Анатолий Домбровский - Чаша цикуты. Сократ

• Название: Чаша цикуты. Сократ
• Автор: Анатолий Домбровский
• Издательство: АРМАДА
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1997
• ISBN: 5-7632-0412-3

Новый роман известного писателя Анатолия Домбровского посвящён древнегреческому философу Сократу (469— 399 гг. до н. э.), чья жизнь заслуживает такого же внимания, как и его философия.

---

Алкивиад с трибуны Пникса произнёс тогда слова, после которых экклесия разразилась громом смеха и аплодисментов. «О, Гермес! — сказал он, обращаясь к божеству. — Клянусь честью воина, что мы приделаем к твоим гермам новые фаллосы, отрубив их у сиракузян!» Это были кощунственные слова, но никто не обратил на это внимания — так развеселил всех Алкивиад.

Но уже в тот же день поползли слухи и появились свидетели, утверждавшие, что гермы изуродовал во время ночной попойки с друзьями сам Алкивиад. Это была заведомая ложь, но афиняне поверили ей. Алкивиада вызвали в суд, в гелиэю. Суд, однако, не состоялся, потому что в защиту Алкивиада выступили его матросы, гоплиты и лучники, заявив, что без Алкивиада они не тронутся в путь. И тогда экклесия приняла решение судить Алкивиада после войны с Сиракузами, если вина его подтвердится.

Он покидал Пирей с тяжёлой душой. Правильнее было бы требовать немедленного суда, чтобы уплыть очищенным. Но таков, кажется, был коварный замысел его врагов: отнять у него славу после победы в Сицилии. Сократ предсказывал худшее: он уверял Алкивиада, что его попытаются убить до окончания войны, чтобы он не смог вернуться в Афины победителем с огромной, преданной ему армией, — ведь тогда даже боги окажутся на его стороне.

Судебное разбирательство — долгое дело. Армия не могла ждать. Экклесия издала приказ выступать. Алкивиад подчинился обстоятельствам и приказу. К тому же он надеялся на скорую победу.

Луна не набрала и двух четвертей своей полноты, как из Италии пришла весть, что афинский флот благополучно достиг вражеского берега, захватил с ходу Регий и начал штурм сицилийской Катаны. Сообщалось также, что во всём первенствует Алкивиад.

Отсутствие в Афинах Алкивиада развязало руки его врагам. Доносы на него посыпались, как из рога изобилия. Более других усердствовал демагог Андрокл, злейший враг Алкивиада, человек бесчестный, крикливый, завсегдатай винных лавок на Агоре, оборванец и парасит, которого так часто изгоняли из знатных домов, где устраивались симпосии[112], что он потерял счёт тумакам. Но один тумак, полученный от Алкивиада, он запомнил на всю жизнь и теперь мстил ему за это. Андрокл собрал вокруг себя рабов и метэков, которые в один голос утверждали, что разрушение герм — дело рук Алкивиада. Один из метэков, некто Деоклид, написал под диктовку Андрокла донос, в котором уверял суд, что лично видел, как Алкивиад разбивал священные гермы. Толпы жадных до слухов людей бродили за Андроклом и Деоклидом по Агоре и обступали их, как только они забредали в какой-нибудь портик, требуя, чтобы они повторили свой рассказ о преступлениях Алкивиада, — каждый хотел услышать страшное обвинение собственными ушами. Толпа замирала от ужаса и ревела от мстительного восторга, едва Андрокл или Деоклид открывал рот. Ведь обвинение грозило Алкивиаду смертной казнью.

В один из тех дней Сократ протиснулся сквозь толпу и стал перед доносчиками.

— Узнаете ли вы меня, Андрокл и Деоклид? — спросил он, обратясь к ним.

Все, кто видел Сократа, узнали его, но были очень удивлены, услышав, что он заговорил не своим голосом, подражая комическому поэту Фриниху, — нараспев и картавя. Многие засмеялись, другие притихли, ожидая, чем Сократ объяснит свою забавную игру.

   — Да, я узнаю тебя, Сократ, — ответил Андрокл. — Ведь тебя в Афинах каждая собака знает.

   — Стало быть, узнаешь? — сказал Сократ всё тем же голосом. — И твой друг Деоклид тоже?

   — Я тоже, — ответил Деоклид, — в Афинах есть только одно такое чучело, как ты.

Толпа ожидала, что Сократ отплатит Андроклу и Деоклиду ещё более хлёстким оскорблением — язык у Сократа был подвешен лучше, чем у Андрокла и Деоклида, — но Сократ добродушно улыбнулся, сел на каменную скамью, отложил свой сучковатый посох, сбросил с ног педилы и спросил уже своим голосом, растирая отёкшие ступни:

   — Как же вы меня узнали? Ведь голосом я подражал Фриниху — это все подтвердят.

   — Да, он подражал поэту Фриниху! — закричали из толпы. — Мы сразу узнали голос Фриниха!

   — Так как же вы меня узнали? — повторил свой вопрос Сократ.

   — У нас есть не только уши, но и глаза, — ответил Андрокл. — Если бы ты запел даже как сирена[113], мы всё равно узнали бы в тебе Сократа. Твою рожу ни с какой другой не спутаешь. Борода у тебя как метла. Нос как тыква, — продолжал он под одобрительный смех собравшихся. — А свой хитон ты не менял, кажется, со времён Перикла. Ведь недаром же говорят, что Фидий ваял с тебя Силена, козлоногого сатира.

   — Ты польстил мне, Андрокл, — сказал Сократ, — кого ваял Фидий, тот обрёл вечность. Но не будем препираться по пустякам. А теперь скажи мне, узнал бы ты меня, если бы я подошёл к тебе в темноте и заговорил голосом Фриниха?

   — Нет, не узнал бы, — ответил Андрокл.

   — А если б я при этом молчал?

   — Тоже не узнал бы.

   — Твои слова правдивы, — похвалил Андрокла Сократ. — А что скажешь ты? — обратился он к Деоклиду. — Ты тоже узнал меня, потому что увидел?

   — Да, тоже.

Толпа недовольно зашумела: разговор становился неинтересным. Она ждала острой стычки между философом и демагогом, а тут началась мирная беседа людей, которые, казалось, во всём согласны друг с другом. Некоторые отделились от толпы, отправившись искать другие развлечения.

   — А теперь скажи мне, что такое ненависть, — продолжил Сократ, когда шум за спиной утих. — Не есть ли это жгучее желание мести, Андрокл?

   — Да, это жгучее желание мести, — согласился Андрокл. Глаза его при этом засверкали гневом: ведь перед ним сидел не просто философ Сократ, а учитель и друг Алкивиада. Надо было показать это собравшимся, и поэтому Андрокл добавил: — Ненависти достоин также тот, кто защищает врага афинян.

   — Я это знаю, — сказал Сократ. — Но ненависть ослепляет, не так ли?

   — Это благородное ослепление, Сократ.

   — Ненависть неразборчива в средствах, Андрокл.

   — Как неразборчивы в своём коварстве враги, Сократ.

   — Ненависть может увидеть врага там, где его не было, и не увидеть там, где он был. Ненависть видит то, что помогает мести, и не видит того, что ей мешает.

   — Боги прощают это.

   — Боги прощают многое, но не прощают ложь, Андрокл. Стал бы ты клясться богам, что узнал меня, если бы я подошёл к тебе молча в полной темноте? Ты уже ответил на этот вопрос, но теперь ты можешь отказаться от прежнего ответа, если тебе наплевать на истину и на богов. Или ты лгал, говоря, что не смог бы узнать меня в темноте?

   — Я от прежнего ответа не отказываюсь, — ответил Андрокл.

   — А ты, Деоклид? — спросил Сократ.

   — Я тоже.

   — Ты так же правдив, как и твой друг Андрокл. Это делает тебе честь, — похвалил Деоклида Сократ. — А теперь, правдивый человек, повтори те слова, которые произносил Алкивиад, сокрушая гермы, — попросил он.

   — Никаких слов Алкивиада я не слышал, — сказал Деоклид.

   — Стало быть, ты узнал его не по голосу, Деоклид?

   — Я видел его, как вижу сейчас тебя, — сказал Деоклид. — Да, я видел его! — повторил он громко, чтоб слышали все. — Я видел, как он разбивал гермы, как он наносил удары мечом! Я видел его лицо. Он был пьян и улыбался! Он волочил за собой свой пурпурный гиматий!

   — Это чудесный ответ, Деоклид, — так же громко произнёс Сократ. — Он предполагает в тебе такое мужество, о котором никто из нас и не помышляет.

Толпа загудела от недоумения: Деоклид обвинял Алкивиада в смертном преступлении, а Сократ, учитель и друг Алкивиада, приветствовал его.

   — А теперь, оставаясь столь же правдивым, Деоклид, скажи мне: как могло случиться, что Алкивиад и его друзья, замыслив заведомо преступное дело и выбрав для его исполнения ночь, вышли на улицу с факелами?

   — Кто сказал тебе про факелы?! — возмутился Деоклид. — Ни о каких факелах я не говорил! Они были без факелов!

   — Прости, Деоклид, — засмеялся Сократ и встал. — Конечно, без факелов. Ведь при свете факелов пурпурный гиматий Алкивиада показался бы тебе чёрным. Впрочем, оставим гиматий. Ты разглядел лицо Алкивиада. Он улыбался при лупе! Ты так написал, Деоклид?

   — Да, я разглядел его при луне. Луна была яркая, и я всё видел! И пурпурный цвет гиматия!

   — Благодарю тебя, Деоклид. И тебя, Андрокл. Теперь я знаю истину, — сказал Сократ, поднимая с земли свой посох и надевая педилы. — Беседа с вами на многое открыла мне глаза. О большей услуге я не смел и мечтать.

Толпа расступилась. Сократ не оглядываясь, направился к зданию суда, гелиэе. Там он обратился в коллегию, которая занималась рассмотрением доноса Деоклида на Алкивиада.

   — В ночь осквернения герм, — сказал он Симмию, в чьих руках находился донос Деоклида, — не было луны.

Сократ возвратился домой и объявил свой жене Ксантиппе, что сегодня он одержал победу, которая стоит гекатомбы, жертвоприношения в сто быков, но поскольку у них нет и одного быка, то он согласен съесть перепёлку.