Ольга Елисеева - Российская империя 2.0 (сборник)

• Название: Российская империя 2.0 (сборник)
• Автор: Ольга Елисеева
• Издательство: Литагент1 редакция0058d61b-69a7-11e4-a35a-002590591ed2
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-699-90911-7

В России середины XXI века восстановлена монархия, но не путем какого-то революционного переворота, а через постепенное развитие политической системы и волеизъявления народа на Земском соборе. Империя представляет собой оплот традиционных ценностей, русской культуры и веры.

Вместе с тем Российская империя 2.0 – место ускоренного развития науки и техники, в которые вкладывает большие средства государство. У державы – мощная собственная промышленность, развитые информационные технологии, обновленные наукограды, подводные города на шельфе русской Арктики, колонии на Марсе. Мощные вооруженные силы берегут Российскую империю от вторжения извне. А такое вторжение неизбежно…

Олег Дивов, Роман Злотников, Эдуард Геворкян, Далия Трускиновская и другие лучшие писатели-фантасты России создали образ лучшего будущего для нашей страны, мир, в котором хотелось бы жить…

---

– В общем… зачем тебя понадобилась вся эта амуниция?

– Бог создал нас с тобой разными, отец.

– Разными… как что?

И тут я, наконец, отыскал нужные слова:

– Как мужчина и женщина, смычок и скрипка, растения и животные. Одно без другого не бывает. Не может полноценно жить.

В его глазах я прочитал честное непонимание. Что ж, значит, потребуется больше нужных слов.

– Ты… Кто ты? Ты сидишь, лежишь, стоишь. Ты – человек, предпочитающий не сходить с места. Ты – статик. Не в хорошем смысле слова и не в плохом. Просто статик. Такое свойство. Глаза могут быть карими, зелеными, серыми… А люди могут быть статиками и не-статиками. Я не могу, как ты. Мне нужно идти, бежать, добиваться чего-нибудь, соперничать, драться, в конце концов. Я должен двигаться. Я иначе не могу. Иначе разорвусь; во мне слишком много энергии, хоть ведрами черпай.

– Послушай, но ведь здесь, в Москве…

– Ничего здесь нет для меня, отец! Ничегошеньки. Империя не воюет уже много десятилетий. Мы слишком сильны и слишком добры для этого. Только мелкие конфликты и только на границах, да и там на нашу долю осталось всего ничего.

Старик сухо рассмеялся, и мне это крепко не понравилось. Он не понял. Он даже не попытался меня понять!

– Торопишься? Боишься не поспеть к шапочному разбору?

Прозвучало мягче, чем я думал. Намного мягче.

– Может, и боюсь, отец…

– Очень хочется свалить кое-что на твой возраст. Но я попробую побыть умным. Допустим, не ошибся. Есть такая возможность, отличная от нуля, хотя и довольно жиденькая. Допустим. Но если вдруг ты почувствуешь: папаша-то был прав… не сегодня и не завтра… когда-нибудь… вероятно, не скоро… как поступишь?

Мне надоел этот разговор. Смысла в нем ровно настолько, насколько я люблю старика и готов терпеть его занудство.

– Вряд ли.

– А если все же…

– Ты хочешь увидеть шахматную партию от первого хода и до последнего, так и не сев за доску.

Он усмехнулся. Я поймал его на самой выдающейся слабости: желании предвидеть все последствия и побочные эффекты каждого шага. Терпеть не могу. Если б я думал, как он, то, наверное, забыл бы, как дышать, и умер.

– Уел. Но одного все-таки не пойму: ты хочешь двигаться, так?

– Так.

– Отчего ж твое движение не может быть внутренним? Без суеты, вглубь. По-моему, ты не лишен способностей…

– Внутренним? Карьера йога меня не прельщает.

– Я покажу тебе! Пойдем. Одевайся. Я покажу тебе одного… человека.

Иногда старика охватывает энтузиазм в тяжелой форме. Такое нельзя преодолеть, такое можно только пережить. Как локальное стихийное бедствие. И я покорился. Я твердо обещал себе: пока мы с отцом еще вместе, не стану портить ему настроение. Потерпеть-то осталось самую ерунду, недельку. Да и труд невелик.

Мы вышли из дому.

– Когда ты последний раз был в церкви?

– В прошлую субботу.

– Значит, просто… заглянем.

Я не понял его. Недалеко от нашего дома – красавец Андреево-Рублевский храм в Раменках. Относительно новый, 30-х годов XXI века. Его построили на месте деревянного, который «временно» заменял каменный на протяжении сорока лет. «Наследник» мне с детства нравился, в середине XXI вообще строили с затеями, пытались возродить каменное узорочье… Но я эту церковь знаю вдоль и поперек. Наизусть, как считалочку. Какого лешего понадобилось отцу… впрочем, он идет не туда.

– Пройдемся. Тут идти всего минут двадцать, сущие пустяки.

– Ладно.

Мы скачем резвой рысью, на степенную прогулку это похоже не больше, чем полная бутылка похожа на пустую. Старик молчит, и я молчу. Когда с ним случается припадок энтузиазма, светлая идея сыплет искрами из глаз, а походка напоминает мерный ход бронепоезда, лучше с вопросами не приставать. В лучшем случае, не ответит.

Мы всегда жили на западе Москвы. Когда-то эти места называли Мичуринским проспектом, теперь – Тихоновским бульваром. В 70-х и 80-х Москву разгрузили от всего промышленного, тяжкого, серого, металлоидного. Вытащили все, без чего раньше не могли обойтись. Снесли Сити. Зачистили пролетарские окраины, нещадно убирая заводы, автопарки, электростанции. Подняли транспортную паутину на высоту двухсот метров, превратив «дно» города в единую пешеходную зону. Так что шагали мы с отцом по родной Тихоновке мимо цветочных куртин, минуя барьерчики сирени, оставляя позади ароматные островки жасмина; параллельно цепочке наших шагов почетным караулом тянулась линия высоких лип. Университетский городок, раскинувшийся от набережной до улицы Раменки, отгородился от нас ажурной садовой решеткой. Из-за нее на парочку торопыг кокетливо поглядывали молодые яблоньки.

Весь район утопал в садах и парках. Сколько помню себя, наши места всегда казались мне самыми уютными на свете…

Мы пересекли Мосфильмовскую и вышли к воротам большой старинной церкви – Троицы в Голенищеве. Мимо белой колокольни проплывали облака, иконы следили за нами из нишек в стенах, стояла необыкновенная тишь. Шум города, кажется, бежал от церковных стен, и только кузнечики вовсю наяривали концерт по заявкам любимых кузнечих да вороны лениво переругивались на маленьком кладбище. Вечерняя служба давно закончилась, церковь была заперта.

– Сделай, пожалуйста, вид, будто читаешь расписание служб.

– Сделал. Жду дальнейших инструкций, мон женераль.

– Прекрасно. Осторожненько погляди налево… нет, не надо поворачиваться. Видишь холмик? С черемуховыми кустами?

– Да… ой.

Под кустом лежал дядька центнерного вида, краснолицый и, насколько я мог разглядеть издалека, лысоватый. В первый момент мне захотелось пошутить, мол, что не мертвый – вижу, но чем докажешь, что еще и не пьяный… Однако шутка не решилась покинуть мою глотку. Шутка застряла капитально. Дядька чем-то меня смущал, и смущал крепко. В последнее время армейский образ жизни истребил во мне эту способность, как я думал, под корень, но вот, видишь ли, осталась внутри какая-то трепетная зверушка…

Человек, облюбовавший холмик, смотрел в небо и улыбался. Его глаза следили за томительно-неспешным ходом облаков. Небо, чуть подпорченное блистающими трубами высотных эстакад, – какую диковину подчеремуховый житель пытался разглядеть в нем? Или просто любовался?

– Выкладывай смысл притчи, отец.

Мне не пришло на ум ничего лучше этой фразы. Наверное, стоило бы выразиться повежливее, но меня слегка задевала отцовская манера беспробудно учительствовать.

– Он бывает здесь каждый день. Задерживается на час-другой после службы.

– Ну и что?

– Ты не понял. Каждый день – это значит и в январе, и в марте, когда грязи по колено… Иногда садится на лавочку, но чаще кладет на землю или на снег подстилку, ну а потом все то же, что ты сейчас наблюдаешь.

Я не сдержался:

– Часом не в святые метит?

Старик довольно заулыбался.

– Все-таки очень ты на меня похож…

– Ндэ?

– Год назад я задал местному пономарю буква в букву тот же вопрос. Оказалось, обычный прихожанин. Ничего о нем толком не знают. То ли врач, то ли большой начальник, то ли водитель грузовой амфибии. Лежит человек и лежит, никого не трогает. Соответственно, и его никто не тревожит.

– Подражатели, надо думать, уже сыскались.

– Совершенно верно. Хотя по-настоящему упорных последователей пока нет. Осенний дождик может быть очень приятным и даже эстетичным, но это если воспринимать его на расстоянии… О чем мы с тобой говорим?

Сейчас скажет: «О сущей ерунде. Обрати-ка внимание на другое…»

– О сущей ерунде, отец. Как обычно в таких случаях.

Он замялся, но только на секунду. Как видно, старик мысленно вычеркнул предисловие. Отец знал: я беспощаден к его стилю, но не к сути того, что он говорит.

– Тебя интересовало внутреннее движение. И ты его видишь.

Я лишь пожал плечами в ответ.

– Конечно, никакого внешнего блеска. Ничего особенного, никакой героики, я понимаю! Но самые важные вещи на свете – спасение души, любовь, красота нашего мира, стремление к совершенству… ты без труда продолжишь этот ряд. Некоторые люди осознают самое главное очень хорошо и… конечно, они могут выглядеть…

Старик запнулся от волнения. Я слушал его внимательно. Наконец, он подобрал слова:

– Маршруты их душ никому не известны. Однако, полагаю, если бы удалось вычертить их на карте, такая карта была стократ нужнее, чем какие-нибудь сине-красные квадратики под Полтавой. Айне колонне марширт…

– Папа! – Он вздрогнул: я очень редко называл его папой… – Все очень просто, проще некуда. Если ты хочешь, чтобы этот дяденька мог и дальше благополучно полеживать под кустом, кому-то надо стоять на границах Империи. Например, мне. Одного без другого не бывает…

Он безнадежно потер лоб.

– Ты ведь уже не вернешься?

Я вложил в ответ весь стратегический резерв милосердия:

– Не знаю.

…Сманов – да, тот сделал все как надо, лишнего слова не проронив. Оказывается, о нем я говорил тогда отцу, а не о себе. Майор имел шанс спасти одну жизнь, и спас, хотя бы и свою отдав взамен.