Лотар-Гюнтер Буххайм - Крепость

• Название: Крепость
• Автор: Лотар-Гюнтер Буххайм
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1997

---

Или: В углу командира то и дело мелькает Старик и почесывает бороду, но Старика здесь подавно быть не может. А там, где должен был сидеть шишка-серебрянопогонник с проблемами сердца, время от времени возникает Бисмарк. Только если напрягаю глаза, я могу опять заставить исчезнуть мясистое красное лицо.

Таким вот образом идет этот танец: Еще немного – и я двинусь умом.

А там за столом уже вновь сидит этот чертов Бисмарк, напоминая неуклюжий мешок! Но на этот раз я освобождаю себя от оптического обмана несколькими быстрыми взмахами век. Наверное, вся путаница возникает в моей голове только от этого дьявольского тумана, который все еще не исчез. Я вижу фантомы порожденные туманом! И сколько бы сильно не хлопал веками, не могу прогнать туман прочь. Даже если тереть глаза рукой, ничего не меняется...

Знаю, знаю: Я должен занять чем-то мои серые клетки, принудить их силой производить нормальные мысли. От серых клеток не будет никакого толка, если они не работают.

Напряженно повторяю детские считалочки, и когда они заканчиваются, пробую вспоминать тексты песен: «Вечерняя заря – я у фонаря». Да, так пойдет: «В дымке вечерняя заря, И я опять у фонаря...»

Только здесь нет никакого фонаря. Мы не взяли предписанные для судоходства фонари: красный для бакборта, зеленый для правого борта. Вроде бы имеются флажки для ночного прохождения кораблей, но я совершенно в них не разбираюсь. Надо бы напрячь мозги. Но при таком напряжении испытываю мучительную боль.

Черт! Наконец до меня дошло, что происходит с моим мозгом: Мы все, на самом деле, впали в наркотический сон, не заметив этого.

Выхлопные газы дизеля! Вот от вдыхания выхлопных газов дизеля мы и впали в полубессознательное состояние. А теперь в голове повторяется, как на заезженной грампластинке, глупый стишок: «Линейный корабль, линейный корабль – это корабль, что идет по линии» .

Внезапно до меня доходит, что дизели снова остановлены. Прислушиваемся? Но что означают все эти громкие крики вдоль всей лодки? Новые печальные вести из дизельного отсека?

Быстро направляюсь в ЦП и узнаю: неприятность с поплавковым клапаном шноркеля: Его заклинило. Слышу, что из мачты шноркеля необходимо удалить воду. Затем должны попытаться открыть клапан выравнивания давления.

Здорово! Хоть какое-то разнообразие...

Через полчаса докладывают: «Все ладно!» Поплавок освободился, но, очевидно, не это является причиной криков. Выяснилась, что сальники в головном и приемном клапанах должны быть уплотнены.

Сальники! Слово, которое раньше меня сильно удивляло. Теперь, однако, оно уже твердо сидит в ушах: Речь постоянно идет об этих проклятых сальниках!

Командир снова ведет себя по отношению к вахтенному инженеру так, как будто это повреждение на его совести. Он безостановочно покрикивает на него:

- Сколько времени теперь это будет продолжается?

Но инжмеха не так-то просто вывести из себя, и он отвечает подчеркнуто спокойно:

- Это потребует некоторое время – тонкая работа.

Напряжение, которое возникает при этом между командиром и инжмехом, так сильно, что я буквально физически ощущаю его. Но, к моему удивлению, командир не принимает никакого решения. Он поступает так, как будто еще только должен обдумать его, и возвращается к пульту с картами.

Могу заблуждаться, но в моих глазах командир выглядит от ярости еще бледнее, чем раньше.

Спустя несколько минут почти сталкиваюсь с инжмехом, когда он проходит по жилому отсеку в корму. Он, очевидно, не ожидал увидеть меня, поскольку говорит мне так, словно прося у меня прощения:

- Все чертовски сложно! Не слишком зажато, не слишком свободно, не перекошено – но вода проходит через сальники. Пока, так сказать, не выяснили причину...

- И что теперь?

- В таких обстоятельствах мы, в любом случае, не можем двигаться дальше под РДП...

- Это значит: на 40 метров уйти и ремонтироваться?

- Точно!

- Прямо сейчас?

- Скоро!

Тащусь на койку и думаю: снова ждать...

Не знаю, сколько прошло времени, когда замечаю, что инжмех проходит через отсек.

- Все в порядке! – сообщает он, протискиваясь мимо моей койки.

- Почему Вы меня не предупредили?

- Потому что Вы только мешали бы нам. Кто спит, не грешит – так скажем!

Я пребываю в состоянии какого-то равнодушия к происходящему. Я уже пару раз имел, правда, чувство нахождения в полубытии, но теперь мой мозг, кажется, снова функционирует: Уже самый маленький шум может ввести меня в тревожное состояние, а мои уши стали максимально восприимчивыми слуховыми аппаратами. Они беспрерывно ищут во всех шумах чужие шумы – хуже того: Я слушаю сквозь стальную стену нашего прочного корпуса окружающее лодку пространство, и одновременно слушаю все, что звучит в лодке, безразлично, двигатель ли это или произнесенное слово. Я воспринимаю все. Когда дизель-моторы остановлены, я все еще слышу в борту самые малые поскребывания и потрескивания.

Имеются шумы, которые действуют мне на нервы, хотя принадлежат нормальному режиму работы: Например, турбонасосы. Их высоко звенящие зуммеры совершенно достали меня. Также и дифферентовочный насос, он звучит так, словно на лодке кружит рой разозленных пчел. Раньше я вовсе его не слышал. Но теперь другие условия...

Кок доложил, что сварил рисовую молочную кашу. Уже одна только мысль об этой жрачке для беременных сжимает мне живот. У меня нет желания, хотя бы кусочек кекса или шоколада отведать – не говоря уже о рисовой молочной каше! Возможно, правда, она хороша для наших многострадальных внутренностей. И все же моя антипатия безгранична: Меня достаточно напичкали бурдой из такой каши в больнице Имменштада. Это была странная форма принудительного помещения в больницу: Для дядюшек от медицины я был сенсационно активным бактерионосителем паратифа. Я, должно быть, вырабатывал в себе такое огромное количество бактерий и распространял их повсюду, что этого количества совершенно хватило бы для всей Великой Германии. Самое смешное было то, что при этом я сам не имел даже самых незначительных жалоб. Но совершенно здоровым был помещен на 6 недель в больницу – такого еще не было. Намерение этих светил было ясно: Пустыми баварскими мучными изделиями и рисовой молочной кашей они хотели довести паратифозные бактерии до самоубийства.

А, может быть, несколько ложек риса принесли бы пользу моим кишкам? Как давно я ничего не ел?

Что-то трещит на плитках пола. Затем слышу как кто-то, проходящий мимо по пути в корму, чуть не в мою голову ругается:

- Господи! Ну и вонища же здесь!

Тут же получает ответ:

- Открой все окна, если не нравится. Впусти сквознячок и солнца свет!

И затем еще:

- Был бы ты пехотинцем, всегда был бы на свежем, чистом ирландском воздухе.

Тут же присоединяется другой голос:

- Но там пришлось бы ножками топать, а здесь едешь и всего пара шагов до рабочего места – классно!

И вновь замечаю, как все же хорошо функционирует мой защитный механизм: Я больше не чувствую невыносимого смрада.

Хотя и съел всего несколько кусочков, уже скоро после еды мне снова представляется крыса, копошащаяся в моих внутренностях. Стоит сделать самое незначительное движение, как она тут же запускает в меня свои зубы. Внезапно это изуверское, приводящее к мучительной смерти пленников, южноамериканское изобретение приходит мне на ум: Там жертве и в самом деле запускают крысу во внутренности. Подыхающий с голоду экземпляр помещают в старую консервную банку, и эту банку прижимают открытой стороной к заду скованного в скрюченном состоянии правонарушителя, а затем в пробитое в днище банки отверстие вводится раскаленная проволока. От этого крыса приходит в ярость и, спасаясь от смерти, прогрызает себе в темном анальном отверстии несчастного ход внутрь и далее по прямой кишке вверх, и там оказывается в узости, и в новой панике кусаясь, рвется далее, до тех пор, пока не погибнет нарушитель и крыса вместе с ним.

Южноамериканские революционные обычаи! Напротив, у нас здесь дела идут довольно хорошо – сравнительно. Старая истина гласит: Тот, кто может приспособиться, имеет больше шансов выжить.

Инжмех пугает меня, когда он, в то время как я делаю, сидя на моей откидной табуретке, нескольких заметок, внезапно обращается ко мне:

- Лучше медленно, но верно. Мы хотели добавить еще один зуб, но мачта шноркеля стала бы тогда вибрировать, а это чертовски неприятно. Производить такой шум и рискованно: Мачта может просто переломиться.

Киваю в ответ и изображаю понимание. Да, не стоит рисковать!

- Лучше медленно, но верно, – повторяет он.

- «Верно» – это хорошо! – вырывается у меня. – Раньше я представил себе под словом «верно» кое-что иное...

Тут инжмех взрывается хохотом, сквозь который слышу: