Эдуард Глиссан - Мемуары мессира Дартаньяна. Том II

• Название: Мемуары мессира Дартаньяна. Том II
• Автор: Эдуард Глиссан
• Издательство: Антанта
• Жанр: Прочая старинная литература
• Год: 1995
• ISBN: 5-7607-0005-7, 5-7607-0006-5

Простейшим путем к переизданию «Мемуаров месье Шарля де Баатца сеньора Д`Артаньяна, капитан-лейтенанта первой роты мушкетеров короля, содержащих множество вещей личных и секретных, произошедших при правлении Людовика Великого» было бы точно перепечатать оригинальное издание, выпущенное в Колоне в 1700 году.

Не изменяя духу, не опресняя элегантности текста, «Мемуары» были переработаны и даны на языке, понятном и приятном человеку XX века. Сей труд стал произведением месье Эдуарда Глиссана, лауреата Премии Ренодо 1958 года и Интернациональной Премии Шарля Вейона за лучший роман на французском языке 1965 года.

---

Обиженная Дама.

Я прекрасно понял по этому ответу, что они все втроем дали друг другу слово довести меня до бешенства. После того, как я выразил ему свое глубочайшее удивление, в какое я просто обязан был прийти, увидев его в таком настроении, я счел, что мне абсолютно бесполезно разговаривать с ним дальше — итак, не задержавшись у него надолго, я отправился к Месье де Лиону, и не застал его дома. Я спросил у его привратника, не вернется ли он вскоре, и когда тот мне ответил, что он не вернется до вечера, я решил обойти места, где у меня имелись дела, а заодно и провести время до тех пор. Я зашел и к себе, посмотреть, не являлся ли кто-нибудь меня навестить. Мой домохозяин сказал мне, что никто не приходил, за исключением одного лакея, у кого было для меня письмо, он оставил его у себя; и когда он сей же час сходил за ним, и едва я бросил на него взгляд, как увидел, что оно было от пресловутой Дамы. Я вскрыл его, дабы посмотреть, чего еще она от меня хотела после того, что я высказал в разговоре с ней самой. Мне казалось, что, не прибегая к резкостям, я достаточно ей наговорил и ясно дал понять, что ей не на что надеяться в отношении меня. Как бы то ни было, развернув письмо, я увидел, что она ничего больше и не ждала; вместо этого она осыпала меня упреками за мое поведение; она мне говорила — как это странно, что добрая воля, проявленная ею ко мне, навлекла на нее клевету с моей стороны; мне было позволено не ловить ее на слове, и она не [285] нашла бы этому ни единого возражения, но если я был свободен делать это или нет, я, разумеется, не мог быть свободен жестоко трезвонить об этом на весь свет.

Я увидел по стилю, в каком было составлено это письмо, что она не находила ничего хорошего в моей похвальбе теми предложениями, какие она мне сделала. Весь Париж действительно говорил об этом, а так как она ничего и никому об этом не сказала, и все это не могло стать общеизвестным иначе, как потому, что я доверился ла Базиньеру, а тот уже передавал каждому встречному, мне не потребовалось ничего большего для признания собственной неправоты. Я явился к ней, принес ей мои извинения и наивно признался ей, в каком состоянии духа я это сделал. Никогда бы это не было сделано из пристрастия к клевете, и я мог бы дать ей в этом такую клятву, какую бы она сама пожелала, но я был избавлен от трудов. Она никогда не хотела меня больше видеть; либо ей нечего было делать с моей вежливостью, или же она была оскорблена презрением, какое я засвидетельствовал ей, отказавшись от предложения, что она без каких-либо затруднений сделала мне сама.

Четвертый и последний.

Месье де Лион, кто оказался более достойным человеком, нежели другие, не пожелав изменять слову после того, как он мне его дал, сказал мне в тот же вечер, когда я к нему зашел, что у него вовсе не было денег, но он их непременно найдет для меня к следующему утру; он меня умолял, однако, не говорить никому, что именно он мне их дал; он ожидал от меня этой милости, гораздо более значительной для него, чем я мог бы подумать; итак, дабы я не загорелся ложным благородством и не распространялся о том, что это он доставил мне такое удовольствие, он потребует от меня клятвы, согласной с тем, о чем он меня просил; я не должен нагромождать трудностей по этому поводу, а просто удовлетворить его желание и тем самым оставить его душу в покое.

Клятва, какой он от меня просил, убедила меня [286] более, чем никогда, что это Месье Кардинал побудил их всех четверых к действию, когда они предложили мне деньги. Я уверился также, что это он наложил на него, как и на других, тот же запрет не давать мне взаймы в настоящее время, но имея больше чести, чем те другие, Месье де Лион не пожелал, чтобы я смог обвинить его в нарушении данного им мне слова. Я заверил его, что сделаю все, что ему будет угодно, и даже не побеспокою его больше с оказанием мне этой милости, стоит ему лишь засвидетельствовать, что он попадет из-за этого в неловкое положение; точно так же, поскольку у него не имелось денег, было бы совсем несправедливо, чтобы он занимал их ради меня; это меня крайне огорчало, и еще раз, стоит ему лишь высказать, насколько трудно ему исполнить обещание, как я тотчас оставлю его в покое. Он мне весьма достойно ответил, что это ему не составит никакого труда, он обладал таким кошельком, где никогда не видел недостатка денег, да когда бы даже это ему было и трудно, он все равно не преминул бы вытащить меня из того тупика, куда я попал; он не знал, сумел ли я, находясь на службе Месье Кардинала, изучить того так же хорошо, как он сам смог это сделать; он не знал, говорю я, достаточно ли я осведомлен о том, что тот не терпел никаких насмешек над определенными вещами. В остальном, так как моя нынешняя схватка с ним была именно такого рода, я должен вырваться из нее как можно раньше, по крайней мере, если не хочу подвергнуться странным последствиям; ему не надо было, как ему казалось, говорить мне об этом нечто большее, дабы дать мне понять, что я не могу сделать ничего лучшего как ему поверить; достаточно было одного-единственного слова, чтобы отправить меня обратно, в мою страну, а так как со мной никогда бы не могло приключиться большего несчастья, чем это, главное, сегодня, когда я начал ясно различать мое предназначение, не существовало ничего, на что я не должен был бы решиться, лишь бы найти себе укрытие. [287]

Он назвал ясным видением моего предназначения — возведение меня в Капитаны Гвардии. В самом деле, когда достигали Должности вроде этой, редко уходили с нее без Наместничества; а он рассматривал Наместника Провинции, как доброго Пастыря, в чем он не особенно ошибался. Как бы там ни было, назначив мне свидание на девять часов завтрашнего утра, чтобы я явился забрать мои деньги, он отправил кого-то просить Главного Казначея Бретани выслать ему эту сумму. Это был некий Аруис, кто был им тогда, и кто является им еще и сегодня. Никогда человек не был столь обязателен, как этот. Он никогда не умел отказать в чем бы то ни было достойному человеку; до того, что если его бы попросили отдать себя самого, я верю, что он бы пошел на это тотчас же. К тому же у него не было склонностей делового человека. Он, скорее, обладал всеми качествами Принца, настолько он был щедр. По-видимому, это передалось ему по наследству; поскольку каким бы финансистом он ни был, он был далеко не низменного происхождения, каковыми являются обычно все люди, отдающиеся этой профессии. Его отец был Первым Президентом Счетной Палаты Бретани, и его предки, происходившие из этой страны, всегда занимали там первые посты. Он отослал Месье де Лиону двадцать тысяч франков, какие он испросил у него запиской. Они только что прибыли, когда я там появился; найдя их еще совсем тепленькими, я не дал им времени остыть. Они были в прекрасных двойных луидорах; и когда я принес их с собой к Кардиналу, первое же слово, какое он сказал, увидев меня — исполнил ли я его приказ, переданный мне Бартийаком.

Необходимость обзавестись рогами.

Хотя он и обратился ко мне с этим вопросом, я был убежден, что он не верил, будто бы я смог это сделать, по той манере, в какой говорил со мной Месье де Лион, да еще и по той манере, в какой обстояли дела; было совершенно очевидно, что это он запретил ла Базиньеру и двум другим одалживать мне [288] деньги. Он, по-видимому, еще и распространил тот же запрет и на Месье де Лиона, и, по меньшей мере, именно такое суждение можно было бы вывести после того, как он потребовал от меня клятвы. Кардинал, без сомнения, хотел привести меня к необходимости обзавестись рогами; не то чтобы он был в настроении желать мне зла; так как я должен отдать ему ту справедливость, что, не учитывая его заинтересованности, он не желал мне ничего, кроме добра. Итак, я говорю, что далеко не желая мне зла, он, скорее, думал о том, как бы избавить меня от того, что, по его мнению, меня угнетало. Так как он знал о моей нищете, а он свято верил, что не существует большего горя, чем это, он был бы рад, когда бы я избавился от излишней деликатности. Он сам объяснялся со мной на эту тему, не довольствуясь тем, что объяснял мне это через других. И обратился он ко мне с этим требованием, по крайней мере, я так думаю, только для того, чтобы еще раз сказать мне, что я должен жениться на этой женщине, поскольку лишь она могла бы обеспечить мне Роту в Гвардейцах; он был порядком изумлен, когда я сказал, что принес мои деньги ему самому; я не захотел их нести к Месье де Бартийаку, как он мне приказал, потому что накануне прошел слух, якобы Его Преосвященство собирается в вояж; и он не мог запастись более прекрасными и более портативными монетами, чем те, что я ему теперь отдам. Это были двойные луидоры, совсем новенькие и такие блестящие, что сказали бы, не прошло и двух дней, как они были сделаны. Он меня спросил, кто мне их дал, и так как я остерегался ему об этом говорить после запрета, сделанного мне де Лионом, я ему ответил, что он спрашивал меня о такой вещи, о какой я не скажу даже моему Исповеднику, если ему случится когда-либо меня о ней спросить; особа пожелала остаться неизвестной, и минимальная вещь, какую я могу сделать для нее после того удовольствия, какое она мне доставила, это выполнить ее волю. [289]