Валерий Волков - Блатные из тридевятого царства (СИ)

• Название: Блатные из тридевятого царства (СИ)
• Автор: Валерий Волков
• Издательство: СИ
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2016

Получить пятнадцать суток за драку на дискотеке может каждый, но или почти каждый. Кто ж устоит спокойно, когда тычут кулаком по носу. А вот перенестись, отбывая срок, из российского отдела полиции в кутузку средневековой, да еще полусказочной Руси, дано не всякому. И как жить молодому парню дальше, если здесь землю все еще считают плоской, а местный князь-самодур даже представить не может, что у человека помимо обязанностей могут быть еще и права.

---

   Завтракать пришлось овсянкой. Господи, как схожи порядки, другой мир, а кормежка та же. Голод заставил взять ложку. Едва допили компот, распахнулась дверь. Кузьмич привел новеньких. Федька чуть не подавился сливовой косточкой. На пороге застыли Васька с Ванькой. С меня вмиг слетел весь налет цивилизации. Я соскочил с нар, сделал "козу" и выдал:

   -- Как над нашей зоной

   Пролетали гуленьки.

   Залететь-то залетели,

   А обратно ...

   -- А обратно, в общем, не смогли, -- закончил я. Жгут мог гордиться, вспомнив его рассказы, я пустился во все тяжкие:

   -- Ну что, голуби, с какой статьей пожаловали?

   Братья затрясли подбородками:

   -- Мы сами, добровольно.

   -- Ты лапшу на уши не вешай, - кивнул я Ваське. -- За что упекли?

   -- Отец сказок твоих наслушался, испугался, на дальний покос спроваживать начал, что б отсиделись. А там трава в пояс. Лучше воевать, кулаками оно сподручней махать, нежели косой.

   -- Ага, -- встрял Ванька. -- Истинный крест. Прибежали в штрафную сотню записаться, а нас в темницу.

   Я им поверил. Физические развитие братьев опережало умственное на многие световые годы. От здоровой крестьянской работы еще никто не умирал, но Ванька с Васькой предпочитали не рисковать.

   Злорадство плохое чувство, но все мы люди и больше радуемся чужому горю, чем собственному счастью. Каюсь -- грешен. Как тут можно сдержаться. Вспомнился Жгут с его рассказами, и меня понесло:

   -- Слушайте в оба уха, дважды повторять не буду. В этой "хате" я Пахан.

   -- Эт че, новый вид пацифистов? -- Не понял Васька.

   -- Нет! -- Рявкнул я. -- Это тот, кто из таких как вы делает пацифистов. Усекли?

   Братья попятились назад.

   -- А мы че, мы не че! Пахан, так Пахан. -- Запыхтел Васька.

   -- Если кому челюсть свернуть, иль морду разукрасить, так сделаем, только намекни. -- Согласился Ванька.

   -- А мы кто? -- Толкнул меня в бок Евсей. И только тут я заметил, что они с Федором, разинув рты, ловят каждое слово.

   -- Вы... -- растерялся я. -- Вы... мои кореша, -- выдала память нужный термин. -- Ты Евсей, будешь Фраером, а ты, Федька - Подельником.

   -- Ух, ты -- Подельник!

   -- Не, а Фраер-то, Фраер! -- Неизвестно чему радовался Евсей.

   -- Слышь, Пахан, -- подал голос Ванька, -- ты и нас как-нибудь обласкай.

   Еле сдерживая смех, я обвел притихшую компанию взглядом. Сюда бы Жгута, кот в бочке с молоком не испытал бы такого счастья. У меня и в мыслях не было насаждать этой публике криминальные нравы своего мира, к чему сей печальный опыт в этой деревенской благодати. Но любое, даже самое краткосрочное заточение, навевает скуку и чтоб хоть как-то развеяться, я начал "блатную" проповедь, в собственной редакции. Ей-богу ни один пастырь не имел такой благодарной аудитории.

   Когда через два часа заскрипел засов, арестанты встретили Кузьмича презрительным молчанием. Лишь Федька не выдержал:

   -- Смотрикась, Кум пожаловал.

   -- Чего мелешь, какой я тебе кум, -- вспылил надзиратель. -- На воле нос воротишь, а как в тюрягу угодил, в родственники набиваешься.

   -- Больно надо, -- гордо ответил Подельник. -- Тамбовский волк тебе родня!

   Услышав незнакомое ругательство, Кузьмич не смог подобрать достойного ответа и выместил злобу на братьях:

   -- Собирайтесь придурки! Да скажите спасибо отцу, в ноги к Старобоку кланялся, амнистию выпросил. Будете по-старому служить.

   Ваську словно ветром с нар сдуло.

   -- Еще чего! Порядочным пацанам руки крутить!

   -- Не бывать тому! -- гаркнул Ванька и рванул рубаху на груди. -- И так теперь приходиться в Шестерках бегать, прошлые грехи замаливать.

   Кузьмич потерял дар речи, причем вместе со мной. Затеянная игра вышла из-под контроля. Надзиратель покрылся пятнами и бросился вон. Из коридора донеслось:

   -- Бунтовать!!! Да я... Да вам....

   Четыре пары глаз уставились на меня. Ванька, стащив с плеч остатки рубахи, обнажил могучий торс и с детской непосредственностью поинтересовался:

   -- Ну, как, Пахан, все по "понятиям"?

   -- Почти, -- кивнул я и впал в кому.

   Оклематься мне удалось лишь к полудню, но едва взглянул на принесенный обед -- пожалел. Кузьмич отомстил жестоко и коварно. Супчик в котелке жиже воды. Вчерашним борщом даже не пахло. В довесок -- по куску черствого хлеба, вместо кваса -- кувшин родниковой воды. Приуныли кореша. Такой обед, в отличие от "блатной" жизни, пришелся им не по вкусу.

   У меня засосало под ложечкой и вовсе не от голода. Собаке вместо кости кинь полено, так и та обидится, а тут люди. Муторно сделалось, пришибут же, по моей вине страдают. Взял ложку, хлебнул безвкусного варева, а глаза поднять боюсь.

   -- Во, сволочь! -- Выругался Евсей.

   У меня голова в плечи вжалась. "Вот оно, -- думаю, -- началось!"

   -- Всего три часа, как Фраером стал, а тюремщиков больше извозчиков ненавижу. -- Закончил внук ведьмы. Я аж поперхнулся. Васька услужливо похлопал по спине. При других обстоятельствах можно было подумать, что собирается позвоночник ломать. Но коли сразу не парализовало -- этот жест следовало расценивать как трогательную заботу.

   -- Э! Э! Подельник! -- Накинулся Ванька на Федора. -- Ты картоху-то не выбирай! Хлебай как все -- жижу.

   -- Что!!! -- Взбеленился Федор. -- За "базар" ответишь? Я что -- себе в брюхо пихаю! Черпаками работать все горазды, нет о Пахане позаботиться, гущу сожрать норовите. И вообще, Шестерки, для Фраеров и Подельников -- не указ!

   -- А я че? Я ни че! -- Сконфузился Ванька. -- Для Пахана, пожалуйста, святое дело.

   Чудны дела твои Господи. Широким жестом я разделил остатки обеда на пять частей, объяснив, как надо поступать с "общаком".

   -- Вот значит, какая житуха у блатных! -- Обрадовался Ванька.

   -- А главное -- все по "понятию". -- Поддержал брата Васька.

   -- Ничего, кореша, выстоим, -- заверил Евсей. -- После обеда должны гостинцы из дома передавать, всегда так делается.

   Громогласное ура сотрясло стены. Только я равнодушно ковырялся в постной баланде. Мне нечего ждать и не от кого.

   Евсей оказался прав. Через час появился Кузьмич. Сначала в камеру влез огромный живот, затем рыжие усы и ехидная улыбка. В руках два баула.

   -- А чего только два? -- Поинтересовался Евсей. Надзиратель потеребил усы и, когда наше нетерпение достигло предела, ласковым голоском произнес:

   -- Сегодня в тюрьме ожидаются перебои с гостинцами. Перебьются Васька и Ванька!

   -- Чего!!! -- Взревели братья.

   -- Имею право! За учиненный мятеж переводитесь на тюремный харч, -- важно ответил Кузьмич и бросился прочь, зацепив животом косяк двери.

   Тяжела доля арестанта. Правды в век не сыскать. Евсей принялся рыться в сером холщовом мешке. Темница медленно наполнялась ароматом сдобы и запахом копченостей. Животы свело судорогой. Первым не выдержал Васька:

   -- Колбаска?

   -- Ага, с чесночком, -- кивнул Фраер.

   Три тяжелых вздоха были ему ответом. От тюремного обеда не осталось воспоминаний. Дурманящий запах съестного кружил голову. Ванька встал на колени и неистово принялся молиться:

   -- Господи! Чирей на задницу прошу, язву на язык! Не откажи мне, Господи, ведь не для себя прошу, для Кузьмича...

   -- Пахан, -- окликнул Федор. -- Я думал от мамани, -- пнул он по баулу, -- а это дочка Бурчихи прислала. Западло -- нет, от зазнобы "грев" получать?

   -- Западло в одиночку жрать! -- Рявкнул я.

   -- Так это ясно-понятно, -- кивнул Подельник. -- Коли не западло -- на общак! -- Швырнул он посылку в центр комнаты.

   И тут, тихо охнув, поднялся с нар Евсей. Лицо сделалось белее мела. Медленно повернулся к нам.

   -- Братцы! Простите Христа ради! Я ж Фраер, а не лапотник какой. На общак! -- Поставил он второй мешок рядом с Федькиным.

   Пировали долго, пока снова не загремел засов. В камеру бочком протиснулся Кузьмич. Держался осторожно, старался не подставлять спину. Разомлев от обильного угощения, мы не удостоили его даже взглядом. Тюремщик втащил в комнату стол с табуретом и бесшумной тенью выскочил обратно. Лица корешей помрачнели.

   -- Никак дьяк Ивашка заявиться, -- сделал предположение Евсей.

   -- Ага, для чего ж стол еще нужен, -- согласился Ванька.

   -- Может, сразу его на хрен пошлем? - предложил Федор.

   -- Сразу не удобно, все же духовная особа, -- печально заметил Фраер.

   -- А вы его в Гондурас пошлите, далеко и вполне прилично. -- Посоветовал я и начальственным голосом добавил: -- Ну-ка, граждане арестанты, колитесь, что это за личность такая, что трепещите пред ним, как лист на ветру.

   От крика заложило уши.

   -- К Старобоку в доверие втерся...

   -- В грамоте силен, читать писать может, а уж как умен!

   -- Пропадут червонцы в казне, он по деревням, со всеми ласков, нос сует всюду, а сам карябает на листочек, а потом требует, чтоб крестик поставили, мол, с моих слов писано верно...