В. Бирюк - Не-Русь

• Название: Не-Русь
• Автор: В. Бирюк
• Жанр: Альтернативная история

Это — альтернативная история. Не сколько об истории, сколько о человеке в ней. Детям — не давать. Лохам, терпилам и конформистам — противопоказано по мед. показаниям. Не рекомендовано: фрустрирующим, верующим, ностальгирующим, эстетствующим, рафиноидным, ксенофобнутым, ретросдвинутым, нацикам и поцикам. Слишком много здесь вбито. Из опыта личного и 'попаданского'. Местами крутовато сварено. И не все — разжёвано. Предупреждение: Тексты цикла 'Зверь лютый' — ПОТЕНЦИАЛЬНО ОПАСНЫ. Автор НЕ НЕСЕТ ОТВЕТСТВЕННОСТИ за изменения психо-физических реакций читателей, произошедшие во время и/или в результате прочтения этих текстов.

---

Если ничего не найдёшь да ко мне придёшь — разговор у нас будет куда как… «дешевле».

Есть понятие старшинства, «первородства». Здесь это очень чётко понимают. «И станут последние первыми» — дела божественные, по жизни — иначе происходит.

«Первыми» во Всеволжске будут мои. Смоленские, рябиновские. Потом — опять мои, тверские, войсковые. А уж потом… Мои «старожилы» будут указывать «новосёлам» — «как здесь ходят, как сдают». А «новосёлы» будут не тянуть горлом из меня «кусок пожирнее», а доказывать свою полезность трудом. Пытаться «догнать и перегнать», а не «законы свои устанавливать». «Старожилы» станут костяком. На который будет нарастать «мясо» «новосёлов». Формируя правильное… «боди». Я надеюсь.

Меня постоянно дёргали, поздравляли. Марана выразилась витиевато матерно и заставила поцеловать в щёчку. Пахнет от неё — приятно… Если глаза не открывать и рук не распускать — вообще…

Лазарь кинулся на костылях ко мне на шею — еле поймал. Вычухивается парень. В Тверь придёт — уже скакать будет. Его тоже во Всеволжск сманивать? А семейство его? А вотчина?

Николашка ходил петухом и гнобил своих… контрагентов:

— Ты кому это барахло тычешь?! Ты перед кем стоишь?! Да ты хоть знаешь — кому я служу?! Я вон, с Княжьей Смертью за одним столом сиживаю! Или ты об двух головах?! Дрянь овчина твоя! Дрянь! Только выбросить! В треть цены возьму.

Откуда-то из сарая донёсся шип Резана:

— Ты… ля… почему оковки на щите не выправил?! Я те… Увидит Зверь Лютый… тебе-то ничто — только руки-ноги по-выдирает. А меня-то… вовсе выпотрошит. Ему ж вообще ничего! Ему ж закон-обычай… Ежели князя — как барана перед честным народом… Живьём зажарит. И… и съест.

Вдоль забора стоял рядок из четверых новых волонтёров. Наглядное проявление роста моего авторитета в войске. Мимо новиков мрачно ходил Афоня. Поглядывал, хмыкал. Потом сильно ткнул одного пальцем в живот.

— Брюхо подбери.

— У-уй! Ты б… эта… сказал бы сперва.

— Сам должóн соображать. Или ты думаешь, что Немой Убивец будет тебе сперва Псалтырь читать? Убьет нахрен. Молчки. И суп сварит. Вот. Так и стой.

Пугать вышестоящим начальством — широко распространённый педагогический приём. Но в варианте каннибализма… А, ладно. Может, поможет парню в живых остаться. Потому что война продолжается.

* * *

В середине утра общая суета вдруг резко усилилась. Народ забегал живее, крики стали громче, полонян, которые как-то рассосались по городу, стали собирать и загонять по крепким амбарам. Лодки разгрузили вплоть до вёсел, с берега втянули в овраги под стены.

Жалко лодеек, пожгут-поломают. Я ж прогрессор или где?! Соорудили раму подъёмника, вытянули две свои лодейки на стену, потом спустили внутрь городка.

Как меня потом мужики в войске материли…! Вятшие углядели, лодейки-то боярские, боярам-то жалко! Велели воям свои подъёмники мастырить. А не учли, что у меня ворот — от «мостика самобеглого», всё смазано. Ещё и противовесы поставлены — «рязаночки» сами на стену влетели!

Мостик — разобрали. Саму «монстр-телегу» пришлось разломать — не лезет никуда.

Среди всей этой суеты углядели: через реку, от Камских плавней во весь дух выгребают лодочки. Тут от нашего берега им навстречу вылетает такая… восьмёрка распашная. С рулевым. И — с носовым. Резвенько так гонит через Волгу. Лица назад, ко мне обращены. Вижу — половцы. Вот они пол-реки проскочили, первую лодочку пропустили — наши дозорные угрёбывают. Развернулись бортом к преследователям и встали. Вёсла — на борт, тулы с луками — из-под ног. Не вставая в рост — привычны сидя, с седла стрелы метать. И — разом.

Специально для знатоков: здесь нет кучи команд, просто слов, которые пришли в язык после появления пороха. Команду «пли!» — здесь никто не поймёт. «Огонь», «залпом»… — Чего-чего?! Кричат: «пускай!», «бей!», «разом!». Здесь что-нибудь может «разорваться», «оборваться», но не «взорваться». «Взрыв», не существительное, а причастие(?). Типа: «взрыв копытами землю…». Можно сказать: «снаряд разорвался». Артиллерийских снарядов здесь нет, но бывает корабельный, например. А вот «снаряд взорвался» — сказать невозможно. «Разрыв» — это не процесс типа «бум», а место, где вещь перестала быть целой. Соответственно, это слово никогда не кричат. «Поливать огонь» — можно. «Поливать огнём» — безграмотность.

Вот кипчаки из десяти луков разом… Шагов с полста. Булгаре как раз в лодках свои луки потянули. Только лесные луки на такой дистанции работают навесом. А степняки — настильно, в упор. У булгар две лодки сразу… оверкиль. Две других разворачивать начали. Их кипчаки в спину… Выловили там кого-то из реки… кого-то в воде саблями потыкали, кого-то дострелили. И потихоньку назад.

Рядом со мной на стене Любим стоит. Глаза… аж огнём горят.

— Нравится?

— А? Ага. Очень. Иван Акимыч, научи! Я тоже так хочу!

— Будешь, Любим, будешь. Научишься.

Охо-хо-хо… И меня научишь. Потому что лодейный бой… я не знаю. Факеншит! И это дело делать, в этом мире крайне надобное — тоже не умею. А на Стрелке сидючи, без этого — никак.

Наши соглядатые и захваченные языки подтвердили: армия эмира пришла к устью Камы.

Слухи ходили один другого страшнее. По теории — эмират может выставить до ста тысяч ополченцев. Но это — тотальная мобилизация. Делать это во время посевной… да и не пойдут они. Эмир может собрать десятки тысяч бойцов из вассальных, союзных, дружественных лесных и степных племён. Но не после Бряхимовского разгрома. Даже ближайшие подданные — суваши — не торопятся. И, безусловно, не торопятся подставлять головы — свои. Русское войско — маленькое, внутрь страны — не полезет. Что за Биляром, что под Суваром слова — «рать гяуров», только чтобы поговорить. А налоги с Ага-Базара… местным владетелям неинтересны.

Эмир собрал к устью Камы армию тысяч в пять-шесть. Побольше нашей, но не намного. Вот если бы сюда подошла их конница с юга, да подвалили пешие суваши с запада… А сейчас… Высаживаться на наш берег — верный разгром. Можно, конечно, сдуру и «аллах акбар» покричать. Но…

Со стены цитадели хорошо видно, как из камышей за Волгой выгребла здоровенная, богато украшенная барка. Пошла неторопливо, подталкиваемая длинными тонкими вёслами, в нашу сторону.

— Посла везут. Балду болтать, нас смотреть.

Я оглянулся на мрачного боярина из муромских, стоявшего рядом со мной на стене.

— А может… стрелами его? Ну… чтобы балдой не болтал?

— Разок из-под топора выскочил, думаешь — теперь тебе всё можно? Китай за самовольство так взыщет… Хотя, тебе может… Пойду-ка я. От греха подальше.

Мне тоже пришлось быстро убраться со стены. В городке шла уборка, особенно — в цитадели. Боголюбский решил принять посла эмира прямо «в логове поверженного врага».

С точки зрения секретности… в её примитивном понимании… Андрей отлично разделяет — что секретить, а чем давить. Давить на психику.

Городок переполнен людьми. Вместо обычных полутора тысяч жителей — четыре тысячи только нашего войска, тысячи три — полона, городских да посадских. Туда-сюда носятся полоняне с лопатами, мост уже восстановлен, перед рвом строят тот самый «фоссербей», аккуратно ломают посад — явно разбирая на что-то полезное. На выпасе гоняют, «съезживают» захваченных лошадей. Небольшой конный отряд гонит отару овец — в соседнем селении отбили, запасы делают.

Не разгул, не бардак, не пьяное безобразие, а интенсивная подготовка по боевому плану. Крепость — цела. Только крышу на стене, да башни, да ворота малость попортили. Нынче — там топоры стучат весело, исправляют.

— А… А как же так? Измена была?

— Нет. Богородица помогла.

Так посол и доложит. А дальше пусть эмир голову сломает: врут гяуры, конечно. Но какая-то чертовщина, вроде, была…

Войско пребывает в состоянии самого Боголюбского — готовится к новым битвам. К активной обороне. А вот насколько она будет активная? Конницу, если подойдёт, встретят своей. Куда меньше числом, но весьма качественной бойцами — гридни княжеские, кыпчаки Боголюбского, кое-кто из бояр — в сёдла сели. И это, преимущественно — тяжёлая, бронная конница. На которую с обычными пиками-тыкалками… не враз.

А ещё — канавы копают.

Магомету, чтобы побить арабскую конницу под Мединой, оказалось достаточно выкопать канаву. Просто до этого никто из арабов не умел этого делать.

Русские — умеют, пленные — копают. А лодочки где? А вон на стенах лежат. Загонят русских в крепость, полезут правоверные на штурм, тут гяуры лодочки и запалят. И скинут. Прямо на головы воинов благословенного эмира. А то наоборот: как затащили, так и вытащат. И налегке — только воины и вёсла — ударят через Волгу. А ещё подсматриватели говорили, что русские взяли крепость с помощью какой-то огромной, страшно оравшей… штуки. Но её нигде не видать. А видать… торчат над крепостной стеной какие-то брёвна. Вроде — подъёмники. У них же ворота открытые! Зачем им хоть что поднимать?! Проще же затащить. Или это уже к бою подготовка? Для какой-то задумки военной?