Егор Холмогоров - Реванш русской истории

• Название: Реванш русской истории
• Автор: Егор Холмогоров
• Жанр: Политика
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-8041-0826-8

В новую книгу известного публициста и идеолога русского национализма Егора Холмогорова вошли его работы, отражающие события Русской Весны, войны в Донбассе и в Сирии, глобального политического кризиса между Россией и США и не только между ними, который не закончен и по сей день. Вместо «конца истории», утонувшей в розовом либеральном болоте, как предсказывали американские философы и пропагандисты, история перезапустилась в невероятном темпе – за полтора года мы видели перемены, которые

в иные эпохи занимали десятилетия и столетия. И то ли еще будет!

Автор в своей публицистике не только стремился осмыслить меняющуюся прямо на наших глазах историю, но и, порой, пытался предсказывать ее зигзаги, вмешаться в нее, изменить ее течение по мере своих сил.

Насколько это ему удалось – судить читателю, но можно с уверенностью сказать одно: тот, кто возьмет в руки эту книгу, сможет не только вновь пережить самые важные исторические события прошедшего года, но и, вместе с автором, глубже понять их смысл, представить, что ждет Россию в ближайшем будущем, повлиять на свою судьбу и судьбу страны.

Как говорил сам Егор Холмогоров о своем творчестве: «Я не писатель и не историограф. Я публицист. Это значит – солдат. Моё оружие – слово. И это слово в процессе борьбы гораздо нужнее, чем по её окончании. Сейчас эта книга может что-то изменить, кому-то помочь, кого-то переубедить, кого-то спасти. Потом это будут слова минувших дней. Поэтому я выпускаю эту книгу сейчас, на переломе событий».

---

Достаточно посмотреть на крепость Славянск, на нечеловеческую эффективность закрепившихся там партизан, которых западные журналисты описывают как «русских православных фундаменталистов», чтобы понять как властна подлинная идея и насколько жалки по сравнению с нею пляски украинских националистов.

В-третьих, пример Муравьева и Каткова показывает, что рецепт несокрушимости России – в союзе национальной государственной бюрократии и национального гражданского общества. Там, где у государственных деятелей нет национальной составляющей, – настроения русского общества оказываются лишь еще одним из голосов критического концерта оппозиции.

И напротив, без поддержки (именно поддержки, а не медийной симуляции) национального общественного мнения, прессы, интеллигенции национальная бюрократия быстро падет в неравном бою с космополитической, имеющей своим тылом весь Запад. Бюрократию, опирающуюся не на национальное начало, а на «как бы чего не вышло», просто сомнут.

Деятельность Муравьева, старого, уже умиравшего человека, инвалида – тяжело раненного в Бородинском сражении, продолжалась всего два года (1863–1865). Ее плодами Россия пользуется уже полтора столетия. Целые сектора нашей стратегической обороны возникли благодаря его усилиям.

И тем обиднее, что народу его имя сейчас неизвестно, интеллигентный обыватель судит о нем по клевете Герцена и нигилистов, нет ни памятников, ни глав в учебниках – там, где должны быть, особенно для наших чиновников, целые уроки.

30 апреля 2014

Смерть героям, или о природе фашизма

За последние десятилетия наша интеллектуальная среда пережила волны реабилитации фашизма. Под фашизмом, уточню сразу, я имею в виду не конкретное политическое движение в Италии, созданное Муссолини, а весь спектр идейно близких ультраправых движений в Европе 1920-1940-х годов, выступавших единым фронтом в единой коалиции в годы Второй мировой войны.

Тут вместе и рядом и германский национал-социализм Гитлера, и фалангизм в Испании, и британский фашизм Мосли, и вишистский монархизм Морраса, и многие другие течения.

Консервативная мысль в России, начиная с 1990-х годов, проявляла к ним известный интерес – кого-то привлекал консервативно-революционный дух, кого-то – бескомпромиссный национализм, кого-то – радикальная эстетика, кого-то – противостояние как утомившему нас коммунизму, так и западным либеральным демократиям.

Так или иначе, одно время неофашистская мода казалась почти мейнстримом. Всё, что ненавидел постсоветский человек в своем бытии, отождествлялось с тем, с чем боролись фашисты, и, как результат, то тут, то там можно было услышать о том, что Гитлер кое в чем был прав и, если бы не нападение на СССР и не «эксцессы с евреями», это был бы, пожалуй, неплохой парень.

Многим уже казалось непонятно то чувство экзистенциального ужаса и отвращения, которое испытывали к фашизму сражавшиеся с ним наши старшие поколения.

Многие относили этот ужас за счет грамотной работы советской пропаганды, слепившей якобы из обычных германских захватчиков каких-то потусторонних монстров.

Одесская Хатынь поставила жестокий и страшный эксперимент, показав нам лицо фашизма как оно есть. И выяснилось, что фашизм – и в самом деле вопрос не политики, а антропологии, что экзистенциальный разрыв действительно существует и проходит поверх идеологий. Возникшее чувство отвращения к содеянному объединяет и консерватора, и либерала, и националиста, и коммуниста, и атеиста, и христианина.

И столь же пестра коалиция тех, кто поддерживает ту сторону, – тех, кого не коробит от вида тел сожженных людей, кого не возмущают шуточки про «колорадский шашлык», кому не зазорно передавать ложь украинских пропагандистов о том, что «сепаратисты сами себя сожгли», называя ее «объективной версией».

Выбор «свой-чужой» делается не в сфере идеологии, а в исповедуемой философии жизни.

Я постараюсь объяснить, что такое фашизм, в той степени, в которой сам это понимаю. И, может быть, в одесской трагедии многое встанет на свои места.

Человек – существо, остро переживающее свою неполноценность и стремящееся её устранить.

Как отмечал великий русский философ Несмелов, всё наше существование задается противоречием между нашей физической природой – слабой, ограниченной и тленной, и нашей духовной природой – безграничной, устремленной к знанию и могуществу.

По христианскому учению, эта двойственность связана с нашим грехопадением: каждый человек ощущает в себе природу и силы первозданного Адама, но наша практическая жизнь – это ежеминутное подтверждение нашего ничтожества и слабости. Всё человеческое общество, вся человеческая культура, вся человеческая деятельность – это способы разными способами заполнить разрыв между нашим царским призванием и актуальным ничтожеством. Кто-то в молитве призывает божественное восполнение нашей немощи, кто-то надеется овладеть силами магии, кто-то создает хитроумные машины, расширяющие возможности человека, кто-то совершает подвиг, доказывая, что немощь плоти не накладывает оков на силы его духа.

Сущность фашизма как философии жизни в том, что в ней один человек утверждает собственную онтологическую полноценность, полноту своего бытия, свой статус истинного человека за счет унижения, порабощения, уничтожения другого человека.

«Я убиваю и я унижаю, следовательно, я существую». Я могу бессмысленно и бесцельно мучить другого, следовательно, я высшее существо и человек вполне. Гений Достоевского с его великим вопросом «Тварь я дрожащая, или право имею?» предугадал этот жизненный центр этой фашистской философии.

Но ответ писателя в образе Раскольникова мог породить иллюзию, что практическое воплощение этого принципа невозможно, так как будет сокрушено силами человеческой совести.

Нет смысла прибегать к передаваемой Раушнингом сомнительной цитате из Гитлера о «грязной химере, именуемой совестью», чтобы признать, что сущность фашизма как социальной технологии состояла именно в снятии совести и прочих ограничителей стремления к господству, с тем чтобы создать касту господ, возвышающуюся над кастой рабов, орден убийц, безжалостно утверждающий свое право смерти и страдания над убиваемыми.

Здесь работают также инструменты коллективного сплачивания «господ» в противостоянии низшим – национального, классового, партийного.

Здесь работает и специфический героический миф – фашистский культ героя очень развит. Однако он весьма специфичен – это не культ героя, нисходящего к людям, отирающего слезы, утоляющего боль, прикрывающего их своей грудью.

Это культ героя с презрением к смерти и толпе идущего по голова и трупам, способного, не дрогнув ни жилкой, убивать и умирать.

Характерно в этом смысле обращение фашизма к историческому образцу Древней Спарты.

Спартанский опыт может быть прочитан двояко. Либо через образ Леонида и его 300 воинов (говорят, сейчас в Славянске появился плакат «300 стрелковцев»), образ жертвы собой ради отечества, воспитания могучего воина, скованного самодисциплиной и одушевленного патриотическим духом.

Но может быть спартанский опыт прочитан и через практику криптий, через жестокое господство над илотами, через тайные убийства и атмосферу безграничного террора и насилия. И тогда подготовка идеального воина оказывается нужной исключительно для того, чтобы порабощать, унижать и убивать.

Между этими двумя гранями спартанского опыта – идеальный воин и идеальный господин-рабовладелец – большинство европейских народов выбрало первую. Фашизм выбрал вторую. Он привлекал и привлекает молодых людей героической риторикой, обещанием воспитать бескомпромиссность и силу духа, выработать из слабого слишком человека подлинного сверхчеловека.

Однако высшим актом самореализации этого сверхчеловечества оказывается убийство беззащитного, безоружного и слабого, сопровождаемое истязаниями и издевательствами. Такое убийство ставится фашистом гораздо выше, чем убийство врага в честном бою.

Победитель доказывает только то, что он – хороший воин. Каратель утверждает себя как господин.

Именно эта антропология и философия жизни фашизма оттолкнули от него большинство здравомыслящих людей Европы и мира в годы Второй мировой – ни национализм, ни империализм, ни милитаризм, ни сам по себе антисемитизм Гитлера не имели бы такого эффекта, не подняли бы такой волны отвращения и гнева, как садистская самоупоенность нацистских карателей.

Именно ответ на вопрос, кто такой человек – существо страдающее и борющееся или же мучащее и подавляющее – разделил фашизм и антифашизм поверх идеологических барьеров.

Сегодня на Украине мы видим возрождение фашизма в его антропологическом ядре. Мы видим субтильных юношей и девушек, ощутивших свой сверхчеловеческий статус, вдыхая запах сожженной плоти замученных ими в Одессе людей.