Сборник - Трава была зеленее, или Писатели о своем детстве

• Название: Трава была зеленее, или Писатели о своем детстве
• Автор: Сборник
• Жанр: Современная проза
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-699-90808-8

Серия «Перемены к лучшему» – это сборники реальных позитивных историй из жизни современных писателей.

В этой книге – невыдуманные истории, написанные Диной Рубиной, Андреем Битовым, Дмитрием Емцом, Юрием Поляковым, Павлом Санаевым, Александром Снегиревым, Марией Метлицкой и другими писателями. Они о той прекрасной поре, когда деревья были большими, трава – зеленее, вода мокрее, а многие проблемы таяли, как снег под солнцем.

Сборник носит благотворительный характер и призван обратить внимание на проблемы детей в современном мире, помочь сиротам и отказникам.

---

Справа, на уровне моего розового ушка, из крана капнула вода. Из умывальника с жужжанием поднялось несколько жирных мух. Я нерешительно потоптался и нервно вытер вспотевшие ладошки о новенькие голубые штаны-бананы. Штаны мне сшила молодая модница Вера И., дочка другой маминой подруги. Усачи повернули недружелюбные носы в мою сторону, этот джентльменский клуб явно не хотел меня принимать. Сглотнув, я попятился и вышел на свет и сказал маме, что все прошло благополучно.

Спустя многие годы я с нежностью вспоминаю то детское путешествие. Когда заходит речь об Азербайджане, я рассказываю о форели в забетонированном пруду, о Девичьей башне, о пустыне, ресторане «Гелюстан» и о «Капитанской дочке».

Валя Н. умерла несколькими годами позже от рака, хотя поговаривали, что от СПИДа. Жажда любви, которой она была лишена на родине, вылилась в многочисленные связи в заграничных поездках, ставших тогда доступными.

Модница Вера И., сшившая мне штаны-бананы, погибла в автокатастрофе, впервые сев за руль нового автомобиля. А штаны-бананы отдали носить какому-то другому мальчику, когда я из них вырос.

Владимир Сотников

Малыш

Нет для меня ничего более волнующего, чем найти в своих воспоминаниях невидимую раньше закладку времени и ту страницу, после которой жизнь если не изменилась, то стала такой, как есть, с обретенными чувствами.

Детство наполнено такими страницами, и вот одна из них.

Я был тогда ребенком, мой дедушка – стариком, но были мы как одно целое, как одно существо, как один человек, разнесенный по краям своей жизни и глядящий с удивлением и радостью на себя же, но в другом возрасте.

Каждый летний день дедушка ждал меня на своей скамейке в большом яблоневом саду, который тянулся за его домом до самой школы, где он проработал всю жизнь директором и куда мне предстояло пойти той осенью в первый класс.

Мой дом стоял на другом конце деревни, я шел по улице и думал, что эта дорога не только передо мной, но и в дедушкином ожидании – он знает обо мне, идущем. Я говорил ему об этом, и он сразу расцветал улыбкой, так ему нравились мои слова. Целый день мы проводили вместе – работали в саду, гуляли, обедали и все время беседовали, как взрослые.

Только вечером, после ужина, я уходил домой. На прощание, провожая меня, дедушка обязательно говорил что-то интересное или спрашивал о чем-нибудь, словно давая задание подумать об этом по дороге.

– А почему звезды мерцают? Как ты думаешь?

Я удивлялся: это кто у кого спрашивает? Кто был директором школы? Но, подчиняясь правилам игры в умного ребенка, находил быстрый ответ:

– Это они посылают нам сигналы. Что-то рассказывают.

Дедушка хвалил меня за эту догадку и объяснял, что эти сигналы шли к нам целую вечность – столько же, сколько существует Земля.

– Вот наконец и узнаем, для чего мы появились! – сказал я слова, которые помню до сих пор, потому что помню выражение лица дедушки при этом.

Наверное, после этого он и подарил мне открытку с ракетой, летящей к звездам, написав на ней: «Желаю тебе стать гордостью народов нашей страны». Я стеснялся этой открытки и спрятал ее, никому не показав.

Так и шло счастливое время.

Но однажды дома, долго не засыпая, я случайно подслушал разговор родителей. Наверное, дверь была неплотно закрыта. И я узнал, что дедушка болен и скоро умрет. Мой испуг был как молчание, сковавшее меня.

Я так же приходил к дедушке, но не мог ничего придумать, что ему сказать. Слова у меня не появлялись, но и дедушка стал больше молчать.

К дедушке приехал его бывший ученик Николай, работающий лесником. Приехал на коне, большом старом Малыше. Сам Николай пропадал где-то на работе днями и целыми неделями, а мы с дедушкой гуляли с Малышом за деревней. Мы шли по одному и тому же маршруту – выходили за школой в поле, выбирали там траву погуще, пасли Малыша и возвращались потом с другой стороны улицы. Я ехал верхом рядом с дедушкой, ведущим Малыша за уздечку. Хотя можно было обойтись и безо всякой уздечки – так же, как мы обходились без седла. Я просто сидел на теплой широкой спине коня, как на печке. Малыш всегда был спокойным – я не помню, чтобы он когда-нибудь бежал. Только шел. Наверное, думал при этом о чем-то своем. Иногда Малыш поворачивал голову, и я видел, как по его щеке стекает слеза. Я тревожился, что он плачет, обнимал его за шею и видел в блестящем глазу свое отражение.

И вот в один из дней дедушка пропал. Его искали все – мои родители, бабушка, но нигде не могли найти. Прошел день, наступил вечер.

Я прокрался в сарай к Малышу. Встал на перегородку, погладил его шею, надел уздечку через покорно подставленную голову. Тихонько вывел его за ворота. С лавочки забрался на него и попросил идти. Куда? Не знаю. Малыш шел медленно, но я не торопил его. Деревня и привычный для Малыша поворот дороги остались позади. Он шел и шел по бескрайнему полю куда-то вперед, и я отпустил ненужную уздечку. Подо мной покачивалось большое тело коня, и мне казалось, я еду на самой живой жизни, везущей меня куда-то. Я думал о дедушке.

Полевая дорога привела нас к дальнему кладбищу под купой деревьев. Так далеко мы с Малышом никогда раньше не приходили.

Дедушка сидел на склоне холма в высокой траве и смотрел куда-то вдаль, в другую сторону. Я спрыгнул и сел рядом. Малыш стал пастись возле нас.

– Ну вот и все, – сказал дедушка. – Вот и все.

Мы долго молчали.

И вдруг я сказал, сам не ожидая этих слов:

– Хорошим людям будет дана вторая жизнь.

Дедушка посмотрел на меня:

– Будешь меня вспоминать. Чем не жизнь?

Он поднялся, подсадил меня на Малыша, и мы пошли домой.

Дедушка умер осенью.

Сейчас у него вторая жизнь, которая началась после того, как мы с Малышом нашли его.

Я не верю мудрецам, говорящим, что все проходит. Все, что было, есть в человеке.

Валентин Постников

Миллиард пятерок

– К доске пойдет… – распахнув журнал, произнесла страшным голосом наша математичка Вера Ивановна.

«Только не я, – пронеслось у меня в голове. – Я же не выучил!»

– Постников! – почти выкрикнула на весь класс учительница.

– Чуть что, сразу Постников, – недовольно проскрипел я, вставая из-за парты. – В классе тридцать два ученика, а я должен за всех отдуваться.

– Что ты там себе бубнишь под нос? – строго спросила учительница. – Иди к доске и громко ответь, как ты решил домашнее задание.

– Иду, иду, – отозвался я, стараясь потянуть время. – Только дневник найду.

– Надеюсь, Постников, ты не забыл выучить самые большие числа? В учебнике этого нет, но информацию про эти числа вы должны были разыскать в энциклопедиях или справочниках.

– Самые большие на свете числа? – обрадовался я. – Это я и так знаю.

– Знаешь? Вот как хорошо! – обрадовалась Вера Ивановна, разглядывая мой дневник, слегка приподняв очки. – А то, Постников, у тебя двойка за прошлый урок. Вот и исправим ее.

– Ох, ну, считай, пятерка у меня в кармане. Вот уже не думал, что мне так повезет, – тихо пробурчал я сам себе под нос.

– Итак, начинай по порядку, – велела математичка. – Перечисляй самые большие числа. Я жду. Сто и тысячу даже не вспоминай, начинай сразу с огромных чисел. Самых больших, которые знаешь.

– Миллион! – сказал я и победно посмотрел на Веру Ивановну.

– Верно, – кивнула она. – Дальше?

– Миллиард!

– Верно, Постников, верно, ну, а дальше?

– Дальше? – удивился я. – А разве есть числа больше миллиарда?

– Конечно, есть, – вздохнула учительница. – Огромные числа существуют в математике, гигантские числа! Давай, вспоминай, Постников.

– Ой, что-то позабыл, – почесывая макушку, промямлил я.

– Ты просто не готовился, Постников, – сказала учительница, повертев в руках красную ручку. – Так я и думала.

– После миллиарда идет число, которое называется – биллион, – выручил меня Вадик Сорокин. – Это миллион миллионов.

– Правильно, Сорокин, – кивнула Вера Ивановна. – Ну а дальше какое число следует?

– А дальше идет – триллион! – тихо подсказала Галя Огурцова.

– Правильно, – обрадовалась учительница. – А ну-ка, напиши на доске это число, – попросила она. – И тогда поставлю тебе тройку, – пообещала Вера Ивановна.

– Я не помню, сколько у триллиона нулей, – честно признался я, потупив глаза.

– Триллион – это единица с двенадцатью нулями, – подал голос хорошист Саша Самсонов со второй парты.

– А есть число больше триллиона? – спросила учительница.

– Нет, – уверенно ответил я.

– Опять неправильно, Постников. Есть!

– Гугол! – сказал с последней парты Павлик. – Я в книге читал. Это единица со ста нулями.

– Молодец, Павлик, ставлю тебе пять, – улыбнулась строгая математичка. – Сразу видно, что много читаешь.

– Ну, гугол – это уж точно самое большое на свете число? – с надеждой спросил я. – Больше не бывает?

– Нет, – снова покачала головой учительница. – Есть, Валентин, и покрупнеее числа, чем гугол. – Так, ребята, кто из вас знает?