дороге, а тут - поместье Грязнова. Купцы девку в людской оставили - и дале в Москву. Тут впервой я ее и приметил. Ладная из себя, нравом тихая.

Как поправилась, дворянка Настену при себе оставила, в сенные девки определила. Мне в ту пору и двадцати годков не было. Все ходил да на Настену засматривался, пала она мне на сердце, головушку туманила. Да и Настена меня средь челяди выделяла. В перетемки встречались с ней, гуляли подле хором. Настена суженым меня называла, отрадно на душе было. На Рождество надумали Грязнову поклониться, благословения просить.