Франк Тилье - Страх

• Название: Страх
• Автор: Франк Тилье
• Жанр: Триллер
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-389-12196-6

В триллере Франка Тилье «Страх» наши старые знакомые Люси Энебель и Франк Шарко после достопамятных дел («Медовый траур», «Монреальский синдром», «Атомка»), казалось бы, получают передышку: в их маленькой семье прибавление – родились близнецы. Но затишье длится недолго: после бури под корнями упавшего дерева обнаружен бункер, где много месяцев кто-то держал в заключении молодую женщину. И вот новое расследование сталкивает Шарко, а вслед за ним и Люси с цепочкой невероятных событий. В погоню за неведомым преступником вовлечена Камиль, молодая сотрудница жандармерии, недавно она перенесла пересадку сердца, и каждую ночь ей снится один и тот же кошмар, в котором ее зовут на помощь…

Впервые на русском!

---

– И на внутреннем кармашке инициалы «КП». Тот, кто это сделал, оставил свою метку.

– Не смог удержаться, чтобы не подписать… Как и рисунки.

– За исключением того, что это два разных человека, – уточнил Шарко. – ПФ – рисунки, КП – бумажник. С ума сойти.

– Еще одно доказательство, что их несколько, – продолжил Белланже. – Зубы тоже принадлежат женщине. Точнее, женщинам. Четыре разные ДНК, причем отличные от той, что в бумажнике.

С каждой секундой четверо полицейских все глубже погружались в этот ужас. Гнусные дела им уже приходилось распутывать, но это обещало оказаться жутким. Николя Белланже молча допил свой кофе, подтолкнул к коллегам другие фотографии. Крупные планы обрезков ногтей, волос, а также рисунков, найденных в коробке.

– А теперь вишенка на торте: рад сообщить вам, что со вчерашнего вечера все машины и картотеки молотят безостановочно, мы монополизировали все ресурсы лабораторий. Были проанализированы обрезки ногтей и пряди волос. Они принадлежат одному и тому же человеку, в данном случае мужчине. Час назад я пропустил его профиль ДНК через автоматическую базу генетических отпечатков. Уже получены результаты. То есть известно имя и фамилия того, кто подписал свои рисунки инициалами ПФ.

– И кто же этот сукин сын? – нервно спросил Робийяр, смяв в руке пустой стаканчик.

– Пьер Фулон.

Имя щелкнуло во всех головах словно удар бича. Пьер Фулон, серийный убийца, на совести которого было семь ужасных убийств. Семи молодых женщин, которых он похитил, убил, расчленил и частично съел. Настоящее воплощение Зла. Этот тип был здесь хорошо известен, потому что его поймала расположившаяся по соседству группа Лемуана с набережной Орфевр, 36.

С тех пор убийца гнил в тюрьме городка Сен-Мартен-де-Ре, на острове Ре. Пожизненное заключение, тридцать лет без права на пересмотр дела.

Робийяр превратил свой стаканчик в цветок и теперь отрывал от него тонкие лепестки. Левалуа перестал теребить ручку. Лица окаменели.

– На аудиозаписи его голос, – сказал Шарко. – Это он расписывал, как совершал все эти мерзости и наслаждался мучениями несчастных женщин. Подписал рисунки тоже он: ПФ, Пьер Фулон…

– А кто мне объяснит, что делали ногти и волосы типа, запертого в тюряге до конца своих дней, под полом дома Макарё? – спросил Левалуа. – И как вообще оказались в его руках?

– Придется ответить и на этот вопрос, – сказал Белланже. – Но в любом случае оба этих человека неизбежно общались. Либо до, либо после взятия Фулона под стражу. Я свяжусь с канцелярией тюрьмы, пусть заглянут в журнал посещений: кто навещал заключенного Фулона с самого начала его заключения.

Николя Белланже написал на белой доске новое имя: Альбер Сюрен. Лейтенант из команды Лемуана, их сосед.

– Хочу попросить Альбера встретиться с Фулоном. Он хорошо знаком с его делом и…

– А зачем тебе обращаться к нему? Ты что, мне больше не доверяешь? – с некоторым раздражением прервал его Шарко. – Я тоже следил за его делом, а таких типов знаю лучше, чем любой другой.

Белланже выглядел смущенным.

– Не знаю, Франк. Вспомни, когда мы проникли в дом в Сен-Леже… Да к тому же ты мне сам сказал, что если зайдет слишком далеко…

Франк сжал кулаки. Он пристально смотрел на фотографии дюжины девушек, выложенные перед ним в ряд. Квинтэссенция безумия. Глаза, которые его умоляли. Кричали, призывая на помощь и требуя правосудия.

– Я займусь этим. Сам хочу туда наведаться. Фулон обожает быть в лучах прожекторов, это же извращенец, зараженный нарциссизмом худшего пошиба. Он наверняка не упустит случая поболтать с полицейским. А я знаю, что мне делать. Встречусь с этим подонком и вытяну из него все, что ему известно.

Белланже колебался. Шарко стоял прямо перед ним, и отказать ему было невозможно.

– Так ты уверен в себе?

– Абсолютно.

На самом деле его черные глаза не предлагали Белланже никакой альтернативы.

– Ладно, но без права на ошибку, учти – второго шанса у нас не будет. Все-таки перед поездкой поболтай пару часов с Сюреном или Лемуаном, чтобы знать, как взяться за этого Фулона. К нему и прикоснуться противно. Я займусь разрешениями и бумажками, это может занять все утро, но у нас есть судья, который ускорит дело.

Он подумал несколько секунд.

– План такой: ты приедешь туда на машине и в конце дня, если все сложится, заглянешь в журнал посещений. А на следующий день повидаешься с Фулоном. Так у тебя будет время пораскинуть мозгами, чтобы быть готовым к встрече с этой мразью. – Он посмотрел на часы. – А теперь за работу. Я в своем кабинете, держим связь. Чуть что – сразу сообщайте мне.

Все встали и вернулись на свои места, кроме Шарко, который не сдвинулся с места, он стоял, закрыв глаза и массируя себе виски. Внутренним взором он видел лицо Фулона и его окровавленные десны. Вспомнил также части тел, обнаруженные в его саду. Вспомнил отвратительные видео, которые группа Лемуана изъяла в доме убийцы. Фулон снимал на видео все, что делал.

В криминальной полиции эти ужасы видели все. Потому что это была работа и это надо было знать.

Вдруг он снова открыл глаза. По телу пробежали мурашки. Он посмотрел на свои руки. Они немного дрожали. Шарко засунул их под стол и что-то почувствовал в глубине живота.

Что-то похожее на страх.

Мясник, как прозвали Пьера Фулона, мог за километры учуять это.

22

Ужас.

Прямо перед ней, на экране подключенного к Интернету планшета.

Камиль съехала с автострады и остановилась на площадке для отдыха, чтобы посмотреть фотографии Микаэля Флореса, которые только что нашла в Сети.

У фотографа была одна особенность. Он никогда не комментировал свои снимки и называл каждый из них только именем человека, которого снимал, и места, где запечатлел его. Ему этого хватало. Фото должно было говорить само за себя, передавать эмоцию, рассказывать свою историю. Если оно этого не делало, значит не удалось.

Как и сама Камиль, Флорес придавал большое значение глазам людей. Вся суть, вся сила этих снимков проистекала из его способности поймать едва наметившуюся смену выражения лица, сужение зрачка, напряженность взгляда.

Джозеф, Пантанг. Ребенок на коленях, привязанный за шею к колышку посреди грязного двора. Тощий, забитый заморыш. Чумазое лицо облеплено мухами. Мальчонка силится улыбнуться дряблым ртом в сторону объектива. У него ошалелый вид, зубы сломаны.

На следующем снимке женщина, объектив наведен на ее глаза. Фото подписано: Бенита, Пантанг. Мать, вне всякого сомнения. Темные радужки, брови прямые, густые, в лице ничего женственного. Оно разрезано надвое тенью кровли из листового железа, левая сторона погружена во мрак, но в ее невидимом зрачке блестит искорка – может, искусственный свет, а может, что-то другое. Контраст между ней, властной, подавляющей, и ее сыном поразителен. Мать и ее дитя, разделенные ужасающей границей.

Фотографии взяты из репортажа о слабоумных, сделанного Микаэлем Флоресом в Гане восемь лет назад. Журналист, который его сопровождает, рассказывает, что там психиатрии не существует. Больные – это обуза, с которой никто не знает, что делать. Их годами держат на привязи в комнатах, во дворах, в садах. Некоторых сдают в больницы. Но в этих примитивных заведениях порой бывает еще хуже.

Иссечение клитора. Побивание камнями. Иран.

Мохаммад, Рашт. Баболла, Рашт.

Два шокирующих снимка. Но не жертв, а палачей.

Шок, потому что в складке губ Мохаммада и Баболлы таится намек на ухмылку. Потому что в свете, пронзающем их сетчатки, отражается какая-то необъяснимая тревога. Быть может, это ощущение, что нечто пагубное витает в воздухе неподалеку.

У Флореса был дар обнаруживать незримое. Наделять запретные чувства даром речи. Не упоминая ни стран, ни дат, не сообщая деталей. Зрителю самому предстояло найти, установить связь, уловить саму субстанцию образа и ощутить наконец ужас мира. Нашего мира.

Камиль подняла голову, ей стало не по себе. Снаружи на горячем асфальте беззаботные люди смеялись, перекусывали. Дети качались на качелях, крутились на турникетах или хрустели льдинками в стаканах с водой.

Молодая женщина задыхалась в своей машине.

Она наткнулась на портрет, который ее буквально пронзил.

Реми, Арль.

Она уже видела это лицо по телевизору, и снимок был настолько сильным, что она сразу же вспомнила и имя: Реми Ломб. Педофил, которого Флорес снял в тюрьме, в комнате для свиданий. Фото было шестилетней давности. Ломб уже умер от рака. Зло, сожранное другим Злом. Превратности судьбы.

Скулы убийцы словно лезвия, кожа кажется натянутой прямо на кости. Но если что-то осталось неизменным, то это взгляд из-за маленьких круглых очочков в черной стальной оправе. В нем можно прочитать всю историю детей, которых Реми Ломб истязал. Сам Микаэль Флорес говорил в своем блоге: «Глаза никогда не лгут».

Этот портрет Реми Ломба не был предназначен для журнального репортажа. Камиль наткнулась на него, набрав «Микаэль Флорес» в Google, среди различных блогов и сайтов, посвященных серийным убийцам. Флорес фотографировал многих извергов, создавая таким образом мрачную коллекцию, с которой можно было ознакомиться на его собственном сайте. Фотографии говорили гораздо больше речей.