Петра Дурст-Беннинг - Дочь стеклодува

• Название: Дочь стеклодува
• Автор: Петра Дурст-Беннинг
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2016
• ISBN: 978-617-12-0831-5, 978-5-9910-3584-2, 978-617-12-1177-3, 978-617-12-1180-3, 978-617-12-1181-0, 978-617-12-1178-0, 978-617-12-1179-7

XIX век. Лауша – маленькая деревушка в Германии, где живут стеклодувы. По древней традиции, мужчины выдувают стекло, а женщины отвечают за его украшение. После смерти старого Штайнманна три его юные дочери – Иоганна, Рут и Мари – остались совершенно без средств к существованию. Однако младшая сестра Мари решает пренебречь правилом и стать настоящим стеклодувом. Втайне от всех она начинает изготавливать самые красивые рождественские украшения, которым позавидовал бы любой мужчина в Лауше!

---

И вот былая тревога вновь охватила его. Без устали бегая из одного угла комнаты в другой, он снова и снова спрашивал себя, что означает для него это письмо. Что может означать. Неужели есть шанс что-то вернуть?

Он кусал свои губы, пока снова не пошла кровь.

Как он старался забыть прошлое! Первые несколько лет у него это очень даже получалось. Он радовался, что вышел целым из этой передряги, поэтому покинуть Б. со всеми его соблазнами оказалось очень легко. Конечно, он с самого начала знал, что Тюрингия не предоставит достойных возможностей такому человеку, как он. Но даже это тогда ему нравилось. Он хотел порвать со всем и по своему почину не искал контактов со… старыми знакомыми.

Мужчина давно уже наизусть выучил содержание письма – десять строк на пахучей бумаге, без обращения, даже без полной подписи. После формального вопроса о состоянии здоровья они сразу же перешли к делу: у них есть планы, лучше всех предыдущих, и им нужен кредитор. И не интересует ли его – Фридгельма Штробеля – возобновление некогда столь полезных связей?

Никто много лет не пытался выяснить, куда он так поспешно скрылся. После отъезда из Б. он просто перестал их интересовать. И только теперь, когда им что-то понадобилось от него, о нем вдруг вспомнили. Губы его скривились в насмешливой улыбке. Как это на них похоже!

Некоторые лица вспоминались с трудом. С тех пор прошло слишком много времени, но ему хватило тщеславия, чтобы показать своей семье с ее мещанским представлением о морали, что он способен на большее, нежели… Торговец все еще вздрагивал, стоило ему вспомнить все оскорбления, которыми его тогда осыпали. И действительно: за те десять лет, на протяжении которых он был скупщиком в Зоннеберге, он заработал больше денег, чем его отец за всю свою долгую и честную жизнь. Но кого это интересует? Для семьи он перестал существовать, никто не спрашивал о нем – а значит, никто не знал, каким он оказался успешным дельцом. Так что ему дали все эти деньги?

Он стал лавочником. Связанным по рукам и ногам.

Мужчина окинул взглядом стены, которые словно грозили обрушиться на него. Пленник деревянных игрушек, стеклянных изделий и другой никому не нужной мишуры. Клиенты стали сторожами его темницы, из которой нельзя было сбежать даже на пару дней.

Он несвободен.

С его окровавленных губ сорвался презрительный смешок. Этого они, конечно же, не могли знать! В их кругах он был известен как человек, всегда получавший то, чего ему хотелось.

В душе шевельнулась тяга, о которой он давно успел позабыть. Мысленно он снова прошел по извилистой, обрамленной густой буковой изгородью дорожке, ведущей к большим деревянным воротам. Постучать три раза, немного подождать, постучать два раза, немного подождать, постучать в последний раз – и тогда открывались ворота к счастью. Штробель схватился руками за горло, задыхаясь от нахлынувших чувств.

Интересно, там все по-прежнему? В письме говорилось, что перестройка идет полным ходом. Упоминались и другие кредиторы. Интересно, участвует ли в этом кто-то из его знакомых?

«Однако какая разница? Этот вопрос не должен занимать меня», – приказал он себе. Конечно, у него имелись необходимые средства – в них он никогда не испытывал недостатка! Но разве можно бросить на произвол судьбы свой магазин, рискуя потерять клиентов, которые перебегут к конкурентам?

Что-то теплое капнуло на руку. Штробель удивленно посмотрел вниз. Кровь. Он прикусил губу так сильно, что кровь хлынула ручьем.

Мужчина быстрым шагом направился в ванную, промокнул губы полотенцем, затем взял в руки расческу, но, вместо того чтобы провести ею по волосам, уложенным в аккуратную прическу, он вдруг застыл.

Интересно, о каких планах идет речь?

Лично он не мог представить себе ничего, что могло бы превзойти былое. С другой стороны, от них можно ожидать чего угодно…

Торговец судорожно сглотнул, осознав, что ради визита в Б. готов сейчас на все что угодно.

19

– Поверить не могу! – Голос Иоганны срывался. – Миска яблок и доброе слово! – Она покачала головой. – «Работа в моей мастерской – главный подарок для вас в этом году!» – передразнила она Вильгельма Хаймера. – Наверное, это мы должны были что-то подарить ему, только из чувства благодарности!

– Но ведь нам действительно повезло, что у нас есть работа и хоть какие-то деньги!

Иоганна покосилась на Мари.

– Теперь ты затянула ту же песню, что и Гризельда, она только и говорит, что о благодарности! Я вас не понимаю! – Она стукнула кулаком по столу. – Нельзя считать, будто Хаймер дает нам что-то просто так! Он получает от нас кое-что взамен: наш труд и наше время. И все это за жалкие гроши! – презрительно фыркнула она. – На одних только мисках с овощами, эскиз для которых придумала Мари, он просто озолотился. И ему не пришло в голову подарить нам на Рождество какую-то мелочь?

Был сочельник, шесть часов. Церковные колокола звали на вечернюю службу, и вообще-то им пора было надевать пальто и идти в церковь. Но с тех пор, как они вернулись домой с работы час назад, ни одна из сестер не встала из-за стола. Горела только одна свеча, они не топили камин, не зажгли лампы. Веселое Рождество!

– Миска яблок. На троих.

– Сколько раз ты собираешься это повторять? – с кислым видом поинтересовалась Рут. – Он наш работодатель, вот и все. Он не обязан дарить нам подарки на Рождество или любой другой праздник.

– Если это так, то почему ты злишься? – спросила Мари.

Рут вскинулась:

– Ах, да мне просто надоело слушать вечное нытье Иоганны!

– Может быть, она злится потому, что ее поклонник оказался таким же скрягой, как и его отец! – неожиданно резко заявила Иоганна. – Миленькую семейку ты выбрала!

– В отношении своей семьи Хаймер совсем не жадный, видела бы ты, сколько всего старик накупил для Евы! Мы… в конце концов, мы ему чужие. Но от Томаса я кое-что получила, и очень даже красивое! – Рут показала сестре язык.

– А где этот подарок? Почему ты нам не показываешь? – вызывающим тоном поинтересовалась Иоганна.

Мари переводила взгляд с одной сестры на другую.

– Неужели вам обязательно ругаться? В конце концов, сегодня Рождество. Если Рут не желает показывать свой подарок, что ж… – она развела руками, – ничего страшного в этом нет! Я прекрасно понимаю, что тебе не хочется этим делиться.

Иоганна пристыженно уставилась на столешницу: сестра права. Она вздохнула. Все это из-за разочарования.

– Извини меня, – тихо сказала Иоганна, потянувшись к руке Рут.

– Оставь меня в покое! – Рут отдернула руку и вдруг громко всхлипнула.

– Что случилось? Рут, ради бога, я ничего плохого не хотела сказать!

Иоганна с тревогой смотрела на плачущую сестру. «Счастливое Рождество, – подумалось ей. – Хоть бы Петер зашел, что ли».

– Это… не имеет никакого отношения ни к тебе, ни к Хаймерам, – всхлипнула Рут.

Иоганна и Мари переглянулись, им вдруг показалось, что они понимают, почему плачет Рут. Первое Рождество без Йооста.

– Я тоже скучаю по отцу, – прошептала Мари. – Так, что у меня иногда болит в груди.

Рут поглядела на них из-под мокрых от слез ресниц. В полутьме она подошла к своей сумке, достала из нее что-то, а затем поставила на стол.

– Моя миска! – воскликнула Мари. – Как она сюда попала? Какое отношение она имеет к отцу… – И тут же недоверчиво спросила: – Это рождественский подарок Томаса?

На миг в кухне повисла мертвая тишина.

Рут кивнула, снова закрыв лицо руками.

– Красиво, правда? – сказала она и фыркнула.

Прошло мгновение, прежде чем сестры поняли, что Рут не плачет, а смеется.

Смех ее оказался заразительным – истеричным, неконтролируемым и освежающим. Они смеялись, пока не почувствовали на губах соленый привкус слез. И только совсем запыхавшись, девушки умолкли.

Рут повертела миску в руках.

– Он шепчет мне на ухо одно признание в любви за другим, а потом дарит мне вещь, каких в мастерской сотни! «Тебе наверняка будет особенно приятно, потому что ее раскрашивала твоя сестра», – передразнила она Томаса. – Я даже не знала, что сказать. Нет, мне нравится, как ты рисуешь, пойми меня правильно, – произнесла она, обращаясь к Мари. Та только рукой махнула. – Просто… почему-то я ожидала большего. Подарка только для меня. Так сказать, в знак его любви. – Казалось, Рут вот-вот снова расплачется. – Он ведь так и не понял, почему я не сошла с ума от радости! Когда мы прощались, он даже немного обижался из-за этого.

– Мужчины! – пренебрежительно фыркнула Иоганна.

И как Рут сама не видит, что этот тупой чурбан не для нее? Что у него нет ничего общего с тем принцем, о котором она прежде мечтала?

Мари сухо добавила:

– Особенно Хаймеры!

И, поскольку плакать им не хотелось, сестры опять принялись хохотать, пока у них не разболелись животы.