Жорж Блон - Великие тайны океанов. Средиземное море. Полярные моря. Флибустьерское море

• Название: Великие тайны океанов. Средиземное море. Полярные моря. Флибустьерское море
• Автор: Жорж Блон
• Жанр: Морские приключения
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-389-12370-0

Французский писатель Жорж Блон (1906–1989) – автор популярнейшей серии книг о морских путешествиях и открытиях «Великие тайны океанов» («Великий час океанов»). Новое, переработанное издание на русском языке выпускается в двух томах и снабжено обширным справочным материалом, включающим карты, словари имен, морских терминов и названий судов и летательных аппаратов. Во вторую книгу вошли рассказы о трех исключительно своеобразных акваториях Мирового океана. Это Средиземное море, полярные моря и Карибское, или Флибустьерское, море. По своему положению Средиземноморье, колыбель многих древних цивилизаций, было в известном смысле «центром мира» и не раз становилось ареной упорного противоборства, исход которого заметно влиял на судьбы всего человечества. История освоения Северного Ледовитого океана и морей, омывающих Антарктиду, тесно связана с поисками новых морских путей и отважными попытками добраться до Северного и Южного полюсов Земли, начиная с безымянных первопроходцев до легендарных научных экспедиций XX века. И наконец, в книге представлен подробный и невероятно увлекательный рассказ о трех столетиях пиратского промысла в Карибском бассейне – так называемом Флибустьерском море.

---

Цены за проживание в отеле казались до смешного низкими американским миллионерам с мошной, набитой долларами. Один из соотечественников Герни купил под Ниццей виллу, больше похожую на замок, – некую смесь архитектурных стилей Средних веков и Ренессанса. Своих слуг он вызывал, стреляя из револьвера. Однажды он заявил: «Я люблю лунный свет и хочу любоваться им каждый вечер».

Электрики и инженеры немало потрудились, чтобы установить искусственную луну, которая вращалась вокруг замка. Он нанял сорок статистов, которые низко кланялись ему, когда он выходил из дома. Если миллионер отправлялся в ресторан, две дюжины статистов заранее занимали соседние столики и отвешивали ему столь же низкий поклон, когда он появлялся в зале.

К счастью, репутация Лазурного Берега создавалась не только богатыми англичанами, сливками европейского общества и консервными королями. С 1886 года в прибрежных водах на борту своей яхты «Бель-ами» («Милый друг») появился Ги де Мопассан. Яхта часто останавливалась в Каннах. Преуспевающий и богатый писатель продолжал создавать по две книги в год, несмотря на ужасные головные боли. Он жил в Шале-де-л’Изер на авеню Грасс в Каннах.

Позже побережье стал посещать Жан Лоррен (настоящее имя Поль Дюваль) – талантливый поэт, сказочник, романист, журналист, редактор отдела сплетен в «Журнале», декадент и эстет. А Кап-Мартен облюбовал юный, но уже признанный талант Жан Кокто.

Лазурный Берег стал основной темой в творчестве многих художников. В Эксе жил Сезанн, изредка наезжавший в Эстак. В Агэ рисовал Гийомен. В Жуан-ле-Пене недолго жил Клод Моне. В 1892 году в Сен-Тропе прибыл Поль Синьяк. Немалый подвиг, поскольку путешествие представляло большие трудности: в Тулоне пересадка с линии Париж – Лион – Средиземное море на узкоколейку Южно-Французской железной дороги до Ла-Фу, откуда в Сен-Тропе можно было добраться на небольшом суденышке.

В Сен-Тропе Поль Синьяк купил виллу «Ла Юн», а потом еще и домик поменьше «Ле Сигаль». В 1908 году в дверь виллы позвонили три молодых художника – Андре Дюнуайе де Сегонзак, Жан-Луи Буссиньоль и Люк-Альбер Моро. Синьяк поселил их в «Ле Сигаль». Художники посещали в Сен-Тропе старенькое кафе «Фредерик», с диванчиками, обитыми потертым бархатом, и столиками из белого мрамора. Возникла так называемая средиземноморская художественная школа, к которой позже присоединились Матисс, Боннар, Марке, Камуан, Лебаск, Манген.

В 1906 году шестидесятилетний Огюст Ренуар купил в О-де-Кань усадьбу «Колетт» с оливковой рощей и построил себе простой домик, окруженный розовыми кустами. Мэтр поселился там с женой и тремя сыновьями, а также со своими моделями, чьи лица и тела он увековечил гениальной кистью: крепкой крестьянкой Большой Луизой и няней Габриэль. Самая юная из трех его натурщиц, Деде, приезжала из Ниццы на трамвае. В «Колетт» бывали Клод Моне, Одилон Редон, Дерен, Модильяни, Роден, Майоль и торговец картинами Дюран-Рюэль, первым поверивший в талант Ренуара.

Художники, жившие на Лазурном Берегу, в летнее время были здесь почти единственными «чужаками». Отели в это время пустели, виллы казались мрачными и унылыми, владельцы магазинов оспаривали друг у друга скудную клиентуру – сторожей безлюдных имений. Закрывались театры и казино.

Сигналом к началу курортного сезона было обычно открытие знаменитого казино в Монте-Карло. В 1891 году принц Альбер I отделил театр от казино. На премьеры опер Вагнера, Гуно, Пуччини, Массне, Сен-Санса попадали лишь знаменитости. В этой золоченой клетке, наверное самом удачном архитектурном творении Гарнье, спектакли ставили с невероятной роскошью, ведущие певцы получали громадные гонорары – две тысячи франков за вечер платили Патти, Шаляпину, Саре Бернар. Такие расходы стали возможны благодаря игорному дому, прибыли от которого кормили все княжество.

5 марта 1899 года в два часа двадцать минут ночи жители коммун, расположенных по соседству с пороховым заводом Лагубран (в четырех километрах от центра Тулона), проснулись от ужасающего грохота. Стены домов дрожали, как при землетрясении. Громовые раскаты и воздушная волна докатились до Ниццы. От порохового завода осталась лишь воронка диаметром сорок метров и глубиной пятнадцать метров в центре. Рабочих на заводе не оказалось. От взрыва погибли жители ближайших домов – семьдесят человек.

Несколько дней о лагубранском взрыве говорил весь Берег, затем жизнь вернулась в привычное русло летней летаргии, отдыха после зимы. Военная гроза была еще далеко. 12 марта 1907 года несколько взрывов потрясли броненосец «Йена», стоявший на ремонте в доке тулонского арсенала. На рейд обрушился дождь шрапнели, громадные куски обшивки разлетелись на расстояние до пяти километров. Первый взрыв произошел в час пополудни; в пять часов стодвадцатиметровый броненосец, громада из раскаленной стали, продолжал гореть. Пожарные и жандармы едва сдерживали сбежавших зевак: «Не подходите! Могут взорваться еще несколько пороховых погребов!»

С пожаром удалось справиться лишь после того, как другой броненосец, «Патри», пушечным залпом выбил ворота сухого дока. Сто восемнадцать погибших, тринадцать пропавших без вести. На похороны прибыл президент Французской республики.

С мая 1896 года на борту военных судов произошло по крайней мере пять взрывов, не считая множества смертельных случаев во время стрельб. На суше, кроме катастрофы на заводе Лагубран, взрывы со смертельными исходами и увечьями имели место еще на шестнадцати пороховых заводах. В то время во Франции производился и использовался бездымный, белый порох. Он резко повысил эффективность стрельбы и вытеснил черный порох. Но если его хранили без соблюдения строжайших предосторожностей, он разлагался и происходило самовозгорание. После катастрофы с «Йеной» несколько комиссий пришли к выводу, что белый порох сам по себе не является причиной взрывов. Эксперты пороховой службы заявили, что взрыв произошел из-за небрежного, без соблюдения предписанных мер предосторожности хранения пороха на борту броненосца.

25 сентября 1911 года в пять тридцать утра произошло самовозгорание в пороховых погребах броненосца «Либерте», стоявшего на якоре на тулонском рейде. Команда заняла свои места согласно пожарному расписанию, хотя огонь уже распространился по нижним палубам, батареям и верхней палубе. Матросы, которые бросились было в море, по приказу офицеров вернулись обратно. Началась борьба с пожаром. В пять пятьдесят три из носовой части броненосца вырвался огненный фонтан. Взрыв был невероятной силы. Броневая обшивка обрушилась на другие броненосцы, причиняя громадные разрушения на расстоянии до восьмисот метров. Дым скрыл все вокруг в радиусе до шестисот метров. Мелкие суда вокруг броненосца смело, словно пыль. Когда дым рассеялся, глазам открылся огромный бесформенный остов из черного дымящегося железа.

Двести восемьдесят убитых, сто тридцать шесть тяжелораненых. Президент Фальер, который в свое время следовал за гробами жертв с «Йены», прибыл в Тулон, чтобы присутствовать на новой траурной церемонии. Напряжение было таково, что чей-то крик: «Бомба! Спасайся кто может!» – вызвал панику. Траурное шествие оказалось нарушенным, нескольких человек затоптали насмерть.

В газетах вначале появились те же комментарии, что и после взрыва «Йены» и Лагубрана. Эксперты пороховой службы отрицали любую возможность самопроизвольного взрыва. По их мнению, причины драмы крылись в небрежном хранении пороха и несоблюдении необходимых мер предосторожности. Боевые качества белого пороха придали ему в глазах ответственных чиновников некий оттенок божественной неприкосновенности. Заявить, что он опасен, – это отдавало святотатством.

В конце концов специальной комиссии поручили составить доклад для Национального собрания. В нее вошли главный инженер морской артиллерии и шесть офицеров флота, в том числе капитан первого ранга Шверер, выдающийся артиллерист, которого полностью поддерживал министр военно-морских сил Делькассе. Доклад Шверера, представленный в марте 1912 года, содержал обвинения против пороховой службы, чья беспечность и недобросовестность были наконец разоблачены. Но потребовалось еще два года, чтобы заменить на борту военных судов порох взрывчатым веществом, которое, прежде всего, не убивало тех, кто им пользовался.

В начале августа 1914 года Лазурный Берег изнывал от чудовищной жары. Вдруг над сожженными солнцем полями разнесся звук набата, а в Тулоне ухнула пушка арсенала; затем раздался второй залп, потом третий… Залпы извещали не об очередном взрыве. Началась мировая война, но никто не хотел этому верить… На следующий день тулонцы вышли полюбоваться на парад военных кораблей. Это было незабываемое зрелище. Поезда, испещренные надписями мелом «На Берлин!», «Поезд удовольствий на Берлин!», отходили от вокзалов крупных южных городов. Англичане – но не все, ибо в их стране не существовало всеобщей воинской повинности, – тоже садились в поезда, идущие на север. В конце концов жизнь вернулась в обычное русло, если не считать плохих вестей, траура, отсутствия многих мужчин. Фронт казался далеким.