Евгений Санин - Сон после полуночи

• Название: Сон после полуночи
• Автор: Евгений Санин
• Жанр: Прочая старинная литература

Исторический роман писателя Е.Г.Санина рассказывает о трагической судьбе римского императора Клавдия, пожилого ученого, волею судьбы вознесенного на вершину власти, не понятого ни своими современниками, ни его учеными потомками.

Это — пятая книга Серии «Из жизни императоров Древнего Рима».

---

«Мало ли что еще сболтнет этот моряк? — думал он. — Осмеивая Рим, как бы он не дошел и до замечаний в адрес самого… О, боги! — не решаясь даже про себя произнести имя Клавдия, ужаснулся Исаак, но не в силах расстаться с серебром, которое так приятно тяготило ладонь, дал знак слуге выполнять заказ посетителя. — К тому же, какой может быть спрос с сумасшедшего? Да и мне самому невероятно интересно узнать, с каких пор у нас стали осыпать нищих золотым дождем?»

Увидев на столе кувшин с прекрасным фалернским вином и вдохнув его неповторимый аромат, моряк повеселел. Дождавшись, пока слуга торжественно наполнит золотистым напитком его кубок, он отпил глоток и неспешно начал:

— Итак, вчера вечером триера «Аретуза», на которой мы везли товар в Остию, напоролась на подводные рифы и затонула.

— Знаем! Знаем! — зашумели нетерпеливо посетители. — Ты нам про Бычий рынок давай!

— А я что говорю? — сделав еще глоток, вытер губы тыльной стороной ладони моряк. — Из всего экипажа и купцов спастись удалось только мне да еще рабу-гребцу, непростому, кстати, рабу, а эллину, из древнего царского рода! До сих пор удивляюсь, — задумался он, — как он спасся — ведь все рабы были прикованы к скамьям цепями!

— Что нам твой раб? — заторопили слушатели. — Ты про нищих давай!

— Про золото!

— Вот я и говорю! — очнулся моряк. — Подивился я на такую превратность судьбы, но, внимательно осмотрев раба, понял, что ни продать его, ни вылечить мне не под силу. Слишком уж он побился, пока выполз на берег. Делать нечего — отправил я его тогда, по вашему римскому обычаю, умирать на остров Эскулапа. А сам выпил на последний асс[45] самого дешевого вина, что только нашлось в этой таверне, и пошел в поисках пропитания. Так оно было, хозяин?

— Да-да! — машинально кивнул увлеченный рассказом Исаак, но тут же на всякий случай поправился: — А впрочем, не помню! Мало ли кто приходит ко мне с одним ассом в ладони!

— Ну, хорошо! — не стал спорить моряк, но между двумя большими глотками проворчал: — Как виноградные выжимки вместо дешевого вина давать, это ты помнишь, а с кого деньги взял — нет!

— Тогда точно ты был здесь! — усмехнулся пожилой посетитель, но на него дружно зашикали соседи:

— Дай послушать человека!

— Эй, моряк, говори!

— Вот я и говорю — пошел я по Риму! — отставив пустой кубок, продолжил моряк. — Ну и чудной же город! На форум выйдешь — дух захватывает от чистоты и величия. А на десяток шагов отойдешь — словно с Олимпа в Аид спустился: грязь, вонь, улицы узкие, всюду шум, давка!

— Да что мы, Рима не видели? — возмутился кто-то из посетителей.

Вы — да, — согласился моряк. — А я — нет. — И, перекрывая своим могучим голосом недовольные крики, продолжил: — Посмотрел я на храмы ваши, на лавки. Хорошие храмы, и лавки богатые! У менялы постоял, поглядел, как он гремит на грязном столе серебром и медью. Вдруг, думаю, какая из монет на землю скатится, тут я ее ногой и прикрою! Но, видать, во всем свете менялы одинаковы… Он скорей сам упадет, чем последнюю лепту уронит! Послушал я дикие вопли процессии жрецов Беллоны[46], посмотрел на весталок — по нашим временам не меньшее чудо, чем двухголовый ребенок, и сам не заметил, как ноги вынесли меня к тому месту, что вы называете Бычьим рынком. Взглянул я на дымящиеся колбасы… на пирожки с мясом… на всякую съедобную всячину и задрожал от голода, как долон[47] на сильном ветру. А тут слышу, мальчик милостыню просит, да так жалобно, что нет-нет, да и звякнет медяк у его ног…

— А говорил золото! — торжествуя, уличил моряка во лжи широкоплечий ремесленник.

— Погоди! — остановил его тот. — Встал я рядом с мальчиком и тоже стал просить. Мол, спасите, граждане, помогите, не дайте пропасть свободнорожденному человеку, оказавшемуся по злой воле Посейдона, то есть вашего Нептуна, без единой драхмы, то бишь денария! Не дают! Плюют под ноги, в лицо смеются, а денег не дают. Взмолился я тогда к богам. Всех, кого знал, по имени перечислил!..

— И Афродиту Пандемию, надеюсь, тоже? — кокетливо подала голос оставшаяся без мужского внимания танцовщица.

— А как же! Ее в первую очередь! — усмехнулся моряк и припоминающее сузил глаза. — И тут гляжу — подходят пять… нет — шесть нищих! Нищие, как нищие — в грязных, оборванных рубищах, но с чистыми руками. Ни дать, ни взять — философы, которых я немало повидал вовсех странах. Ездить по свету ездят, а денег у них не всегда хватает, вот и приходится просить подаяние. Много что ли тебе за пустые разговоры заплатят, если ты не Аристотель или Сократ?

— Ты и их знаешь? — язвительно заметил оказавшийся среди посетителей философ, задетый словами моряка.

— А как же? — У меня такая память — что один только раз услышу — на всю жизнь запомню! — похвастался тот и горестно показал головой: — Вот, думаю, удружили боги, зря только их о помощи просил. Уж если двоим попрошайкам ничего не дают, то, что ожидать целой компании? Я хотел посоветовать им другое место найти, но тут, откуда ни возьмись — воины в красных плащах!

— Преторианцы? — удивился ремесленник.

— И эти — бородатые такие, с рыжими волосами и голубыми глазами, в блестящих доспехах!

— Германцы-телохранители?!

— Возможно… 0ни мне не представлялись! — усмехнулся моряк. — Окружила эта армия рынок — ни философам уже не уйти, ни нам с мальчиком с места сдвинуться. И нищие, слышу, переговариваются между собой. Высокий такой, седой, у которого голова то и дело тряслась, говорит:

«Ах, друзья мои! Да разве я так уставал во время своих ученых занятий, как на этих проклятых приемах?»

«Чуждые дела — яд для разума!» — ответил ему другой нищий, и седой снова затряс своей головой:

«Ах, Паллант, Паллант! — принялся упрекать он, — Да разве я сам этого не понимаю? Но ни в ком, с кем я пытался заговорить об этом, я не нашел даже тени сочувствия! Ну, на кого, ответь мне, Паллант, или ты, Нарцисс, я могу положиться, чтобы всецело отдать себя любимому делу? На Гальбу?»[48]

— На какого Гальбу? На сенатора?! — округлились глаза у Исаака.

— Откуда мне знать? — пожал плечами моряк. — Я только слышал, как этот Нарцисс стал говорить, что если довериться Гальбе, то еще неизвестно, как он себя поведет. Одно дело, сказал он, отказаться от власти, не имея ее, и, совсем другое,

ощутив ее сладкий вкус! Тогда седой повернулся к другому своему соседу и спросил:

«А что скажет мне Каллист?»

— О, боги! Паллант, Нарцисс, Гальба, да еще и Каллист! — затрясся от страха хозяин таверны. — Вот что, моряк! Я ничего этого не слышал, и вообще не видел тебя в глаза! Иди отсюда, забирай свои проклятые денарии! И вам не советую слушать его бредни! — набросился он на принявшихся роптать посетителей. — Мало ли что может случиться с головой человека после кораблекрушения на подводных камнях?

— Бре-едни?! — медленно поднялся из-за стола моряк. Достав из-за пазухи узел, он просунул в него два пальца и бросил на стол ауреус. — Это тоже, по-твоему, бредни? Глядите и запоминайте, квириты, как выглядят ваши золотые монеты! А ты, Исаак, вели лучше подать нам вина и мяса! Я — угощаю!

Посетители во все глаза уставились на желтый кружок с изображением божественного Августа. Ремесленник осторожно, словно касаясь огня, перевернул его, и все увидели знакомую триумфальную арку.

Исаак глотнул слюну.

«А-а, будь, что будет! — не выдержав искушения, выхватил он ауреус из рук пожилого посетителя, пожелавшего узнать его вес. — Расскажет историю моряк — и уйдет. А золото — со мной останется! В крайнем случае, откуплюсь от доносчиков серебром. Впрочем, какие теперь при Клавдии доносчики?!»

Окончательно успокоившись от этой мысли, хозяин таверны подозвал слугу и приказал накрыть столы, а если еды окажется мало, то пусть повара зажарят еще мяса и запекут яиц.

— Так-то оно лучше! — усмехнулся моряк и, смахнув с колена подсевшую к нему девицу, продолжил: — Подошел я незаметно еще ближе к странным нищим и слышу, как бледный такой и худой, которого назвали Каллистом, говорит:

«Нет, на Гальбу нельзя полагаться!»

«А на Афера?» — спросил тогда седой.

«На него — тем более! — ответил Каллист. — Не забудь, что это чудовище погубило несчастную жену твоего брата, и ты не Калигула, чтобы прощать подобные злодеяния!»

«Тогда на Сенеку?» — никак не унимался седой.

Моряк оглядел, озадаченных его словами, посетителей и покачал головой:

— Вот, думаю, заноза этот старшой у философов! Ну, прямо, как мой триерарх, когда я плавал на «Галатее»! Но и ученики его оказались непростыми. Тот, который Нарцисс, осторожно так спросил:

«Почему именно Сенеку?»

«Он умен и очень обаятелен!» — объяснил седой, на что Паллант тут же ответил:

«Отдаленность увеличивает обаяние!»

«Что же мне тогда остается делать? Что?! — заволновался седой, но тут к нему, отделившись от преторианцев и германцев-телохранителей, подошел лекарь, пощупал пульс и дал какое-то снадобье. Вы можете себе представить — лекарь дал лекарство нищему!»