Евгений Санин - Сон после полуночи

• Название: Сон после полуночи
• Автор: Евгений Санин
• Жанр: Прочая старинная литература

Исторический роман писателя Е.Г.Санина рассказывает о трагической судьбе римского императора Клавдия, пожилого ученого, волею судьбы вознесенного на вершину власти, не понятого ни своими современниками, ни его учеными потомками.

Это — пятая книга Серии «Из жизни императоров Древнего Рима».

---

— Стало быть, ты считаешь, что эта жалоба, равно, как и любая другая, адресованная Цезарю, заведомо правдива? — вкрадчивым голосом осведомился Афер.

— Конечно!

— Ты в этом абсолютно уверен?

— А разве есть на свете человек, у которого хватило бы духа лгать перед самим цезарем? — вопросом на вопрос ответил заметно обеспокоенный настойчивостью сенатора Нарцисс и, видя, что Клавдий открыл глаза и прислушивается к разговору, громко добавил: — Ведь это все равно, что обмануть бога!

— Прекрасно, Нарцисс! — проследив за взглядом эллина, одними губами улыбнулся Афер. — Это самые мудрые слова, которые я когда-либо слышал от тебя. Уверен, что цезарь так же оценил их и не забудет вспомнить при случае. Не так ли, величайший? — поклонился он императору.

Клавдий рассеянно кивнул, пожалев, что его друзья не были столь же энергичны, когда речь шла о возвращении из ссылки сына Пизона.

«Эллины — ладно! В конце концов, что для них сенатор? — подумал он. — Они лишь честно выполняли свой долг, охраняя меня от нарушения закона. Но сенаторы!.. Не захотели помочь достойнейшему и благороднейшему из римлян, на месте которого, кстати, мог оказаться при Гае любой из них. А теперь стараются изо всех сил, чтобы выручить, какого-то мота и пропойцу. Ну, нет!..».

Улыбнувшись неожиданному решению, император жестом приказал Модесту удалиться:

— Прощай, — не терпящим возражений тоном сказал он и, подумав, добавил: — Нарцисс прав, ты, действительно проснулся слишком поздно!

С сознанием выполненного долга он снова прислонился к спинке кресла и закрыл глаза…

….Прошло еще несколько десятков лет. Все это время римляне продолжали вести бесконечные войны, заселяя побежденными племенами пустующие холмы своего города. Во много раз увеличилось население Рима. Языки и обычаи других народов уступали обязательной латыни и римским порядкам. Но, даже состоятельные пришельцы не обладали правами граждан Рима. Патриции с презрением называли их плебеями[33], так как в отличие от полноправных римских граждан, они не играли никакой роли в судьбе государства, не имели права участвовать в народном собрании и занимать общественных должностей. Плебеи же, в свою очередь, жаждали изменить существующий порядок и все более открыто высказывали свое недовольство. Это огромное число свободных, но бесправных людей стало представлять серьезную опасность для государства.

И сказал тогда, собрав весь свой народ, шестой царь Рима Сервий Туллий:

— Пора нам, римляне, наведя порядок вокруг нашего дома, взяться за уборку и в самом доме! Надо найти наиболее справедливое и достойное место для каждого из вас и раз и навсегда определить, кто есть кто в римском государстве. А так как вы больше привыкли к выполнению военных команд и общению друг с другом в сражениях, то решил я, посоветовавшись с отцами — сенаторами, разделить вас на пять классов, чтобы вы и в мирной жизни как бы стояли в строю легиона. К первому классу отныне станут относиться самые богатые люди нашего государства, которые служат сейчас в коннице. Они будут называться «всадниками» и будут пользоваться наивысшим почетом и наибольшими правами…

Радостными возгласами встретили такие слова те римляне, что имели богатые дома, набитые сокровищами. Недовольными — те, у кого было богатств поменьше. И уж совсем негодующими — кто вообще ничего не имел, кроме пары собственных рук.

— Но не только наивысшими правами будут обладать всадники, но и большими, по сравнению с другими классами, обязанностями! — с трудом дождавшись тишины, продолжил Сервий Туллий. — Все они должны иметь самое дорогое вооружение и исполнять государственные должности за свой счет!

Теперь голоса наиболее богатых римлян стали менее радостными, зато возгласы остальных — более согласными с царем. Когда же таким образом речь дошла до последнего класса, который должен был вооружаться только пращами и вместе с тем обладать хоть и небольшими, но все же правами, судя по крикам, все были довольны мудрым решением Сервия Туллия.

Молчали только неимущие жители, не имевшие вообще права служить в войске, которых и патриции, и плебеи прозвали за это пролетариями[34]. Что толку было возмущаться, если они все равно ничего уже не могли изменить.

Произведя оценку имущества, распределив по ее итогам жителей на классы и назвав это цензом, Сервий Туллий собрал всех горожан — всадников и пехотинцев — на Марсовом поле. Здесь он принес за войско очистительную жертву: барана, борова и быка и объявил, что пора переносить стену города, так как население Рима достигло, судя по переписи, невиданных доселе размеров — восьмидесяти тысяч человек…

Глава VI. СУД «ПАРИСА»[35]

Мимо Клавдия нескончаемым потоком шли и шли сенаторы. Одни восторженно приветствовали его. Другие представляли своих детей, которые во все глаза таращились на статного, седого, углубленного, как им казалось, в государственные заботы, императора.

Клавдий уже не поднимался с кресла и не целовал высокопоставленных посетителей, а лишь невпопад покачивал головой и согласно кивал, когда Ксенофонт объяснял разочарованным сенаторам, что цезарь болен и ведет прием из последних сил.

Сенаторов сменяли гонцы из провинций, гонцов — всадники, многие из которых, пользуясь случаем, подавали жалобы и прошения Клавдию. Некоторые из них обменивались многозначительными взглядами с Афером, что еще больше усиливало тревогу в стане вольноотпущенников.

Трижды просвистела клепсидра, а поток посетителей все не иссякал. Вокруг императора все тем же яростным шепотом спорили, перебивая друг друга, его друзья. Иногда их голоса становились особенно громкими, а просьбы настойчивыми. Тогда

Клавдий неохотно приоткрывал глаза и старался понять, чего от него хотят.

— Ну, что еще? — проворчал он после того, как Паллант попросил обратить внимание на очередного посетителя — коренастого, бородатого эллина. — Кто это?

— Посол из Боспорского царства!

— Зачем? Что ему от меня надо?..

— Признания права на боспорский престол за своим царем Митридатом!

— И что же я должен делать? — с трудом отрываясь от своих мыслей, спросил Клавдий.

— Как что? — удивился Гальба. — Конечно же, отказать!

— Почему отказать — ответить положительно! — возразил Паллант.

Спор сенаторов с вольноотпущенниками разгорелся с новой силой.

Клавдий и сам понимал, что вслед за престолом этот Митридат, чего доброго, потребует и полной независимости для своего Боспора. Но ему не хотелось ввязываться в долгий разговор.

«Отказать — значит объяснять послу причину отказа, — прикинул он. — А соглашусь — и не надо никаких объяснений!»

— Митридат, так Митридат… — прошептал он, подумав, что далеко ему до Калигулы, который так умел разговаривать с послами, что потом тряслись в ужасе пославшие их цари и целые народы.

«А вообще, какая разница, кто будет сдерживать наши северные границы от набегов варваров? — успокоил он себя. — Митридат, Полемон или другой какой царь?.. Главное, чтобы сдерживали!..»

И снова входили в залу посетители…

— Тит Флавий Веспасиан! — вдруг крикнул в самое ухо Клавдию Нарцисс. — Взгляни на него, побеседуй с ним, и ты сразу поймешь, что он как никто другой достоин должности легата, освободившейся в германском легионе! Энергичен, осмотрителен, обладает трезвым умом!

— С каких это пор бывшие рабы стали распоряжаться римской армией и ее командным составом?! — задохнулся от возмущения Гальба. — Не слушай его, цезарь! У нас есть более подходящий кандидат в легаты!

— Да? — рассеянно переспросил Клавдий и, открыв глаза, неожиданно заинтересовался улыбкой на лице посетителя: — А почему это ты такой веселый, гм-м…

— Веспасиан! — торопливо подсказал Нацисс. — Уверен, в благодарность за его будущие победы, римляне еще не раз будут с восхищением произносить это имя[36]!

— Или ты не слышал, что некоторые мои друзья против твоего выдвижения? — не обращая внимания на слова вольноотпущенника, спросил Клавдий.

— Так ведь сын у меня родился! — с заметным сабинским акцентом, ответил высокий, крепко сложенный полководец.

— Сын — это хорошо! — одобрительно кивнул Клавдий. — Год назад взамен умершего в отрочестве Друза[37] боги тоже послали мне сына, и я назвал его Германиком. А какое имя дал своему ты?

— Очень простое, цезарь, я назвал его Титом! — охотно ответил Веспасиан.

— В честь великого Тита Ливия! — подсказал императору Нарцисс и, заметив, что Веспасиан пытается возразить, сделал ему знак замолчать.

— В честь Ливия — как это прекрасно! — растроганно покачал головой Клавдий и, прежде чем снова отрешиться от всего, что окружало его, пробормотал: — И потом, друзья мои, ведь Тит — это от нашего глагола — «заботиться», «защищать». Что ж, Нарцисс, пожалуй, ты опять прав. Пускай этот Тит поскорей вырастает, чтобы заботиться о своем отце — нашем новом легате, и защищать меня — своего цезаря[38]…