Автор Неизвестен - Русские народные сказки

• Название: Русские народные сказки
• Автор: Автор Неизвестен
• Издательство: ЗАО «КНИГА»
• Жанр: Сказка
• Год: 1997

СОДЕРЖАНИЕ:

Сестрица Аленушка и братец Иванушка

Гуси-лебеди

Хаврошечка

Морозно

Серебряное блюдечко и наливное яблочко

Терешечка

Дочь и падчерица

Снегурочка

Баба-яга

Кривая уточка

Василиса Прекрасная

Пастушья дудочка

Финист — ясный сокол

Хитрая наука

Вещий мальчик

Клад

Петушок — золотой гребешок и жерновцы

Семь симеонов

Скорый гонец

Иван — крестьянский сын и чудо-юдо

Волшебное кольцо

Сивка-бурка

Вещий сон

Окаменелое царство

Золотой конь

Чудесная рубашка

Иван — вдовий сын

Летучий корабль

Иван бесталанный и Елена Премудрая

По щучьему веленью

Братья-охотники

Иван — мужицкий сын

Двое из сумы

Птичий язык

Заколдованная королевна

Пойдя туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что

Сказка о молодильных яблоках и живой воде

Иван-царевич и серый волк

Царевна-лягушка

Деревянный орел

Марья-краса — долгая коса

Безногий и слепой богатыри

Морской царь и Василиса Премудрая

Медное, серебряное и золотое царства

Белая уточка

Королевич и его дядька

Жар-птица и Василиса-царевна

Ведьма и солнцева сестра

Царь-девица

Хрустальная гора

Кузьма скоробогатый

Волшебные ягоды

Елена Премудрая

Чивы, чивы чивычок

Царь-медведь

Притворная болезнь

Горе

Солдат и смерть

Царевна-змея

Во лбу солнце, на затылке месяц, по бокам звезды

Иван-царевич и белый полянин

Булат-молодец

Марья Моревна

Зорька, вечорка и полуночка

Никита Кожемяка

Сказка о Василисе, золотой косе, непокрытой красе, и об Иване горохе

Два Ивана — солдатских сына

Сказка о славном, могучем богатыре Еруслане Лазаревиче

Фома Беренников

---

— Неужели ж ты отроду слепой?

— Нет, не отроду; а мне выколола глаза Анна Прекрасная королевна.

— Ну, брат, — говорит Катома-дядька, дубовая шапка, — и я через нее без ног остался: обе отрубила проклятая!

Разговорились богатыри промеж собой и согласились вместе жить, вместе хлеб добывать. Слепой говорит безногому:

— Садись на меня да сказывай дорогу; я послужу тебе своими ногами, а ты мне своими глазами. Взял он безногого и понес на себе, а Катома сидит, по сторонам поглядывает да знай покрикивает:

— Направо! Налево! Прямо!.. Жили они этак некоторое время в лесу и ловили себе на обед и зайцев, и лисиц, и медведей. Говорит раз безногий:

— Неужели ж нам весь век без людей прожить? Слышал я, что в таком-то городе живет богатый купец с дочкою, и та купеческая дочь куда как милостива к убогим и увечным! Сама всем милостыню подает. Увезем-ка, брат, ее! Пусть у нас за хозяйку живет. Слепой взял тележку, посадил в нее безногого и повез в город, прямо к богатому купцу на двор; увидала их из окна купеческая дочь, тотчас вскочила и пошла оделять их милостынею. Подошла к безногому:

— Прими, убоженький, Христа ради!

Стал он принимать подаяние, ухватил ее за руки да в тележку, закричал на слепого — тот побежал так скоро, что на лошадях не поймать! Купец послал погоню — нет, не догнали. Богатыри привезли купеческую дочь в свою лесную избушку и говорят ей:

— Будь нам заместо родной сестры, живи у нас, хозяйничай; а то нам, увечным, некому обеда сварить, рубашек помыть. Бог тебя за это не оставит!

Осталась с ними купеческая дочь; богатыри ее почитали, любили, за родную сестру признавали; сами они то и дело на охоте, а названая сестра завсегда дома: всем хозяйством заправляет, обед готовит, белье моет.

Вот и повадилась к ним в избушку ходить баба-яга — костяная нога и сосать у красной девицы, купеческой дочери, белые груди. Только богатыри на охоту уйдут, а баба-яга тут как тут! Долго ли, коротко ли — спала с лица красная девица, похудела-захирела; слепой ничего не видит, а Катома-дядька, дубовая шапка замечает, что дело неладно; сказал про то слепому, и пристали они вдвоем к своей названой сестрице, начали допрашивать, а баба-яга ей накрепко запретила признаваться. Долго боялась она поверить им свое горе, долго крепилась, да наконец братья ее уговорили, и она все дочиста рассказала:

— Всякий раз, как уйдете вы на охоту, тотчас является в избушку древняя старуха — лицо злющее, волоса длинные, седые — и заставляет меня в голове ей искать, а сама сосет мои груди белые.

— А, — говорит слепой, — это — баба-яга; погоди же, надо с ней по-своему разделаться! Завтра мы не пойдем на охоту, а постараемся залучить ее да поймать…

Утром на другой день богатыри не идут на охоту.

— Ну, дядя безногий, — говорит слепой, — полезай ты под лавку, смирненько сиди, а я пойду на двор — под окном стану. А ты, сестрица, как придет баба-яга, садись вот здесь, у этого окна, в голове-то у ней ищи да потихоньку пряди, волос отделяй да за оконницу на двор пропускай; я ее за седые-то космы и сграбастаю!

Сказано-сделано. Ухватил слепой бабу-ягу за седые космы и кричит:

— Эй, дядя Катома! Вылезай-ка из-под лавки да придержи ехидную бабу, пока я в избу войду. Баба-яга услыхала беду, хочет вскочить, голову приподнять — куда тебе, нет совсем ходу! Рвалась-рвалась — ничего не пособляет! А тут вылез из-под лавки дядя Катома, навалился на нее словно каменная гора, принялся душить бабу-ягу, ажио небо с овчинку ей показалось! Вскочил в избушку слепой, говорит безногому:

— Надо нам теперь развести большой костер, сжечь ее, проклятую, на огне, а пепел по ветру пустить!

Взмолилась баба-яга:

— Батюшки, голубчики! Просите… что угодно, все вам сделаю!

— Хорошо, старая ведьма! — сказали богатыри. — Покажи-ка нам колодезь с целющей и живущей водою.

— Только не бейте, сейчас покажу!

Вот Катома-дядька, дубовая шапка сел на слепого; слепой взял бабу-ягу за косы; баба-яга повела их в лесную трущобу, привела к колодезю и говорит:

— Это и есть целющая и живущая вода!

— Смотри, дядя Катома, — вымолвил слепой, — не давай маху; коли она теперь обманет — ввек не поправимся!

Катома-дядька, дубовая шапка сломил с дерева зеленую ветку и бросил в колодезь: не успела ветка до воды долететь, как уж вся огнем вспыхнула!

— Э, да ты еще на обман пошла!

Принялись богатыри душить бабу-ягу, хотят кинуть ее, проклятую, в огненный колодезь. Пуще прежнего взмолилась баба-яга, дает клятву великую, что теперь не станет хитрить:

— Право-слово, доведу до хорошей воды. Согласились богатыри попытать еще раз, и привела их баба-яга к другому колодезю. Дядька Катома отломил от дерева сухой сучок и бросил в колодезь: не успел тот сучок до воды долететь, как уж ростки пустил, зазеленел и расцвел.

— Ну, это вода хорошая! — сказал Катома. Слепой помочил ею свои глаза — и вмиг прозрел; опустил безногого в воду — и выросли у него ноги. Оба обрадовались и говорят меж собой:

— Вот когда мы поправимся! Все свое воротим, только наперед надо с бабой-ягой порешить; коли нам ее теперь простить, так самим добра не видать — она всю жизнь будет зло мыслить!

Воротились они к огненному колодезю и бросили туда бабу-ягу: так она и сгинула!

После того Катома-дядька, дубовая шапка женился на купеческой дочери, и все трое отправились они в королевство Анны Прекрасной выручать Ивана-царевича.

Стали подходить к столичному городу, смотрят: Иван-царевич гонит стадо коров.

— Стой, пастух! — говорит Катома-дядька. — Куда ты этих коров гонишь?

Отвечает ему царевич:

— На королевский двор гоню; королевна всякий раз сама поверяет, все ли коровы.

— Ну-ка, пастух, на тебе мою одежду, надевай на себя, а я твою надену и коров погоню.

— Нет, брат, этого нельзя сделать; коли королевна уведает — беда мне будет!

— Не бойся, — ничего не будет! В том тебе порука Катома-дядька, дубовая шапка!

Иван-царевич вздохнул и говорит:

— Эх, добрый человек! Если бы жив был Катомадядька, я бы не пас в поле этих коров.

Тут Катома-дядька, дубовая шапка сознался ему, кто он таков есть; Иван-царевич обнял его крепко и залился слезами:

— Не чаял и видеть тебя!

Поменялись они своими одежами; погнал дядька коров на королевский двор. Анна Прекрасная вышла на балкон, поверила, все ли коровы счетом, и приказала загонять их в сарай.

Вот все коровы в сарай вошли, только последняя у ворот остановилась и хвост оттопырила. Катома подскочил:

— Ты чего, собачье мясо, дожидаешься? — схватил ее за хвост, дернул, так и стащил шкуру! Королевна увидала и кричит громким голосом:

— Что это мерзавец пастух делает? Взять его и привесть ко мне!

Тут слуги подхватили Катому и потащили во дворец; он идет — не отговаривается, на себя надеется. Привели его к королевне; она взглянула и спрашивает:

— Ты кто таков? Откуда явился?

— А я тот самый, которому ты ноги отрубила да на пень посадила; зовут меня Катома-дядька, дубовая шапка!

«Ну, — думает королевна, — когда он ноги свои воротил, то с ним мудрить больше нечего!» — и стала у него и у царевича просить прощения; покаялась во своих грехах и дала клятву вечно Ивана-царевича любить и во всем слушаться. Иван-царевич ее простил и начал жить с нею в тишине и согласии; при них остался слепой богатырь, а Катома-дядька уехал с своею женою к богатому купцу и поселился в его доме.

МОРСКОЙ ЦАРЬ И ВАСИЛИСА ПРЕМУДРАЯ

За тридевять земель, в тридесятом государстве жил-был царь с царицею; детей у них не было. Поехал царь по чужим землям, по дальним сторонам, долгое время дома не бывал; на ту пору родила ему царица сына, Ивана-царевича, а царь про то и не ведает. Стал он держать путь в свое государство, стал подъезжать к своей земле, а день-то был жаркий-жаркий, солнце так и пекло! И напала на него жажда великая; что ни дать, только бы воды испить! Осмотрелся кругом и видит невдалеке большое озеро; подъехал к озеру, слез с коня, прилег на брюхо и давай глотать студеную воду.

Пьет и не чует беды; а царь морской ухватил его за бороду.

— Пусти! — просит царь.

— Не пущу, не смей пить без моего ведома!

— Какой хочешь возьми откуп — только отпусти!

— Давай то, чего дома не знаешь.

Царь подумал-подумал — чего он дома не знает? Кажись, все знает, все ему ведомо, — и согласился. Попробовал — бороду никто не держит; встал с земли, сел на коня и поехал восвояси.

Вот приезжает он домой, царица встречает его с царевичем, такая радостная; а он как узнал про свое милое детище, так и залился горькими слезами. Рассказал царице, как и что с ним было, поплакали вместе, да ведь делать-то нечего, слезами дела не поправишь.

Стали они жить по-старому; а царевич растет себе да растет, словно тесто на опаре — не по дням, а по часам, и вырос большой.