Архимандрит Савва (Мажуко) - Апельсиновые святые. Записки православного оптимиста

• Название: Апельсиновые святые. Записки православного оптимиста
• Автор: архимандрит Савва (Мажуко)
• Жанр: Религия
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-386-09335-8

Новая книга архимандрита Саввы (Мажуко) – прекрасный пример того, что православное христианство не только терпит, но и само порождает добрую улыбку, глубокую философию, изысканную поэзию слов и поступков. Отец Савва пишет о радости и свободе идти вслед за Христом, о счастье быть Божиим творением, о красоте монашества, о затхлости греха, об утренней свежести Евангелия!

---

Великолепный часослов герцога Беррийского. XV в. Худ. братья Лимбург

Счастливые постов не наблюдают

Если Церковь сравнить с университетом, то Великий пост – это время сессии. А сессия – пора тревог, неимоверного напряжения и беспокойства, которых не чужды и самые лучшие ученики. Поскольку лень – это признак здоровья, по-настоящему здоровый студент не станет надрываться в учебное время, и там, где можно сбежать, прогулять, скрыться, он непременно воспользуется такой возможностью. Как говорил один мой успешный приятель: «Не откладывай на сегодня то, что можно сделать завтра». Но сессия – это святое. Тут нужно собраться, выложиться, показать результат. Однако здоровый студент не всегда хороший студент. Талант и призвание обнаруживает постоянство. Для усердного и трудолюбивого студента сессии не существует. Для внимательного христианина Великим постом не бывает потрясений. Вот это открытие! Всем плохо, но есть такие, кто продолжает жизни радоваться? Счастливые постов не наблюдают? Соблюдают, но не наблюдают! Если в период учебного времени ты равномерно и без надрыва трудился, то и сессия тебе покажется чем-то рядовым и естественным.

Викентий Викентьевич Вересаев, к сожалению, мало известен современному читателю. Но и читатели постарше помнят, главным образом, его «Записки врача», работы о Пушкине и Гоголе. А еще у него есть замечательные «Записи для себя». В этой книге есть свидетельство наблюдения за своим духовно-телесным состоянием. В 1921 году Вересаев переехал из Крыма в Москву. Время было голодное. Питались впроголодь. Мяса почти совсем не было. Временами добывали хлеб, крупы, изредка удавалось найти молоко. Но эта вынужденная диета подействовала на писателя неожиданным образом: «Никогда мне не писалось так легко, как в это время. Сядешь к столу – и мысль свободно и легко изливается на бумагу. За этот год я написал столько, сколько в обычном состоянии мог бы написать в года три-четыре»[1]. Когда же Вересаев стал получать усиленный паек и у него на столе завелось мясо, работоспособность резко упала, настроение испортилось. Но к середине месяца мясной паек полностью уничтожался, и к писателю снова возвращалось хорошее настроение и вдохновение труда. «Мясное» настроение приносило тяжесть в теле и голове, растительная пища освежала мысль, делала легким тело. Как говорил известный персонаж: «В теле такая приятная гибкость образовалась…»

Вересаев был дипломированным врачом, и привычка к наблюдательности естественна для людей его профессии. Однако знаю немало народу, который впадает в тоску и суицидальные порывы, едва услышав упоминание о растительной пище. Эти люди никак не могут обходиться без мяса. И голова, и тело отказываются работать, подчиняться, реагировать, если отнять у них привычную мясную пищу. Их дурное настроение можно назвать скорее «травяным», нежели «мясным», а я вовсе не проповедник вегетарианства, хотя имею к этому склонность – и к проповеди, и к растительной пище. Дело в другом. Есть некий универсальный уровень поста, необходимый не только для верующего, но и для всякого здравомыслящего человека.

Один покойный римский император настаивал на том, что к тридцати годам каждый взрослый человек просто обязан «познакомиться» со своим телом, изучить его свойства и повадки, понять, что для него яд, а что приносит пользу. Порой мне кажется, что постный подвиг так сложен для современного христианина еще и потому, что мы не учитываем этот самоочевидный и даже общечеловеческий уровень постного усилия, которое распространяется не только на пищу, но касается, например, режима дня, манеры отдыхать, общаться, получать информацию, трудиться, спать, брать на себя физическую нагрузку. Мы должны и даже обязаны знать, что полезно, а что вредно для нашего тела и для души, и, испытав разные стили жизни, найти свой – единственный и неповторимый. Ведь то, что полезно для одного человека, может быть опасно для другого, и эту работу «знакомства с собой» за нас никто не сделает. Я, например, знаю слишком хорошо, как на меня действует жирная пища или ненавистные болгарские перцы, от которых мне плохо, у меня всегда болит голова даже от рюмочки коньяку. Не ем. Не пью. Не употребляю. Мне слишком хорошо известно, что такое бессонница и что в моем случае она возникает от несоблюдения режима дня и труда. Вывод: хочешь нормально отдыхать, не засиживайся допоздна, делай свою работу вовремя, не смотри на ночь «волнительные» передачи, не читай тревожных новостей. Мы должны за собой постоянно наблюдать: сколько времени я трачу на пустую болтовню, какое количество сна идет мне на пользу, что я могу кушать, сколько и какого качества, и что вредит моему самочувствию и мешает работе. Это и есть самоочевидный и универсальный уровень поста, который должен соблюдать каждый и всегда, всю жизнь. Именно поэтому для здравомыслящего человека пост никогда не начинается. Он просто никогда не заканчивается.

Однако мне возразят: пост универсален и навсегда, а как же предписания церковные, регламентирующие употребление пищи в разное время года? Всё верно. Мы – дети церковные и должны соблюдать правила и каноны. Однако они не абсолютны. То, что мы читаем в календаре в период Великого поста – рекомендации и ориентиры, маяки, настраивающие нас на правильное отношение к тому или иному дню церковного года. Но сами эти предписания – «пища без масла», «сухоядение» – исторически являются правилами монастырской трапезы, именно монастырской. Важно заметить, что эти правила не являются абсолютными, даже для монашества, поскольку в наш календарь попали рекомендации устава одного из тысяч византийских монастырей, каждый из которых имел свой особый устав. А потому «календарные» правила нуждаются в разъяснении на общецерковном уровне, и кое-что для этого уже делается.

Троица Ветхозаветная. XVII в. Икона, Минск

Как бы там ни было, на каком бы уровне ни находилась наша духовная жизнь, постное здравомыслие есть основа, без которой не только невозможно, но и вредно поститься. Описанный у Вересаева уровень универсального поста является светской транскрипцией того, что святые отцы называли «золотой добродетелью» или рассуждением. О своих духовных упражнениях следует размышлять, за поведением своего тела и души следует внимательнейшим образом наблюдать, исправляться, делать выводы, спрашивать советов, а порой и спорить, но красиво и правильно, как это делают все рассудительные и трезвенные христиане.

Подушка для святого

Святой Григорий Чудотворец смотрит с иконы пронзительно-умными глазами. У него седая голова, по-восточному смуглое лицо и изящная осанка. Он не просто на иконе, он и сам – икона, идеал и образец служения епископа. Когда святой Григорий прибыл в свой город, там было всего лишь 17 христиан, а в день кончины святителя, отходившего ко Господу после многолетних просветительских трудов, в его городе осталось только 17 язычников. Святитель был кротким и милосердным пастырем с добрым, отзывчивым сердцем. Он был святым, а истинно святые встречаются нечасто.

Как-то раз Григорий направлялся в Неокесарию, и ночь застала его на пути. Он зашел в храм Аполлона, известного в округе своей прорицающей статуей, и, помолясь, уснул. Пробудившись вместе с солнцем, святой оправился в путь. Ничего примечательного. Какой-то бытовой эпизод. Даже не приключение. Но это еще не всё. Утром в храм пришел жрец, служивший при пророчествующей статуе. Принялся вопрошать бога, задавая вопросы просителей и паломников. А бог не отвечает. Онемело изваяние. Пробовал служитель менять диалекты, приносить разные жертвы, творить особые ритуалы. Молчит. Не внемлет. Замерло в мраморной немоте. Вышел служитель во двор, растерянно оглянулся и тут, наконец, услыхал такой знакомый за годы службы голос:

Святой Григорий Чудотворец, епископ Неокесарийский. XIV в. Фреска в монастыре Дечаны

– Ночью здесь отдыхал Григорий-христианин. Он выгнал меня из моего храма.

Жрец сразу бросился за Григорием в погоню. Догнал. Объяснился: люди ждут, все переживают, статуя молчит, такого никогда не было, народ расстроен, надо помочь людям и всё наладить обратно. Григорий проникся, взял кусок пергамента и написал: «Григорий – бесу: можешь вернуться». Жрец обрадовался, благодарит, бежит обратно, а у самого мысль: что же это за бог такой, что какой-то христианский священник его из собственного храма выгнал, да еще и не намеренно? Говорят, этот жрец потом принял христианство и не отлучался от святого епископа.

Святой Григорий освятил языческий храм своим присутствием, изгнал из него нечистого духа. Чем изгнал? Молитвой? Но ведь он молился не о том, чтобы прогнать злобного духа, и не просил Бога освятить это место. Мне кажется, что чудотворец освятил этот храм не столько молитвой, сколько самим своим присутствием. Он отдыхал в этом месте, молился, может быть, поужинал скудной трапезой путешественника, а потом размышлял, засыпая на своем скромном одре. И все эти простые человеческие действия освящали, очищали и благословляли это нехристианское святилище. Если хотите, святой очистил этот храм своим сном и трапезой. Ведь святые и в самой своей святости остаются людьми и, как люди, нуждаются в отдыхе, пище и других утешениях. У святых есть подушки. Они умываются, а значит, трудятся, потеют, а оттого, как апостол Павел, вяжут на голову платки, они мерзнут, и носят одежду, и отдают ее в починку, святые вкушают пищу и, наверное, у них есть любимые блюда, порой они хворают, и многие из них терпеливо переносили жестокие недуги. Тягостной и гнетущей была болезнь преподобного Симеона Нового Богослова, многие годы хворал преподобный Амвросий Оптинский. И в своей болезни святые подвижники нуждаются в помощи и поддержке простых людей, верных сотрудников, молчаливых и кротких мироносиц. Святые нуждаются в нашей помощи и заботе. Спасителю служили смиренные труженицы, от которых остались только имена. Святой Иосиф Аримафейский и праведный Никодим, люди состоятельные, помогали Христу и Его ученикам при жизни и не оставили Своего Учителя и по смерти. Теща Петра прислуживала Господу, навещавшему дом рыбака. Самым значительным днем в жизни Закхея-мытаря был день, когда он принимал в своем доме Христа, и Закхей мог «успокоить» странствующего Учителя, своими руками омыть Его стопы, утешить Его трапезой и самым лучшим вином. Эти люди с чуткими сердцами не могли не служить святыне. И Господь, и святые Его благословляют таких тружеников.