Леонид Леонов - Слово о бессловесном

• Название: Слово о бессловесном
• Автор: Леонид Леонов
• Издательство: Знание
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1960

Публикуемые в настоящей книжке статьи, очерки и рассказы написаны в разное время.

Статья депутата Верховного Совета СССР, лауреата Ленинской премии, писателя Л. Леонова была впервые напечатана в 1947 году в газете «Известия». Она приводится с некоторыми сокращениями. В своё время это выступление положило начало большому народному движению по охране родной природы.

Многое уже сделано с тех пор, но многое ещё надо сделать. Вот почему Л. Леонова всячески поддержала партийная и советская общественность нашей страны – начались повсеместные выступления рабочих, писателей, учёных в защиту зелёного друга.

Охрана природных богатств Родины – не кратковременная сезонная кампания. Красоту родной земли вечно обязан беречь, множить и защищать человек. Это и является содержанием настоящей книги.

Защита природы по завету Владимира Ильича Ленина стала в Советской стране поистине всенародным делом.

Пусть послужит эта книга памяткой для тех, кто любит солнце и небо, лес и реки, всё живое, стремящееся к миру на земле.

Да приумножит она число бережливых и любящих друзей красоты и чистоты земли, неумирающей и вечной!

---

А так как живу я теперь, как хочется, и то, что мне хочется, чудесно совпало с тем, что нужно нашей стране от такого человека, как я, то я и работаю, и отдыхаю нераздельно.

И часто бывает так: где другим – труд, мне отдых, а где другим отдых, мне – труд.

Можно сказать и так: я всегда работаю, и никакого отдыха у меня не бывает.

Можно и так: я всегда отдыхаю и никогда не работаю.

Потому что и работа, и отдых для меня лично входят в одно понятие счастья».

IV

И ещё один рассказ.

Недалеко от Москвы, под Можайском, возле Старой Рузы стоит писательская усадьба «Малеевка».

Русские писатели издавна полюбили эти места. Начало писательскому житью здесь положил ещё Антон Павлович Чехов. Свою знаменитую «Степь» он написал в Малеевке, в маленькой усадебной сторожке Лавровых.

Во время войны жестокая здесь была битва. В Старой Рузе остались целы от всей деревни два дома, а наша писательская усадьба сгорела дотла, вместе с чеховской сторожкой.

Но всё ж таки зимой, сразу после боёв старый мой приятель дед Михайла заехал за мной и сказал, что пора возвращаться на родное пепелище. Ночевать мы с дедом пошли в деревню Вертошино, к тётке Дуне.

Когда «тётка» Дуня была маленькой девочкой, Антон Павлович подарил ей книжку про собаку, Каштанку. От Чехова и пошла крепкая писательская дружба с Дуней, Авдотьей Михайловной, и я знал, что раз Дуня жива – она нас на улице не оставит. Так и вышло. Я стал выпрастывать из мешков одеяла и продовольствие, а дед Михайла, потоптавшись по холодной избе, взял топор и отправился в лес за дровами.

Вернулся он скоро, принёс небольшую сухую сосенку, сказал коротко: «Лес, кажется, цел, шумит», взял за печкой пилу.

Не успела пила и до половины войти в дерево, как «споткнулась» и, как говорят пильщики, «увязла». Три зуба у неё сломались, а два погнулись.

Мы раскололи сосну топором. Глубоко в дереве сидели три снарядных осколка, уродливых и ржавых. Об них и сломались зубья.

– Пилу жалко, слов нет… – сказала, вернувшись, тётка Дуня и добавила, вздохнув: – Во всём районе люди бедствуют, пилы ломают. Так весь лес изранен.

Утром мы отправились в лес. Ещё не были очищены леса и дороги от мин, но тётка Дуня сказала, что проведёт нас известной ей тропой, которую до самой Рузы проверили сапёры, а следом за ними вертошинские мальчишки.

От Вертошина до Старой Рузы, если идти напрямик, от деревни до деревни, всего и ходу четыре километра. Лес наш невелик. Но очень мы его любим.

Если смотреть с дороги – лес стоял, будто одинаковый – еловый и сосновый. Но за рекой, за высокими сторожевыми дубами притаилась наша главная гордость и радость – берёзовая роща «Кружевница». «Кружевницей» прозвал рощу тоже, говорят, Чехов. В солнечные яркие дни очень уж искусно заплетается здесь между берёзами тонкое кружево света и тени.

Теперь в лесу было снежно и пусто. На высоком холме стоял памятник с красной звездой, и тётка Дуня сказала, что там похоронен командир гвардейского батальона, штурмом отобравшего у фашистов Старую Рузу и нашу писательскую «Малеевку».

Мы сняли шапки.

У подножья холма валялись скошенные артиллерийским огнём сосны и ели, а чуть поодаль, грустно, опустив ветви, стояла высокая русская красавица – берёза. Мощный её ствол в шести-семи метрах от земли разделялся надвое, и в самой развилке дерева торчало ржавое тело немецкого артиллерийского снаряда. На излёте ударил он в берёзу, до половины зарылся в древесину, не разорвался и повис над землёй. Казалось, берёза поймала налёту серую нечисть и телом своим загородила от неё людей.

– Так и было, – утвердил дед Михайла.

В начале мая зацвела «Кружевница», и мы с дедом отправились смотреть на весенний праздник леса. Деревья стояли покрытые зелёной дымкой, весёлый гомон птиц раздавался в лесу, и даже наша раненая берёзка вся оделась в праздничный весенний наряд.

Мы обрадовались, – стало быть, берёзка была ранена легко, но ещё больше обрадовались и очень удивились, когда увидели, что снаряд, засевший в дереве, изменил своё положение. Напрягая силы, бурля соками, сжимая кору, берёза выталкивала снаряд. Одна её длинная, гибкая ветка даже обвилась вокруг затылка снаряда и помогала стволу дерева расшатывать и вытаскивать железную занозу.

Борьба только начиналась, и конца ей не было видно, но мы с дедом Михайлой с тех пор и весной, и летом, и зимой стали ходить в лес и смотреть, как борется со своим врагом берёза.

Помочь ей было никак нельзя. Кто знал, как там внутри лежит взрыватель. Станешь вытаскивать, шевельнёшь что-нибудь не так, и снаряд взорвётся… Тогда уж берёза не уцелеет…

Шли месяцы, годы, железное тело снаряда всё больше и больше вылезало наружу, но ещё крепко держалось в древесине.

А за это время война кончилась, и дивным образом стала изменяться окрестность. Новую писательскую «Малеевку» отстроили в десять раз лучше, чем она была. Старая Руза тоже отстроилась и стала Новой Рузой, белой и чистой; из леса вывезли валежник, на место побитых деревьев посадили новые, и весной столько было зелёного кружева в лесу, столько света…

Мы и сами давно поняли, что у нас в лесу по-новому хорошо и просторно. Мы с дедом даже написали своим городским друзьям: приезжайте и посмотрите сами, как хорошо.

Друзья сами не приехали, а прислали к нам в гости своего сына Ваню – пионера.

Ваня, как только вылез из автобуса и стряхнул дорожную пыль со своего галстука, сейчас же потребовал, чтобы дед Михаила вёл его в «Кружевницу».

Дед сразу потянулся за шапкой.

Солнце играло на молодой зелени, на белых стволах берёз, пели вверху чижи и малиновки, лёгкий ветерок шумел в кружевной листве, берёзки тихо переговаривались друг с другом, и, казалось, никогда здесь не было ни горя, ни печали.

Берёза встретила нас звонким победным шумом весенней листвы. Сначала нам показалось, что листва скрывает от нас железное тело снаряда, но потом мы всё разглядели. Ржавое фашистское чудовище валялось у корней дерева. Берёзка вытолкнула железку.

Дед Михайла даже вздохнул и сказал: – Вот и ещё одна война кончилась.

V

И ещё, быть может, самое главное, хотелось бы мне сказать в этой книжке, написанной в защиту прекрасного и живого на земле.

Однажды по дороге из Мурома во Владимир мне встретилась девушка. На мосту через речку, Воймигу стояла она, крепко ухватившись за перила, и глядела вдаль. Плотно набитый вещевой мешок лежал в ногах. Её простое, красивое лицо было обращено к закату. За перелесками, за холмами по-ночному темно синело небо.

Не знаю, как это можно объяснить в двух-трёх строчках, но видно было со стороны, что девушка уходит ив этих мест надолго, а может быть, и не вернётся никогда, хотя и трудно ей расставаться с той вон речкой, с тем вон старым осокорем над родником. Опустив руки, не уговаривая, не упрашивая, стоял с ней рядом парень. Я тогда сразу не понял, как это можно так стоять рядом пень-пнём, если любишь или дружишь. Ветер подул с реки, первая звезда загорелась, а они всё стояли. На дороге показался автобус. Решительным, упорным рывком девушка вскинула свой мешок на плечо. Она уехала…

Парень подошёл к нашему охотничьему костру и рассказал историю Тани Николаевой. Училась она здесь неподалёку, окончила курсы, работала трактористкой, а теперь вот…

– Не удержал? – вырвалось у меня тихо.

Девушку эту обидели грубо и подло. На вечере в муромском клубе нашёлся здоровенный наглый мерзавец и оскорбил её. Непонятно было только, почему же всё-таки она уезжала, сильная и, видимо, твёрдая характером, из-за одного хулигана, из-за одного негодяя? Что-то тут было не так, не просто, и мы сказали об этом парню.

– Один-то он был один, – сказал парень, тяжело вздыхая. – Да нас-то стояло около чуть не десять человек…

– Ну и что?

– Ну и ничего, – ответил парень. – Привыкли мы к такому обращению, думали, стерпит, не вступились, да ещё посмеялись. Ну, а она не стерпела, обиделась не на одного, а на всех.

Он попрощался с нами и пошёл куда-то своей невесёлой дорогой, может быть навсегда потеряв своё счастье на земле. А мы подумали, и потом сказали об этом друг другу, что девушка поступила правильно, что уехала от таких друзей и товарищей.

По-разному привязывается человек к тому месту, где родился и живёт, где трудится, где пришла к нему первая любовь… Культурно-бытовое устройство советских людей и в городе, и в деревне отнюдь не ограничивается хорошим жильём и заработком, избой-читальней и Дворцом культуры. Уровень духовных потребностей советского человека вырос неизмеримо, партия его воспитывает в высоких моральных принципах, вкусы его и отношение к окружающему формируются на высоких примерах нашей жизни. Человеку, как никогда раньше, стало одинаково трудно терпеть рядом с собой и дикость, и запустение земли, и уродливость человеческих отношений. Вряд ли нужно теперь особо доказывать прямую и непосредственную связь личного поведения, быта и моральных качеств людей с их общественной и хозяйственной деятельностью. Когда колхозницы пишут письмо Никите Сергеевичу Хрущёву, Центральному Комитету Коммунистической партии, они рассказывают в нём не только о своём колхозном будничном труде, о героизме и самоотверженности, но и о жизни, об отдыхе, о делах, о том, как они строят школы, дома, знаменитую рязанскую автостраду, как от этого стало легче и удобнее жить людям.