Лотар-Гюнтер Буххайм - Крепость

• Название: Крепость
• Автор: Лотар-Гюнтер Буххайм
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1997

---

- Значит, ты думаешь так: Только тот может делать выводы, кто имеет необходимое понимание на основании своей занимаемой должности?

- Да.

- И если простой солдат, незадолго до того, как такой вот проницательный армейский мыслитель решится на капитуляцию, переметнется к врагу, потому что такая проницательность осенила его немного ранее, то такое не приемлемо, и этот перебежчик, если его поймают, станет покойником.

Старик крепко сплетает пальцы рук и театрально закатывает глаза, устремив взгляд в потолок, что, пожалуй, должно выражать его полную безнадегу о таких узколобиках.

- Хотел бы я знать, как ты считаешь следует поддерживать дисциплину в подразделении, – наконец, подчеркнуто спокойно, говорит Старик. – Интересно было бы ознакомиться и с твоим рецептом на все случаи жизни. Судя по всему, тебе по плечу решать такие неразрешимые задачи.

- Во всяком случае, не такую, как провозглашенный тобой моральный облик: Если твой законный глава государства превращает жизнь в безумие, если происходит злоупотребление властью – тогда твои традиционные прусские правила не могут более иметь значение. Признай, они слишком просты... Но это именно та простота, что помогает всем так чудесно выпутываться из затруднительного положения – из морального в первую очередь, – вот что я имею в виду … – и затем упрямо продолжаю: – При условии, что это вообще возможно.

- Тебе следовало бы стать исследователем душ, пси-хо-ло-гом, – говорит Старик в растяжку, – По-видимому, ты всегда думаешь только о людях своего склада – интеллигентах в тапочках. В Военно-морском Флоте царит, слава Богу, ясная обстановка.

- Когда в бой посылают совершенно неопытных командиров, например...

- Это – твое мнение! – перебивает меня Старик резко и грубо. Но я смог отчетливо почувствовать, что его бастионы имеют давние глубокие трещины.

Дни снова потекли ровно. Сенсации каждый день – это уж слишком.

Мне следовало бы, наконец, сходить когда-нибудь к бассейну, лечь там, на солнышке, и попробовать хоть разок, проплыть под маскировочными сетями несколько кругов. Вместо этого сижу в своей нагретой солнцем каморке, словно наседка, высиживающая яйца, а передо мной на столе мой блокнот.

Странно: образ Симоны больше не является передо мной так, каким был раньше, и если я все-таки пытаюсь вызывать его, остается бледным и неясным: Я вижу Симону, словно покрытую колеблющейся дымкой – то отчетливее, то затем снова почти совершенно размытой. Неужели наступит момент, когда я совершенно забуду Симону?

Выясняется, что ручное огнестрельное оружие, и прежде всего, автоматы, отсутствует. Я уже не раз удивлялся пукалкам у часовых внизу в порту: экзотические модели вместо боевых карабинов. Как я слышал, к ним даже боеприпасы подходят только в редких случаях.

Радуюсь, что своевременно побеспокоился о выделении мне автомата. С этим автоматом и пистолетом Вальтера кажусь себе вооруженным до зубов. Но я должен однажды попробовать, смогу ли быстро разобрать и собрать их снова, не глядя или в темноте. И одновременно спрашиваю себя: На кой черт мне это надо? Только не по собственной воле! У меня на всех курсах было обыкновением основательно портить отношения с оружием.

Многие штабники во флотилии, все эти штабные крысы, которые в течение долгих лет сами сделали себя на этом этапе службы важными и значимыми, теперь готовятся нюхнуть пороху. Теперь им не удастся ни убежать, ни воспользоваться своими связями. Запасные выходы забиты наглухо. Даже господа интенданты и всякие прочие серебропогонники, которыми кишит Брест, находятся в Bredouille . И это чувствуется во всем.

Все проблемы наваливаются как-то разом. Такое ощущение, будто сильный ветер разжег скрытый тлеющий огонь. Неотложные решения не дают Старику расслабиться: создать поле обстрела, усилить внешние караулы, отбуксировать подлодку-ловушку воздушных целей из расщелины и проверить стоящую на приколе подлодку, возможно ли ее отремонтировать в установленные сроки...

Разыскивая зампотылу, вижу бойцов трудящихся над вещмешками моряков. Узнаю зампотылу: поддерживает дисциплину!

- Ботсмаат! – окликаю человека, который в этот момент затягивает один вещмешок.

- Слушаю, господин лейтенант?

- Экипажу какой лодки принадлежат все эти вещмешки? – интересуюсь у него и делаю короткое движение рукой в направлении груды вещмешков.

- U-810, господин лейтенант. Господина капитан-лейтенанта Айзенманна, – отвечает ботсмаат. – Никто не спасся, господин лейтенант!

Один за другим... Никто не прошел.

- И что теперь будет с этими вещмешками?

- Ничего, господин лейтенант: Они остаются здесь. Мы должны сложить их. И больше ничего.

- Но почему вы их еще и обыскиваете?

- Это приказ, господин лейтенант. Приказ зампотылу!

Пока осматриваюсь, подходит зампотылу и сразу же начинает объяснять:

- Мы еще, в целом, не завершили четыре лодки. Всего около двухсот вещмешков, приблизительно.

- Янки заявились слишком рано, – говорю с иронией, – не слишком-то предупредительны эти ковбои.

Однако зампотылу не понял иронии: В ответ зарабатываю лишь ожесточенный взгляд.

- В конце концов, мы же не можем просто все сжечь! – выкрикивает мне в лицо зампотылу.

- Вероятно, янки это сделают быстрее, – отвечаю резко.

- Это будет уже другое, – отвечает зампотылу совершенно серьезно. – Это было бы следствие войны! Но у меня есть восемьдесят еще не прибывших для отправки вещмешков и потому вообще еще не ликвидированных. Приблизительно двести всего, как я уже сказал.

Думаю: Если он еще раз скажет «ликвидированных», у меня сдадут нервы.

- Кстати, Вы могли бы оказаться полезным, – теперь зампотылу говорит с хитринкой, – Ведь при досмотре вещей, безусловно, должен находиться офицер. Это слишком щекотливая тема для людей, и мы не можем оставить их одних...

Пока я тупо молчу, зампотылу продолжает:

- Сейчас мы должны отобрать лишь то, что принадлежит флотилии. Все форменное обмундирование. Оно будет вычищено и снова размещено на складе. Вот смотрите, эти рукописные записи будут размножены на пишущей машинке. Один экземпляр пойдет в архив по наследственным делам, один останется здесь. У женатых требуется особая осторожность. Там следует убрать все, что могло бы указывать на внебрачные связи. С письмами тоже не так все просто. Ведь кто может знать наверняка – прекрасная Элеонора кузина или что-нибудь еще? Люди невероятно легкомысленны... То, что уйдет отсюда, безусловно, должно быть абсолютно чистым.

Зампотылу смотрит на меня взглядом полным надежды. Я словно стал меньше ростом от стыда, с которым все это выслушиваю, и молча принимаю.

Стоя вот так перед этим пространством с вещмешками, хочу влепить себе пощечину: Я даже кивал, и это могло быть воспринято зампотылу как согласие с его идиотским манерничаньем.

Кипя от ярости, спускаюсь по Rue de Siam. Перед пока еще существующими витринами либо опущены жалюзи, либо закрыты ставни. Мебельный магазинчик открыт, но кто нуждается сегодня в мебели?

Навстречу мне идет группа моряков. В брюках «единообразных» и этих дурацких пилотках на головах они напоминают карикатурные персонажи. И вскоре проходят мимо меня, приветствуя, с поднятыми, словно в благословлении, руками. Затем появляются гражданские, по виду которых понимаешь их предназначения: какой-нибудь персонал верфи, может быть, доверенные лица фирм, работающих на ОТ ; несколько девушек в форме – военнослужащие вспомогательной службы ВМС. Как шикарно они выступали раньше, и какой же испуганный вид у них сейчас.

Но где же форма СС ? Ни одного мудака с двойной серебряной руной в петлицах не видно. Неужто они все уже напялили гражданское шмотье?

Почти автоматически забредаю в Арсенал. Как всегда, наслаждаюсь богатым тоном ржавчины, покрывающим металлоконструкции смелых, изогнутых и рифленых форм, массивностью кабельных барабанов и орудий, стоящих на своих тумбовых поворотных лафетах и смотрящих на пирс.… В наступающих сумерках, формы мощных блоков принимают причудливые очертания, проступает мелкозернистая структура на больших поверхностях, а цвета становятся более интенсивными, чем в ярком свете дня.

Медленно подкрадывается вечер. Рабочий шум уже смолк.

От воды поднимается туман. Он так легок, что не может задушить желтые огни, а делает их даже ярче. Мои шаги звенят одиноко и слишком громко. Притом, что у меня уже давно нет подковок на каблуках. Вот бы сейчас грохот стоял!

Где-то стучит одинокий ставень. Кроме этого слышу глухое громыхание, в котором безуспешно пытаюсь найти хоть какой-то смысл. От этого необъяснимого шума я даже съеживаюсь. Что же это: Кто же там так тяжело ступает? Не подкрадываются ли там, чтобы схватить меня? Напрягаю слух и очень медленно поворачиваю голову слева направо. Но все, что я улавливаю в этих шумах, является лишь повторяющимися с почти регулярными интервалами ахами и стонами. Где-то трется древесина по кранцам: движение воды переводится в звук.