Арчибальд Кронин - Замок Броуди

• Название: Замок Броуди
• Автор: Арчибальд Кронин
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1989

«Замок Броуди» — первый и, пожалуй, самый известный роман замечательного прозаика Арчибалда Джозефа Кронина. «Мой дом — моя крепость» — эта английская пословица хорошо известна. И узнать тайны английского дома, увидеть «невидимые миру слезы» мало кому удается.

Дом Джеймса Броуди стал не крепостью, а превратился для членов его семьи в настоящую тюрьму. Из нее вырывается старшая дочь Мэри, уезжает сын Мэт, а вот те, кто смиряется с самодурством и деспотизмом Броуди — его жена Маргарет и малышка Несси, — обречены...

---

Мэри наблюдала и то и другое с некоторым беспокойством. Быть может, это беспокойство объяснялось ее состоянием, так как явления были сами по себе незначительны, но контраст между этим внезапным, необъяснимым движением и душной, невозмутимой тишиной казался разительным. Безмолвие вокруг стало еще глубже, медное небо — еще мрачнее и надвинулось еще ниже на землю.

В то время, как Мэри сидела неподвижно в предчувствии нового приступа боли, калитка снова тихонько открылась, покачалась и захлопнулась с еще большей силой и грохотом, чем в первый раз; долгий, протяжный, шумный скрип открывшейся калитки звучал, как вопрос, а быстро последовавший за ним лязг — как отрывистый, насмешливый ответ. Легкая зыбь пробежала по лугу, тянувшемуся по ту сторону дороги, и высокие травы заколебались, как дым; перед широко открытыми глазами Мэри лежавший на дороге пук соломы был внезапно подброшен высоко в воздух и с невиданной, необъяснимой силой унесен куда-то далеко. Тишина наполнилась вдруг частым и тихим топотом, и какой-то бродячий пес промчался по улице, бока его раздувались, уши были откинуты назад и прижаты к голове, глаза вылезали из орбит. С вспыхнувшим вдруг любопытством Мэри заметила испуганный вид собаки и спросила себя, чем объясняется этот стремительный бег и ужас.

Как бы в ответ на ее безмолвный вопрос откуда-то издалека донесся вздох, густое, низкое жужжание со стороны Винтонского холма, которому вторило эхо вокруг дома. Оно облетело серые стены, извилистой молнией устремилось через амбразуры парапета, закружилось меж дымовых труб, завихрилось вокруг торжественных гранитных шаров, помедлило одно мгновение у окошка Мэри и отступило, постепенно замирая, как рев волн, разбившихся о покрытый галькой берег. Наступило длительное безмолвие, затем тот же шум возвратился, нарастая со стороны дальних гор; он звучал дольше, чем прежде, и замирал медленнее, как бы отступая на менее далекие позиции.

Как раз когда замирал последний дрожащий гул, дверь спальни открылась, и влетела Несси.

— Мэри, мне страшно! — закричала она. — Что это за шум? Похоже, как будто жужжит большущий волчок.

— Это просто ветер, Несси.

— Но никакого ветра нет! Тихо, как на кладбище, а небо-то, посмотри, какое! Ох, Мэри, я боюсь!..

— Наверное, будет гроза. Но бояться не надо, Несси, ничего с тобой не случится.

— О боже, — дрожа причитала Несси, — хотя бы молнии не было! Я так ее боюсь! Говорят, в кого она ударит, тот сгорит совсем, а если сидеть близко от железа, то молнию скорее притянет.

— Ну, а здесь в комнате нет ни одной железной вещи, — успокоила ее Мэри.

Несси подошла ближе.

— Позволь мне немножко побыть с тобой, — взмолилась она. — Ты в последнее время совсем не обращаешь на меня внимания. Если я посижу здесь с тобой, я не буду так бояться этого шума.

Она села рядом, обняв старшую сестру своей худенькой рукой. Но Мэри инстинктивно отодвинулась.

— Ну, вот опять! Ты и дотронуться до себя не позволяешь! Ты уже не любишь меня, как прежде, — огорчилась Несси, и одну минуту казалось, что она сейчас встанет и уйдет в детской обиде на сестру.

Мэри молчала: не могла же она объяснить Несси, в чем дело. Она только взяла ее руку и тихонько сжала. Отчасти умиротворенная этим, Несси, с уже менее огорченным видом стиснула в ответ руку Мэри. И, сидя так, плечом к плечу, обе сестры молча стали смотреть на задыхавшуюся землю.

Воздух стал суше и реже и был насыщен чем-то едким и соленым, как рассол, щекотавшим ноздри. Бурое небо потемнело, стало лилово-черным, как дымом застилая горизонт, далекие предметы совсем исчезли из виду, а близкие приобрели странную рельефность. Все растущее ощущение какой-то отрезанности от внешнего мира пугало Несси. Она крепче уцепилась за руку Мэри и захныкала:

— Эти тучи несутся прямо на нас! Как высокая черная стена… Ой, страшно как!.. Не упадет она на нас?

— Да нет же, родная, — шепотом отозвалась Мэри. — Ничего она нам не сделает.

Но темная стена надвигалась все ближе, на вершине ее теперь светлели полосы шафранно-желтого цвета, как пена на гребне высокой волны. На ее фоне три березы утратили мягкую подвижность своих серебряных очертаний; застывшие, багровые, они упорнее цеплялись за землю крепкими корнями, их стволы высились прямо, с тесно прижатыми сучьями, как мачты в тревожном предчувствии урагана.

Со стороны невидимых теперь холмов доносился таинственный рокот, похожий на заглушенный бой барабанов. Казалось, что он прокатился по вершинам всего хребта, запрыгал по ущельям, оврагам, потокам, и звуки неслись, догоняя друг друга, в безумном разгуле.

— Это гром, — дрожала Несси. — Слышишь, точно пушки палят.

— Он далеко, — утешала ее Мэри. — Гроза, может быть, пройдет стороной, не задев нас.

— Нет, я чувствую, что будет страшная буря. Пойдем к маме, а, Мэри?

— Ты иди, если хочешь, — отвечала Мэри. — Но и здесь так же безопасно, дорогая.

Гром приближался. Он перестал грохотать непрерывно, теперь слышались уже отдельные раскаты. Но зато каждый раскат был похож на взрыв, и каждый следующий сильнее предыдущего. Эти зловещие предвестники грозы производили на Несси такое впечатление, точно она была мишенью слепой ярости неба, которая непременно обрушится на ее голову и совершенно ее уничтожит.

— Я уверена, что нас убьет, — шептала она, задыхаясь. — Ой, молния!

Раздирающий уши грохот сопровождал первый блеск молнии, тонкий синий луч, прорезавший мертвое небо. Будто от взрыва разверзся небесный свод, и на один дрожащий миг из трещины сверкнул ослепительный неземной свет.

— Ты видела? Молния — раздвоенная, как вилка! — закричала Несси. — Это самая опасная! Отойдем скорее от окна! — Она потянула Мэри за рукав.

— Тебе здесь бояться нечего, — повторила Мэри.

— Нет, это ты так только говоришь. В твоей комнате страшнее всего! Я пойду к маме. Спрячу голову под ее одеяло, пока не перестанет сверкать эта ужасная молния. Уйдем же, иначе тебя убьет!

И она в паническом страхе выбежала из комнаты.

Мэри не пошла за ней и продолжала одна наблюдать грозу, бушевавшую все сильнее. Она казалась сама себе одиноким дозорным в башне, которому грозит смертельная опасность и для развлечения которого силы природы затеяли грандиозный турнир. Бушевавший за окном хаос был как бы сильно действующим лекарством, отвлекавшим ее от боли внутри, приступы которой, казалось ей, все учащались. Она была рада, что снова одна, что Несси ушла. Ей легче было страдать в одиночестве. Гром яростно грохотал, молния каскадами разливалась по небу с ослепляющей силой. Часто приступ боли совпадал с вспышкой молнии, и тогда Мэри казалось, что она, крохотная частичка вселенной, как-то связана этой сверкающей цепью в титанической бурей в небесах.

Когда же эти впечатления ослабевали, они переставали отвлекать боль. Мэри невольно начала отождествлять их со своими физическими страданиями, словно участвуя в разыгрывавшейся вокруг нее буре. Раскаты грома вздымали ее мощным размахом, качали ее на волнах своих отголосков, пока вдруг фиолетовая стрела молнии не пронизывала ее болью и бросала вновь на землю. Когда гром затихал, быстро усиливавшийся ветер особенно пугал Мэри, начинал внушать ей настоящий ужас. Первое его завывание, когда он налетел и умчался, закружил листья и затем оставил их недвижимыми на земле, было только прелюдией к ряду более мощных штурмов. Теперь он уже не утихал, а с сокрушающей силой хлестал землю. Мэри чувствовала, как массивный, крепкий дом сотрясался до самого основания, как будто бесконечное множество пальцев трудилось, выдирая каждый камень из его известкового ложа. Она видела, что ее любимые березы гнулись, как натянутый лук сгибается пополам, уступая огромной силе; при каждом порыве ветра они клонились, затем, освобожденные, опять со скрипом выпрямлялись. Стрелы, вылетавшие из этих луков, были невидимы, но они попадали в комнату Мэри и пронизывали ее тело болью. Длинные травы на лугу уже не колыхались слегка, как раньше: они ложились, словно скошенные гигантской косой. Каждый яростный порыв урагана ударял в окна, заставляя дребезжать стекла в рамах, он с воем носился вокруг дома, и казалось, что все жуткие демоны шума вырвались на волю и беснуются на его крыльях.

Затем начался дождь. Сперва он падал тяжелыми, отдельными каплями, которые ложились на выметенную ветром мостовую пятнами величиной с крону. Все быстрее, все чаще падали капли, и наконец сплошная водяная пелена затопила землю. Вода хлестала открытые дороги, шипела, стекая с крыш и из желобов на крышах, плескалась о деревья, гнула кусты под своей тяжестью до самой земли. Вода затопляла все. Канавы сразу переполнились и превратились в шумные потоки, дороги — в русла рек, и эти реки, по которым неслись разные обломки, залили все главные улицы Ливенфорда.