Михаил Шевченко - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Михаил Шевченко
• Издательство: Современник
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1990
• ISBN: 5-270-00888-2

В однотомник избранных произведений лауреата премии Ленинского комсомола Михаила Шевченко вошли широко известные повести «Только бы одну весну», «Дорога через руины» и «Кто ты на земле», а также рассказы — о юношеской решительной отваге и первой чистой любви, о стойкости современников, на чьи плечи ложатся трудности становления нашей жизни, об их нравственности, их преданности своему предназначению на земле. В однотомник включены литературные портреты А. Фадеева, М. Шолохова, А. Платонова, К. Паустовского, В. Лидина, С. Смирнова, В. Тендрякова, М. Светлова, Я. Смелякова и других писателей, с которыми автору довелось встречаться, а также повествование об А. Прасолове, которого автор знал долгие годы.

---

— Ты что? Иди, а то замерзнешь, — беспокоюсь я.

— Не замерзну, папа. Давай посмотрим на это чудо, — обводит палкой вокруг себя. — Когда-нибудь я напишу цикл картин «Воспоминания о Малеевке».

* * *

Входим в лес. Березы склонились под тяжестью снега, и мы проходим под ними, как под арками. Таких арок над лыжней много. Максим называет их воротами Берендея и считает, сколько ворот мы пройдем за прогулку.

В березовой роще лыжня разветвляется. Мы всегда шли прямо. Проходили до хмурого осинника. Потом добирались до конца леса и возвращались этой же лыжней. Когда поворачивали обратно, нас всегда манила неведомая для нас лыжня влево.

И сегодня мы решили идти по ней.

Лыжня забирает все левее и левее. Мы подходим к старым елям. Между ними белеют и березы. Ели высокие-высокие.

— Папа, это же башни берендеевского терема, — шепчет Максим. — С них Берендей наблюдает за своим лесным царством. Здорово, правда? Только не говори громко, а то мы его потревожим.

— Хорошо, — шепчу я.

— А ты знаешь, где он? — спрашивает Максим.

— Кто?

— Да Берендей!.. Вон за той толстой елью. Он не слышит нас. Мы же тихо, — объясняет сын.

И правда, кажется, за деревьями действительно кто-то есть.

— Ну, до свиданья, Берендей, мы не будем больше тревожить тебя, — говорит Максим и кланяется «терему». — Но мы еще придем к тебе.

Лыжня, сделав петлю, выходит на нашу привычную дорогу.

За обедом соседу Георгию Ивановичу сказал:

— А мы сегодня с папой были у терема Берендея самого. Вы никогда не были там? Не нашли, да? А мы нашли!

* * *

Вместе с нами на лыжах пошла девочка лет шестнадцати. Знакомые попросили нас взять ее с собой.

Максим шел впереди. Маша за ним. Я замыкал шествие.

Максим без умолку давал всяческие пояснения. Рассказывал о берендеевских воротах и, конечно, повел показать его терем. На спусках часто падал. Маша не могла затормозить и тоже падала, натыкаясь на него. Оба смеялись на весь лес.

И так — всю дорогу.

На другой день мы были на прогулке снова одни. Без Маши. Максим шел, как всегда, впереди и ни разу не упал.

— Ты сегодня идешь лучше, — сказал я. — Не падаешь… Или без Маши неинтересно падать?..

Он повернулся ко мне:

— А ты как догадался, что неинтересно?..

* * *

И в день отъезда мы пошли в лес. Прошли заветный круг. Когда из леса выехали на поле, по которому мы были уже на прямой к Дому творчества, Максим остановился на опушке, у первых берендеевских ворот, и сказал с грустью:

— Прощай, берендеевское царство! Прощай до будущего года!

Отвернулся и молча пошел вперед, к дому. Долго шел, не оборачиваясь.

«РАССКАЗ ОБ ОДНОМ ИЗ МОИХ ДРУЗЕЙ»

— Прочитай начало моего рассказа, папа.

— Лучше бы весь. Но давай начало. Читаю:

«Об одном из моих друзей. РАССКАЗ Пролог

В Мальтинии живут семь братьев по фамилии Сет. Первый — министр финансов, второй — полковник (служит в крепости Варфалем), а остальные футболисты. Впрочем, речь пойдет не о них, а об их деде, которого звали Пройт Схивенг Сет. Он был пират. Он награбил много денег. Я был на его корабле штурманом.

Глава первая Тайна острова…»

— Ну, а что дальше?

— Дальше, папа, самое интересное. Этот Пройт был очень смелый человек. Однажды в бою с пиратами его ранило. У него совсем не было глаза. Он вытек, выбитый пулей из пистолета. Представляешь, все лицо залито кровью. Но он не покинул корабль… В конце концов все узнают, что он очень хороший и справедливый пират. Как Робин Гуд, справедливый. Но только об этом узнали — и он погибает… Тебе будет жалко его, да?

— Конечно, раз он хороший человек.

— Вот и мне тоже. Я думал оставить его живым. Но нельзя. Он погибает… Такова его судьба. Понимаешь?

— А в чем тайна острова?

— Тайна острова?.. — задумался. — Когда все напишу, тогда узнаешь.

— А почему у него такое странное имя?

— Так он же, папа, представитель синей расы. А там у всех такие имена.

— А может, это под впечатлением прочитанных тобою книг? Беляева, скажем?..

Пожал плечами:

— Может быть. Но, думаю, вряд ли. Я же сам его знал, Сета. Понимаешь? И присутствовал при его страшном ранении.

— Ну, разве что так! — сказал я. — Тогда другое дело…

ТЕМАТИЧЕСКАЯ ПРОГУЛКА

Гуляем. Вечер морозный. Все припорошено сухим снежком.

— Поговорим на литературную тему, — предлагает Максим. — Расскажи мне о Гете, папа. О самых счастливых моментах его жизни.

— Хорошо.

Собираюсь с мыслями и рассказываю о работе Гете над «Фаустом». Попутно сыплются вопросы. Почему это трагедия? Чего хотел Фауст? Что произошло с Маргаритой?.. Хорошо, что я недавно перечитал «Фауста», да и то попробуй ответь ему!..

Рассказываю об истории создания «Мариенбадской элегии» — истории последней любви старого Гете. Максим не роняет ни единого слова за весь рассказ. Потом долго молчим.

— Расскажи теперь о встрече Гете с Бетховеном.

— Я уже тебе рассказывал, — говорю.

— Ну, еще раз, папа. Ну, пожалуйста!..

Рассказываю.

— Знаешь, папа, я уже заметил, что часто один великий человек не понимал другого.

— Да, к сожалению, это так.

Вспоминаю первый отзыв Тургенева о толстовском романе «Война и мир». Поверить трудно, как мог ошибиться Тургенев.

— Но хорошо, Тургенев хоть потом понял, папа, — говорит Максим. — А то ведь мог бы и не понять совсем…

Снова думаем каждый о своем молча.

— И у композиторов так же… — будто что-то вспомнив, произносит Максим.

— Что, перейдем на музыкальную тему? — улыбаюсь я.

— Да. Расскажи мне о Моцарте, пожалуйста.

Рассказываю, невольно увлекаясь, потому что он слушает внимательно. То идем, то останавливаемся. То он что-то переспросит. То я что-то припоминаю попутно. Да что! О Моцарте, как о Бетховене и Гете, можно говорить всю ночь!

Вставляет реплики:

— Да, папа, видишь, Моцарт совсем маленький начал писать музыку…

— Как жаль, что нет его могилы!.. Я бы когда-нибудь съездил к нему…

— Да, я знаю о Сальери… Я уже читал о нем у Пушкина.

— О да, папа, гений должен делать только добро людям! Только добро! Иначе какой же он гений?..

Возвращаемся домой.

— Вот видишь, папа, какая у нас с тобой получилась хорошая прогулка? Тематическая прогулка, правда?

* * *

На другой день утром, собираясь в школу, заходит ко мне.

— Ты знаешь, что я попросил бы Моцарта написать? Не «Реквием», а «Задумчивую сонату». Понимаешь, «За-дум-чи-вую». Вот.

Смотрит на меня и куда-то в себя.

— А может, мне самому попробовать?

— Попробуй, — говорю.

Проходится по комнате. Уходит. Делает зарядку. Умывается. Возвращается ко мне.

— Хочу тихонечко послушать «Менуэт» Боккерини и «Полонез» Огинского. Тихонько. Я не разбужу дедушку.

Слушаем.

— Все. Иди завтракай. Скоро выходить. Я быстро соберусь.

Уходит. За дверью слышу невнятное бормотание дедушки и шепот Максима. Проходя мимо спящего деда, он не вытерпел и потрепал его за торчащий из-под одеяла нос. Дедушка, конечно, проснулся.

РУЧНОЙ РАК

— Как ты раков ловил после войны, когда голодно было?

— Да я уж тебе рассказывал, сынок.

— Ну, все равно. Расскажи еще.

Припоминаю худого стриженого мальчишку с простецкой раколовкой. Он ранним утром, по росе, босиком пришел к Черной Калитве, добыл ракушек на острове в заливчике и притаился у обрыва, в камышах. Раколовка у него такая, что никто не позарится на нее: кольцо из проволоки и натянутая на него сетка — вот и вся мудрость. Но все равно к вечеру у него полное ведро раков. Раки шевелятся в ведре — они ведь живучие! — и шелестят, скрещивая свои клешни.

— А почему они красные, папа?

— Они краснеют от смущения, когда их на стол подают.

— Ты все шутишь… А у меня был ручной рак!

— Где же это? И как ты его приручил?

— В Мальтинии. Как-то я сидел на берегу реки. Глядь, выползает рак. Выползает, как всегда, задом вперед. Ну, я заговорил с ним. Не стал его обижать. Наоборот, дал ему мяса, ракушку тоже принес, и мы подружились. Он каждый день ко мне приползал и рассказывал о своей рачьей жизни. Ты знаешь, это очень интересно. Очень!

— А  э т о  случилось не после того, как я рассказал тебе о Мичурине? Как к нему лягушка выходила, когда он жил у реки на своей усадьбе?.. Потом у него были ручные воробьи. Помнишь? Так не после этого ты приручил рака?

— Нет, папа. У меня это произошло гораздо раньше. Да и что ж ты сравниваешь рака с лягушкой? Раку стоит раз чикнуть клешнями — и нет лягушки!.. Рак, папа, совсем другое дело! Потом, Мичурин же никогда не жил в Мальтинии!..