Маргарита Хемлин - Про Иону (сборник)

• Название: Про Иону (сборник)
• Автор: Маргарита Хемлин
• Жанр: Русское современное
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-17-077586-6

Прозу Маргариты Хемлин, автора романов «Дознаватель», «Клоцвог» и «Крайний», называют приключениями в недрах советской эпохи. Она мастер головокружительных сюжетных пересечений и мистификаций, вплетенных в предельно точную историческую канву. Место действия ее рассказов, повестей и романов – Украина, Россия, Израиль. Время – ХХ век.

В книгу вошли циклы повестей «Живая очередь» и рассказов «Прощание еврейки» (шорт-лист премии «БОЛЬШАЯ КНИГА»), а также роман «Клоцвог» (шорт-лист премии «РУССКИЙ БУКЕР»).

---

Сделал замечание в мою сторону:

– Что ж ты, Фимка, не удержал такую кралю?!

А Фима с улыбкой ответил:

– Она сама. Я ж ее на веревочку не посажу, сам понимаешь.

Замечание, конечно, бестактное. А смолчать, видно, не сумел ни один, ни второй.

Тут Фима, чтобы сгладить положение, спросил:

– Ты, Федя, Леньку Яшковца помнишь? Художник в кино Чапаева.

– А как же. Бедный. Допился.

– Что такое? – встрепенулся Фима.

– Так он же ж сгорел подчистую. Прямо в своей хибаре. Это ж соседний участок. Мне хлопцы рассказывали. Крутовского Сашку знаешь? Он и рассказал. На место выезжал. Поворошил угли, составил протокол и закрыл дело.

– Какое дело?

– Ясно. Пьяный пожар.

Фима дернул головой.

– И кости нашли? Ну, скелет?

– Там столько барахла – и железо, и камни, и рога – Ленька ж любил, фигурки резал. Никто особо не разбирался. Отдельного скелета вроде не было. Ты ж понимаешь, огонь не разбирает. В общем, признаный сгоревшим. Нихто за ним нэ журывся. Нэма и нэма. И ты нэ журыся. У тебя своя жизнь на начальной точке, можно сказать.

Фима смотрел на Тарасенко с пониманием, но без смысла.

Начальник заверил, что документы без задержки отправят по почте в Остер, через пару-тройку дней будут на месте, и можно прописываться.

Мы шли по улице прогулочным шагом. Я думала, как проявить свою реакцию насчет Яшковца.

Но Фима опередил:

– Видишь, Майечка. Ты ошиблась. Не уехал Леня. Сгорел. Хотя как рассудить. Может, именно уехал. Отбыл по месту постоянной прописки. И никто его уже с того места не стронет. Ни милиция, ни бабы, ни дружки приблудные. Никто.

И так спокойно констатировал, что меня мороз пробрал по нервам.

Фима в мою сторону даже не смотрел. Я сухо ответила, что у меня другие сведения. И я их уже излагала. А милиция смотрит на внешнюю сторону. Может и ошибиться.

Фима пробурчал:

– Помолчи, помолчи. Я так и знал. Так и знал.

У меня был план.

Когда дело с выпиской закончится, не оставлять Фиму до его отъезда. Проводить до речпорта. Я и предложила. Он отказался и сказал, что собирается к Лазарю.

Мне это не понравилось, особенно в свете нового сообщения про Яшковца. Но делать нечего. Я только предложила пойти с ним.

Фима согласился как ни в чем не бывало. Будто встряхнулся.

– Точно. Хватит дуться. Надо примиряться. Ты сколько Лазаря не видела?

– Я не подсчитываю.

– Тем более надо идти. По-семейному.

Выходило по всему, что времени до возвращения Лазаря с работы еще много. Фима захотел что-нибудь купить Мишеньке из игрушек. Зашли в магазин, и удачно – Фима купил интересную железную дорогу, сборную, с пятью красными вагончиками, которые должны, если правильно сложить рельсы, ездить по кругу. Фима попросил взять с собой к Лазарю и Мишеньку, для чего забрать его пораньше из садика.

Вернулись к нам домой, чтобы в пять часов выйти за Мишенькой по направлению Лазаря и Хаси.

Мишенька сильно обрадовался нашему приходу и шел за руку с Фимой. Миша рассказывал, как дела в садике, и прочитал новый стишок.

Фима его похвалил и попросил несколько раз повторить на бис. Когда Миша рассказывал в третий раз, забыл последнюю строчку, и Фима ему подсказал.

Из кондитерского магазина на углу, совсем недалеко от дома Лазаря, высовывался хвост очереди. Фима спросил у крайней женщины, что продают, она ответила, что торт «Киевский». Тогда он только-только появился и сразу стал знаменитостью и страшным дефицитом. Я сказала Фиме, что надо во что бы то ни стало купить, чтобы порадовать Лазаря и Хасю.

Мы простояли минут сорок и купили два, по одному в руки.

Было уже около семи часов вечера. Тепло, как будто летом.

Вдруг Фима говорит:

– Не хочется в помещение. Лазарь с Хасей никуда не денутся. А придем попозже, так еще лучше. Точно застанем дома. Давайте посидим в скверике. Полюбуемся вокруг.

Честно признаться, мне вообще не хотелось к Лазарю со всеми его разговорами, которые я знаю наизусть с детства. Не имея в виду даже Хасю.

Присели на скамейку. Ну, каштаны, зеленая трава. Дети бегают, мамаши с колясками.

Мишенька сел и сидит.

Я ему посоветовала:

– Пойди недалеко к мальчикам своего возраста, познакомься, поиграй.

Он отказался. А Фима внезапно разорвал бечевку на торте, вынул складной ножик из кармана брюк и начал прямо на скамейке резать торт большими порциями.

– Мишка, давай торт съедим. Не стесняйся. Приступай.

И сам первый схватил кусок. Запихивает его в рот, практически без жевания. Мишенька на него смотрит и отщипывает крошечки пальчиками.

Надо сказать, что торт довольно ломкого состава. Там же орехи, цукаты и основа хрупкая – вроде безе, но не безе. Фима весь в крошках, лицо замазано в креме. На нас стали обращать неприятное внимание. А Фима хоть что. Следующий кусок даже не ест, а жрет, как свинья. Тут уже дело не в культуре поведения, а я не знаю в чем.

Мишеньке не по себе, он не привык. Я его приучила к аккуратности. Он положил кусок обратно в коробку и смотрит под ножки, на землю.

Я сделала замечание Фиме:

– Веди себя как человек. У тебя терпения нет, чтобы кушать. Люди смотрят. Ты вызываешь поведением отвращение. И ножом размахиваешь, как пьяный хулиган.

И тут я осознаю, что Фима меня не слышит. Запихивает и запихивает в себя торт. А торт не лезет. Рассыпается по рубашке, по пиджаку, по брюкам, по скамейке. На земле горка. Белая-белая. Похоже на цветок каштана.

Мишенька крепился-крепился – и заплакал.

Я его схватила, закрыла руками ему лицо и прижала к себе.

– В последний раз тебе ставлю условие, Фима. Будь человеком. Устроил цирк. Чего ты добиваешься?

Фима отвечает крайне неразборчиво, потому что рот забит тортом:

– Идите домой. Вторую коробку заберите. Эту я один доем и в Остер поеду.

И тут я понимаю, что он окончательно сумасшедший. Не знаю, как до меня дошло.

Чтобы его не нервировать, забрала второй торт и быстро-быстро с перебежками пошла с Мишей. Оглянулась один раз: Фима подчищает пустое днище, когтями скребет, как собака. А на него уже никто и не смотрит. Разбежались.

В каком состоянии мы с Мишенькой добрались домой, не помню. Он с опаской поглядывал на коробку с тортом и сжимал мою руку – сильно-сильно.

Было еще не поздно. Мирослав находился у мамы после работы.

Мишенька попросился к нам в кровать, чего раньше не случалось. Хныкал и жаловался, что ему страшно. А ведь большой мальчик.

Я лежала с ним рядом и понимала, что эту новую беду мне надо нести самостоятельно. Мирослава подключать нельзя. Он решит, что у Мишеньки плохая наследственность, и в конце концов тень ляжет на ни в чем не повинного мальчика.

Мирослав пришел совсем ночью. Увидел, что Мишенька на нашей кровати, и обрадовался. Я ни словом не проговорилась об ужасном проявлении Фимы. Сказала, что документы оформили и что Суркис уплыл в Остер.

Когда Мирослав ужинал, заметил на подоконнике коробку с тортом. Удивился, где удалось купить. Я сказала, что повезло случайно. Специально для его мамы. Достался только один.

Мирослав спросил:

– А как же Мишенька? Ему обязательно надо покушать торт. Давай разделим на две части. Одну, в коробке, – маме, одну – Мишеньке.

Утром я так и сделала. Мирослав взял полторта с собой на работу, чтобы после занести Ольге Николаевне. Вторую половину после ухода Мирослава я искрошила в уборную, пока Мишенька спал.

Меня мучило воспоминание о прошедшем дне. В голове появилась мысль, что Фиминого чемоданчика в скверике на скамейке не было. Он его где-то оставил. Посмотрела дома – нету. Значит, или в магазине, где покупал железную дорогу, или в милиции. Но какая разница? А разница в том, находился паспорт или лично с ним, или в чемоданчике. Если с ним, есть надежда, что Фима доведет дело с пропиской до конца. А если нет, жди его с визитом и снова возись. А облигации я как не собиралась от него принимать в качестве отступного, так на них и наплевала. Даже за подписью государства. Хоть это, конечно, не по-хозяйски.

Я решила ничего не предпринимать, так как что я могла сделать.

Вечером Мирослав собрал железную дорогу, и, несмотря на позднее время, они с Мишенькой долго играли. Красные вагончики ездили по окружности, и мне казалось, что конца не будет. Аж голова закрутилась.

Мишенька смеялся, Мирослав смеялся и громко кричал:

– Ту-ту-у-у!

Мишенька повторял за ним и тянул ручки вверх.

Да, дети быстро переключаются. У них мало внимания, и они направляют его на что-то одно. Я же не могла переключиться с Фимы ни на что.

И точно. Через два дня пришла телеграмма от мамы. Днем, когда Мирослав был на работе, а Мишенька в садике. «Почему задерживается Фима волнуемся».

Я ответила также телеграммой: «Не волнуйтесь задержали бумаги».

Сама же пошла в милицию к Тарасенко. Описала ему ситуацию и попросила принять участие. Он сначала посмеялся, мол, и погулять нельзя свободному мужчине. Но потом я ему выговорила, что тут не до смеха, так как характер у Фимы неуравновешенный и для его же пользы надо принять срочные меры. Упомянула и про чемоданчик, и про паспорт – то ли в чемоданчике, то ли при самом Фиме. Причем без прописки.