Евгений Клячкин - Песни

• Название: Песни
• Автор: Евгений Клячкин
• Жанр: Поэзия

Сборник песен Евгения Клячкина.

Предложения по изменению и дополнению книги направляйте по адресу [email protected]

---

Баллада об упавшеи сосне

Памяти Бориса Потемкина

Прости, дружок, — такое дело —
ты зря старался, зря спешил —
уж скоро год над этим телом
стоят в обнимку камыши.

В смолистых кольцах отболела
тебе неведомая жизнь.
Ах, милый мой, — такое дело —
тут хоть спеши, хоть не спеши.

Пока живем и дышим ровно,
пока томит надежда нас, —
нам пожелание здоровья —
вполне достаточный наказ.

Но червь незрим, незримо гложет…
Где прав поэт, бессилен врач.
Какой из дней нас подытожит —
зачем, дружок, нам это знать!

И вот стоим над павшим телом,
чью крону заметает снег…
Речь о сосне, и в ней все дело —
о человеке речи нет.

Осень 1974 — 21 февраля 1979

Баллада о жизни

Мост перекинуть, построить ГЭС,
дорогу к ГЭС проложить.
Вырубить лес или вырастить лес —
это зовется «жить».
Но вместо «жизнь» подставить «труд» —
быть может, все объяснить.
Но если вопросы и не встают,
то надо ж все-таки жить
(или хотя бы похоже на «жить»,
или почти как «жить»).

Сесть на ходу в последний трамвай,
плечом почувствовать дверь,
смотреть на скользящий светлый квадрат,
а в нем на серую тень
(легко колотится головой тень
о выбоины мостовой
и, взлетая без боли, скользит по асфальту,
чтобы в новой воронке упасть и подняться, —
а пятна домов уплывают назад,
не останавливая глаза) —
это очень похоже на слово «жить»,
это почти как «жить».

Увидеть вдруг: мальчик в слезах
впервые закрыл рукою глаза,
чтобы уйти от страшного мира
от едкого, горько-соленого мира
(никем на земле не подсказанный жест,
жест впервые взвалившего крест,
жест естественный, как лепесток,
жест, нацеленный вам в висок, —
вы что-то, что-то ему должны,
хоть вроде и нету на вас вины), —
это тоже похоже на слово «жить»,
это почти как «жить».

Показать другим, что такое «жить»,
приподнять невесомый полог,
и НИкого НИчему НЕ учить, —
каждый выберет место на полке —
это очень близко к тому, чтобы «жить»,
это совсем как «жить».
Увидеть себя, построить себя,
себя себе объяснить,
и всю свою жизнь видеть жизнь —
это ближе всего к «жить».

8-12 апреля 1963

Баллада о насморке

Течет, везде течет: из носа, с крыши, с неба.
Не нравится — катись. А я так вот люблю,
поскольку этот серый свод укрыл всю жизнь мою,
а под другим я, извините, не был.
В носу свербит — терплю: и хочется, и страшно —
чихнешь — и как лопатой по затылку ахнешь.
Нельзя же, ну нельзя!
Не делай глупость, псих!
Апчих!!!
Очнулся, кажется, опять течет.
Платок тяжел, как камень,
откуда столько льет?!
Сморкаюсь, видимо, мозгами.
А кстати о платках:
в кармашке пиджака, возможно, он хорош,
но что таким утрешь?!
Не ясно ли — давно назрела мера:
платку необходимы два размера
(как и всему, заметим, между прочим):
парадный и рабочий.
Я предполагаю пятьдесят —
апчхи! — нет, метр, в самый раз —
апчхи! — на полтора.
Сегодня же на фабрику
письмо, а копию — в обком —
апчхи! Бросаюсь за седьмым платком.
С какою мукою рождаются стихи!
Апчхи!
Отчизну я люблю, но странною любовью
(как, впрочем, и она меня),
апчхи! — ну вот, едва сказал —
уже сморкаюсь кровью,
нет, без любви, уж точно, не прожить и дня.
Кому-то — только половинной,
а мне — везет же дуракам — апчхи! — взаимной.

7 декабря 1980 — 30 ноября 1982

Баллада о солнечном зайчике

В стеклянной вазе на окне
живет хрустальный зайчик.
Ему ни хлеба, ни чернил —
он сам себе мирок.
С ним разговаривал во сне
четырехлетний мальчик,
его внимательно любил,
как мы — траву дорог.

И только утро настает —
в луче дрожат пылинки,
и просыпается в глазах
хрустальная гора.
А мальчик сразу о своем
припомнит поединке
и снова крикнет: «Вылезай!
Давай со мной играть.

Скажи мне, где ты был вчера,
когда проснулся дождик?
Куда уходишь ночевать?
И как тебя зовут?
Скажи, когда придет пора
идти нам к папе в гости?
Зачем еще одна кровать?
И что такое „суд“?»

А солнце двинулось чуть вбок,
и зайчик усмехнулся.
Наверно, вправду был смешон
короткий человек.
А мальчик поднял молоток,
а мальчик размахнулся…
Ведь он с вопросами пришел,
и он хотел ответ.

Тот мальчик стал уже большим
и ничего не понял.
Он до сих пор глядит в окно
и держит молоток.
А зайчик все неуловим…
А город руки поднял
и обнял ими, как венком,
расплывчатый грибок.

6–9 июля 1965

Баллада о ступеньке

Безымянному слушателю г. Томска

Бьется тело в четыре стены,
бьется мозг в черепную коробку —
весь наш путь, безнадежно короткий,
на биенья мы обречены.

Если вдуматься — смысла здесь нет:
это просто звериная жажда
сохранения права за каждым
выбирать направленье и след.

Но представив, хотя бы сейчас,
разрешение наших томлений, —
мы поймем, что в любом направленье
уже двигался кто-то до нас.

И выходит, что выбор любой,
даже если ничто не мешает,
сам собой очень мало решает
и не ценен еще сам собой.

Значит, суть заключается в том,
чтобы, выбрав любое решенье,
не терзать свою веру сомненьем,
а стремиться вперед, чтоб потом,

прорубившись сквозь косность и ложь,
сквозь сомнения, боль и усталость, —
убедиться: ступенька осталась,
и ее уже не уберешь.

И кому-то, кто вслед за тобой
пробежит там, где ты продирался,
она скажет: «Ведь тот не боялся,
так не бойся и ты, дорогой».

Вот ступенька. А раз она есть,
так не падай в тоске на колени —
ты прорубишь иные ступени…
Как мне кажется, главное — здесь.

22 октября 1977 — 8 января 1978

В городе Томске, в Политехническом институте, я получил такую записку: «В Ваших песнях много мысли. Наверное, Вы много думаете о жизни. А скажите, есть ли среди Ваших песен такая, где было бы пронзительно и со всей силой выражено Ваше жизненное кредо? Иначе говоря, был бы дан совет нам, молодым». Наивные, подумал я, люди. Какого они еще ждут совета? А потом я подумал по-другому. Люди, наверное, наивные, но совета они все-таки ждут, и раз они его ждут, значит, они надеются, что они его могут получить. Вот это как раз отношение, оно как-то обязывает, по-моему. И мне захотелось на эту записку каким-то образом ответить. Я в принципе противник назидания в песнях в частности и в искусстве вообще. Я считаю, что это область иных дисциплин. Тем не менее эту песню я написал, я в ней есть элемент назидательности.

1978

Белые ночи

Картинка с натуры

Белой ночью хороши
парочки,
только надо б раздавить
баночку —
магазин еще открыт —
сложимся,
остальное на Неве
приложится.

Он с лица — валет червей,
прям, как тросточка,
ищет ту, что порезвей, —
кошечку.
Поиграем, говорит,
в шахматы.
У меня из окон вид —
ахнете!

Скучно девочке одной —
Господи!
(А может, туз-то козырной?!
— сослепу)…
Весь руками перерыт
потными,
на Неве пошел гранит
пятнами.

15 июня 1964

Песня «Белые ночи» написана в результате разговора с Визбором, как первый вариант заказа песни о Ленинграде от журнала «Кругозор».

1989

Беспросветная Русь

Это ж надо ж, чтоб тут вот — Россия
и под боком родился еврей.
Но и мы ведь о том не просили,
мы ж не клянчили возле дверей:

мол, впустите на русскую землю!
Мол, хотим упоить ваш народ.
Ах, еврейское око не дремлет —
так и лезет курчавый вперед.

И конечно же, что остается
тем, кто это не может стерпеть,
тем, в ком сердце, бля, русское бьется
и кто смог наконец-то теперь

закричать, как Смирнов-Остапидзе
и как Ленин в прокуренный зал:
«Вот, жиды, вам жидовская виза!
Вот, жиды, вам жидовский вокзал!»

Я платочком и даже рубахой
промокаю слезинки из глаз.
Мы послали Отечество на х…
но вначале — Отечество нас.

Тут обидеться можно, конечно,
но обид я уже не боюсь.
Гой ты, вишня моя, гой-черешня!
Ах ты гой — православная Русь!

Гой ты, вишня моя, гой-черешня!
Ах ты гой — беззаботная Русь!
Ах ты гой — беспросветная Русь.

11–25 мая 1991

Бессмысленная песенка